Выдающийся реалист - Еремин М. П.. Страница 9

Можно ли подумать, читая первую часть романа, что незаметный энский чиновник Медиокритский, покровительствуемый исправницей, через несколько лет, после целого ряда пережитых им превратностей судьбы, воспарит до великосветских сфер? Но вот в четвертой части романа мы видим Медиокритского в Петербурге, его выслушивают важные начальники, он - защитник "законных" прав своих поручителей, в самом фешенебельном ресторане Петербурга он дает почти каждую неделю обеды, на которых, может быть, присутствуют те же самые люди, что я на приемах баронессы. И все это благодаря князю Ивану, который является одной из стержневых фигур романа, связующих самые, казалось бы, отдаленные колесики огромной антинародной машины дворянского государства.

Князь Иван чувствует себя в этом обществе - и среди простоватых энских обитателей и в окружении петербургской знати - вполне непринужденно и вольготно, как рыба в воде. Это его родная среда, всегда к нему ласковая и щедрая. Его покладистость и предупредительность не только проявление светской натренированности, но и своего рода дань уважения этой самой среде.

Отношение к дворянскому обществу главного героя романа - Якова Васильевича Калиновича - гораздо сложнее.

Демократ по происхождению, он не испытывает почтения к нравам и даже законам этого общества. Особенно неприемлемо для него то, как вознаграждаются здесь подлинные человеческие достоинства и заслуги. "Более сорока лет живу я теперь на свете, - говорит он Настеньке, - и что же вижу, что выдвигается вперед: труд ли почтенный, дарованье ли блестящее, ум ли большой? Ничуть не бывало! Какая-нибудь выгодная наружность, случайность породы или, наконец, деньги".

Эта несправедливость для него тем более нестерпима, что он полон сознания своего превосходства над теми "ума не дальнего ленивцами", которых так много в дворянской среде. И на самом деле: Калинович не безвольный Бешметев, не фанфаронствующий позер вроде Эльчанинова или Шамилова. Это человек целеустремленный, энергичный, что выгодно отличает его даже от образованнейшего, утонченного, но бездеятельного Белавина. Но на что направлена его энергия? При всем своем презрении к нравам и обычаям дворянского общества он не обнаруживает никакого стремления бороться с ним.

Все его поведение и в Энске и в Петербурге убеждает прежде всего в том, что его целеустремленность крайне эгоистична. Во что бы то ни стало вырваться из безвестности в верхи, достигнуть богатства и власти - вот самые задушевные мечты Калиновича. Он написал повесть, но не ради того, чтобы отстоять какую-то дорогую для него идею, а чтобы прославиться, приобрести деньги. Как только Калинович убеждается в том, что писательство не принесет ему желаемой славы и денег, он без всякого сожаления оставляет литературное поприще. Калинович отличается от окружавших его дворян лишь тем, что умеет скрывать свои истинные намерения, цели и "идеи". Простодушный Годнев не замечает его маскировки, а князь Иван легко разгадывает Калиновича. Когда он предлагает ему жениться на Полине, он знает, что вовсе не "соблазняет" Калиновича, а только высказывает ему его собственные желания. Он знает, что новый смотритель уездного училища также считает себя "забелкой" человечества. Понадобилось немного времени, чтобы Калинович произнес свое знаменитое: "Я ваш". "Идейности" этого героя достало только на то, чтобы признаться: "Мы, однако, князь, ужасные с вами мошенники!.."

