Тень Ворона - Бриггз Патриция. Страница 10

Циро постепенно перешел от перебора струн и аккордов к известной песне. Беззубый старик начал напевать, его голос был неустойчив из-за возраста, но тон был абсолютно точным. Один за другим старики присоединились к песне. Таер тоже вступил и полностью погрузился в исцеляющую музыку.

Они исполняли песню за песней, лишь однажды наступила небольшая пауза, когда один из певцов напел Циро мотив, который он слышал очень-очень давно. У него была память на музыку такая же, как у деда Таера.

Впервые Таер был счастлив, что он дома.

– Малыш, – попросил Циро, – спой со мной «Холмы дома».

Таер усмехнулся такой фамильярности. Ничто не соответствовало ему больше, чем это обращение, когда он в детстве следовал по пятам за своим дедом. Он встал, и первые несколько нот виолы погрузили его в песню. Он исполнял свою часть дуэта вторым голосом – именно низким голосом пел когда-то его дед, а мягкий тенор старика создавал более сложную мелодию. Пение дуэтом, пожалуй, лучше пения группой, Таер выпустил на свободу свой голос и мгновенно с удивлением обнаружил, что Циро тоже не смог сдержаться. С самого начала пение Таера вместе со старым музыкантом захватило всех. Затем слова старинной песни не оставили места для размышлений. Это был один из магических моментов, когда ни одна нота не сбилась с пути и не вторглась диссонансом в мелодику. Идеальная гармония. Когда прозвучала последняя нота, их оценили уважительным молчанием.

– Ни в одном из своих путешествий я не слышал подобного. Даже во дворце самого императора, – нарушил тишину незнакомый голос.

Таер обернулся и увидел человека атлетического сложения, хорошо сохранившегося для своих пятидесяти лет. Одет он был в скромную одежду, выкроенную и сшитую на заказ, что характерно для богатого купца или аристократа низшего сословия. Но каким-то образом он не выделялся среди ярко одетых жителей Редерна, набившихся в деревенскую таверну. Его черные с сединой волосы, слегка темнее бороды, стянутые в узел на затылке, выдавали в нем жителя западного побережья.

Он сердечно улыбнулся Таеру.

– С тех пор как ты вернулся, я слышал о тебе много разговоров от этих мошенников. И они не врали, когда утверждали, что твое пение – редчайшее наслаждение. Виллон – мастер-владелец торгового бизнеса в отставке, к твоим услугам. А ты не иначе Таераган – сын пекаря, вернувшийся с войны.

Он протянул руку, и Таер ответил рукопожатием, мгновенно ощутив симпатию к этому человеку.

Когда Таер сел, мастер-владелец торгового бизнеса в отставке устроился за столом напротив Таера, втиснув свой стул между двумя другими.

Циро улыбнулся и застенчиво, что совершенно не соответствовало его пению, произнес:

– На краю дороги мастер Виллон построил замечательный домик, полный коллекционных предметов. Тебе стоит пойти туда и посмотреть.

– Ты еще молод, чтобы быть в отставке, – заметил Таер. – А Редерн – странный выбор для человека на пенсии – в этих горах зимой слишком холодно.

Мастер Виллон принадлежал к числу тех людей, кто всегда улыбается – даже на смертном одре.

– Мой сын получил звание мастера в прошлом году, – ответил он. – В нем есть страстность, благодаря которой он далеко продвинется, но если я буду рядом контролировать бизнес, он останется на одном уровне, отдав свою жизнь на конкуренцию со мной. Поэтому я ушел в отставку.

Виллон бесшумно рассмеялся и покачал головой.

– Но это не так-то просто. Люди, которые служили в моем доме, были верны мне в течение тридцати лет. Они выслушивали моего сына, кивали головой, а потом шли ко мне получить одобрение его приказам. Поэтому я вынужден был оставить Таэлу, и на ум мне пришел Редерн.

Он чокнулся с Циро большой пивной кружкой.

– Во время своего первого путешествия в качестве главы каравана я проходил как раз мимо этого постоялого двора и был пленен редчайшим представлением, которое я когда-либо слышал – два человека пели так, как будто их слушателями были сами боги. Я считал, что при дворах Таэлы я слушал самых замечательных музыкантов в мире, но то, что я услышал здесь… Конечно, бизнес бизнесом, господа. Но в моей душе живет музыка – к сожалению, не в моем голосе.

