Третий поворот налево - Довлатов Сергей Донатович. Страница 2

- А ты не будешь сердиться?

- Не знаю. Говори, а то я заплачу.

- Поклянись, что не будешь сердиться.

- Говори. Скажи мне всю правду!

- Только не сердись, дорогая. Я виноват. Я купил тебе итальянские сапожки.

- Ненормальный! Мы же договорились, что будем экономить! Покажи...

- Мне страшно захотелось. И цвет оригинальный. Такой, коричневый... Ты не сердишься? Поклянись, что не сердишься!..

По воскресеньям Алик и Лора долго завтракали, беседовали, курили. Иногда Лора читала вслух русскую газету. Проблемы, волновавшие эмигрантов, казались им надуманными.

- Разве трудно, - говорила Лора, - получить американскую специальность?

- Действительно, - соглашался Алик, - ты права. Единственная проблема вырваться из русского гетто...

В это утро Алик и Лора долго завтракали. Потом ходили в магазин. Потом смотрели телевизор. Потом уснули на веранде.

А когда проснулись, Лора начала таинственно улыбаться.

Алик притворно нахмурился:

- В чем дело?

- А ты не рассердишься? Поклянись, что не будешь сердиться.

- Что случилось?.. Ну хорошо, клянусь.

- Я купила билеты на "Грека Зорбу". Ужасно дорогие. Мне их уступила Айрин Берд. У Айрин заболела дочка... Ты не сердишься?

- Вообще-то я собирался покрасить гараж. Но если тебе хочется...

- Мне ужасно хочется.

- Начало в восемь? Значит, надо переодеваться и ехать.

- Милый, я такая счастливая!..

Минут через сорок они уже ехали по хайвею.

Алик вел машину легко и уверенно. В правой его руке дымилась сигарета. Лора устроилась на заднем сиденье.

Они миновали кладбище, парк и, не доезжая моста, свернули влево.

Над крышами вспыхивала и гасла реклама "Филипп Моррис". Из бьюика в первом ряду доносились звуки транзистора.

Был тот особый час, когда еще светло, но фонари уже зажжены. Стены пакгаузов были темнее неба. Огни реклам светили прерывисто и неровно.

Алик повернулся к жене:

- Мы поедем короткой дорогой, через тоннель. Затем - под эстакадой и мимо виадука. Около церкви еще раз свернем налево. А потом вдоль реки до самого Манхэттена.

- Поезжай, как считаешь нужным, - сказала Лора.

- Хорошо, что ты купила билеты, - продолжал Алик, - я очень рад. Мы не должны превращаться в обывателей. Завтра же выпишу какой-нибудь солидный журнал.

- В котором поменьше рекламы. А то я расстраиваюсь. Знаешь, что меня раздражает в Америке? Здесь всегда есть такое, что не по карману даже состоятельным людям. Даже если имеешь шестьдесят тысяч в год.

- О'кей! Значит, надо иметь восемьдесят, девяносто. Не беспокойся, мы к этому идем. Крис и Барни меня очень ценят.

- Я тоже на хорошем счету. Иза все чаще приглашает меня на ланч. В сентябре подарила мне духи. Вернее, одеколон.

- Цена не имеет значения. Дело в принципе...

- Она меня ценит.

- Не сомневаюсь... Мы, кажется, проехали тоннель. Ты не обратила внимания?

- Я об этом не думала.

- О'кей, направление верное. Потратим лишних три минуты. - Будь повнимательнее... К этому времени стемнело. Огни реклам светили назойливее и ярче. Теперь Алик и Лора двигались пустынными улицами. Тротуары были завалены мусором. Около магазинов было развешано дешевое тряпье. Возле баров толпились подозрительные личности. В основном чернокожие и латиноамериканцы. Лора почувствовала себя неуютно. Ей больше не хотелось в театр. Ей хотелось быть дома и смотреть телевизор. Ей хотелось пить коктейль и слушать музыку. И тут она расслышала:

- Неужели мы заехали в Гарлем?

- Не может быть!

- Боюсь, что это так. Только что мы ехали по Ленокс. Впереди - Сто двадцать первая улица. Мы чуть выше Центрального парка. Посмотри вокруг, атмосфера говорит за себя.

- Надо спросить дорогу у полицейского.

- Боюсь, что здесь нет полицейских.

- О, Господи!

- Не волнуйся. Все будет хорошо. Не так уж страшен Гарлем, как его изображают. Смотри, вон женщина с ребенком...

Они поехали дальше. Им попадалось все больше разрушенных домов. Пустые квадраты окон были наполнены темнотой.

У стен валялись бродяги. На перекрестках толпились группы чернокожих, едва различимых во мраке. Вопли транзисторов заглушали человеческую речь.

Алик еще раз свернул налево и затормозил:

- Кажется, мы заехали в тупик. Видишь, какие-то доски. Надо выйти и спросить дорогу.

- Спроси, не выходя из машины.

- Это невозможно. Черные изъясняются на отвратительном жаргоне. На расстоянии их очень трудно понять.

- Подзови одного из них сюда.

- Это может показаться им оскорбительным.

Алик вылез из машины. Потом сказал:

- Запрись на всякий случай изнутри.

- Я боюсь.

- Не бойся. Я ведь могу договориться с кем угодно. Хулиганы меня всегда уважали.

- Возвращайся скорее...

Впереди раскинулась строительная площадка. Компрессор был накрыт брезентом. За фанерными щитами темнела глубокая яма. На краю сидело трое или четверо оборванцев. Чуть ближе к машине, около покосившейся неоновой вывески "Гросери", стояли еще двое. Один - гигант в морской фуражке. На плечах у другого было что-то вроде одеяла. Запах марихуаны ощущался в десяти шагах.

Алик подошел к ним, дружески улыбаясь:

- Приятный вечер, друзья. Не так ли? Хочу спросить, как мне выбраться отсюда? Из-под одеяла донеслось:

- Как ты попал сюда, белый человек?

- Мы с женой заблудились, потеряли дорогу... Черный или белый, какая разница?

Тут заговорил гигант в фуражке:

- Черное лицо и белое лицо - вот какая разница! Черное лицо и белая душа. Белое лицо и черная душа. Я черный, хоть и моюсь, а ты белый, даже если в грязи...

- Все люди - братья, - неуверенно заметил Алик.

- Нет, - возразили из-под одеяла, - есть черные, есть белые. Мы, черные, люди души. У нас песни души. У белых нет души. У белых только мысли, мысли, мысли...

- Я ведь только спросил дорогу. Мы заблудились, понимаете?

Гигант отхлебнул из фляжки. Потом сказал:

- Убирайся! А то начнется ветер, сдует шляпу! Алик машинально пригладил волосы. Гигант передал фляжку соседу. Тот отхлебнул и сказал:

- Может, этот тип из полиции?

Гигант ответил:

- Полиции здесь нечего делать. Полиция здесь - я, Фэтти Трукса.

- Князь-генерал Неговия-Шерман, - представился тип с одеялом.