Еще в самом начале работы над романом Писемский так определил основную его мысль: "...что бы про наш век ни говорили, какие бы в нем ни были частные проявления, главное и отличительное его направление практическое: составить себе карьеру, устроить себя покомфортабельнее, обеспечить будущность свою и потомства своего - вот божки, которым поклоняются герои нашего времени, - все это даже очень недурно... Стремление к карьере производит полезное трудолюбие, из частного комфорта слагается общий комфорт и так далее, но дело в том, что человеку, идущему, не оглядываясь и не обертываясь никуда, по этому пути, приходится убивать в себе самые благородные, самые справедливые требования сердца, а потом, когда цель достигается, то всегда почти он видит, что стремился к пустякам, видит, что по всей прошедшей жизни - подлец и подлец черт знает для чего!"*. Калинович и есть этот герой времени. Писемский своими многочисленными отступлениями в "защиту" своего героя вовсе не противопоставляет его дворянству. Он лишь подчеркивает, что в судьбе Калиновича с наибольшей резкостью обнаруживается бесчеловечная мораль этого общества. Она взлелеяла в Калиновиче мечту о богатстве и комфорте. Ради осуществления этой мечты он спокойно перешагивает через труп Годнева, легко бросает пожертвовавшую для него всем Настеньку. Любовь, дружба, чувство долга и признательности - все втоптано в грязь в угоду божкам Калиновича: деньгам и славе.

______________

* А.Ф.Писемский. Письма, М.-Л., 1936, стр. 77-78.

Кажется, он достиг своей цели. "Я... отвратительнейшим образом продал себя в женитьбе, - признается он Настеньке, - и сделался миллионером. Тогда сразу горизонт прояснился и дорога всюду открылась. Господа, которые очей своих не хотели низвести до меня, очутились у моих ног!.." Но Писемский, верный своему первоначальному замыслу, в полном соответствии с правдой жизни убедительно показал, что все это куплено ценой полного опустошения личности. По силе обличения растлевающей власти денег и жажды богатства образ Калиновича перекликается с зловещей фигурой Германна из пушкинской "Пиковой дамы".

Но все это верно только для первых трех частей романа. В четвертой части романа положение резко изменяется. Перед нами, в сущности, другой образ. Писемский всячески старается убедить читателя, что комфорт и слава не конечная цель Калиновича. Они - только ступеньки на пути к осуществлению "главной цели", определившейся в его сознании, оказывается, еще на университетской скамье. Эта главная цель - проведение "бесстрастной идеи государства с возможным отпором всех домогательств, сословных и частных".

Достигнув вице-губернаторства, Калинович повел жестокую борьбу с злоупотреблениями. Губернатора Базарьева отзывают в Петербург. Идея "надклассового", внесословного государства, которую он исповедовал якобы со студенческих лет, как будто бы начала осуществляться.

Эта идея не была чужда Писемскому с самого начала его творчества. В произведениях Писемского костромского периода есть, пожалуй, единственный герой, к которому он относится без всякой иронии, - это кокинский исправник Иван Семенович Шамаев. В "Фанфароне" кокинский исправник - суровый обличитель тех самых чрезмерных сословных домогательств дворянства, против которых решил вооружиться по воле Писемского Калинович, а в "Лешем" носитель идеи "внесословного" государства, добившийся отстранения ненавистного крестьянам Егора Парменыча.

Но при всем сочувствии кокинскому исправнику Писемский не подчеркивал программности этого образа.

"Леший" и "Фанфарон", так же как и первые две части "Тысячи душ", написаны до 1855 года. Идея "внесословного" государства не имела тогда никакого подтверждения в практике управления страной.

После поражения царского правительства в крымской войне положение, как думал Писемский вместе с многими своими современниками, изменилось в корне. Широковещательные обещания Александра II отменить крепостное право и реформировать государственный аппарат он воспринял как прямое подтверждение идеи "внесословной", "просвещенной" монархии. Ему казалось, что теперь дело было только за энергичными, бескорыстными людьми, которые помогли бы правительству осуществить взятую им на себя миссию. Фигура Калиновича показалась подходящей для этой роли. В четвертой части романа, над которой Писемский работал в 1857 и начале 1858 года, мы видим уже нового Калиновича. Человек, надругавшийся над любовью самоотверженной девушки, женившийся ради денег, получивший за взятку место вице-губернатора, становится по воле автора бесстрашным борцом с общественными недугами. Именно поэтому либеральные критики в своих отзывах о "Тысяче душ" всячески расхваливали образ Калиновича. Дружинин усиленно подчеркивал "благородство" этого героя, найдя некую романтику даже в его стяжательских стремлениях*. Дудышкин желал только того, чтобы будущим последователям Калиновича было "покойнее" проходить служебное поприще**.