– Если ты любишь музыку, то ее здесь предостаточно, – согласился Таер, когда несколько молодых мужчин как раз проходили в дверь.

– Ох, посмотрите, кто наконец решил приземлиться, – приветствовал его один из них. – Ты улизнул от надзора сестры, Таер?

Конечно, Таер приветствовал их всех, когда вернулся с войны, но это было сделано при различных обстоятельствах: или когда они были клиентами в пекарне, или когда он сам был их клиентом. Здесь, в таверне, они были ближе друг к другу. Так много всего. С появлением молодежи музыки стало меньше, разговоров – больше. Им следовало поговорить с его матерью, потому что большинство разговоров крутились вокруг его предстоящей свадьбы. И вопрос стоял так: он собирается жениться не когда, а на ком?

Таер неожиданно для себя поспешно принес извинения и обнаружил, что мастер Виллон собирается уходить вместе с ним.

– Не позволяй, чтобы тебя допекали глупыми вопросами.

– Постараюсь, – ответил Таер, не вполне сумев подавить горечь. Может быть, потому, что чужак понимал его лучше, чем любой из его друзей и родственников, оставшихся за пределами таверны. – В жизни есть нечто большее, чем свадьбы, размножение и выпекание хлеба.

Он двинулся решительным шагом, и Виллон пошел рядом с ним.

– Я слышал столько хороших отзывов в твой адрес, как о пекаре, столько эмоций у меня от твоего пения. А ты не хочешь быть пекарем?

– Пекарь…

Таер старался изо всех сил правильно установить причину, которая беспокоила его в семейном бизнесе.

– Выпекание булочек все равно что стирка – результаты одинаково временные, – он усмехнулся. – Это мое высокомерие, не так ли? Я бы хотел совершить нечто великое, нечто, что переживет меня, как эти здания пережили людей, которые их построили.

– Я раньше об этом даже не задумывался, – медленно произнес Виллон. – Но бессмертие… Думаю, что основной инстинкт предпочтительнее предмета гордости. Это ведет к тому же, к чему тебя пытаются принудить. Как ты это называешь? Свадьба и размножение. Бессмертие человека в его детях.

Дети? Таер осознавал, что об этом он не думал, но сдавившее его грудь ощущение: «Я не могу дышать под тяжестью желаний своей семьи» – задвинуло подальше все его инстинкты.

– И чем бы ты хотел заниматься, если не оставаться пекарем? – спросил Виллон. Этот вопрос выдал в нем чужака. В Редерне никому даже в голову не придет, что можно заниматься чем-то другим. – Ты бы вернулся войну, если бы пришлось?

– Не солдатом, – твердо ответил Таер. – Мне пришлось столько убивать… Война несет только смерть. – Он тяжело вздохнул и крепко зажмурил глаза. Возможно, это было видение маленькой долины в утреннем свете, когда он выезжал верхом на коне, – внутри него вибрировало, как одна из струн виолы Циро, когда он наконец выдохнул. – Я бы хотел возделывать землю.

Виллон рассмеялся, но его смех улучшал настроение:

– Не уверен, что забота вырастить урожай будет более долговременной, чем выпекание хлеба, – просто займет немного больше времени для получения окончательного результата.

Нет, не так. Это другое. Таер остановился от внезапной догадки, что разница в словах, какой бы незначительной она ни казалась, как и сами по себе глупые слова, была правдой.

– Я знавал фермеров, – сказал Таер. – Большинство тех, кто защищал Фаларн, были земледельцами, отстаивающими свои земли. Их земли – это большей частью они сами, как хлеб большей частью состоит из муки. – Он резко замотал головой из стороны в сторону и застенчиво усмехнулся, потому что все прозвучало еще глупее. – Земля бессмертна, мастер Виллон, и земледелец обладает частью этого бессмертия.

– Значит, ты собираешься стать фермером? – с интересом подвел итого Виллон.

– И жениться и размножаться? – легко подхватил Таер, опередив следующий вопрос Виллона. – Не совсем. – Он снова пошел вперед, хотя они прошли дальше пекарни. У него еще не было желания возвращаться домой. – В Редерне нет женщины, которая бы вышла за меня замуж и позволила мне заняться земледелием. Я знаю, какие деньги приносит фермерство и что пекарня дает в десять раз больше. И что мое желание разобьет сердце моим домашним.