Изумруд Люцифера - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 7

Потом я узнал, что этот ледник охранялся, и до меня четверо на него ходили. Ни один живым не вернулся. Кто б мог подумать: центр Европы, ледник в горах и такое… Но я как чувствовал: взял с собой двоих. Они прикрыли. Но и остались там. Ящик мы легко нашли, ну а дальше…

Когда я оттуда, потрепанный, ушел, любопытство заело. Думал из-за чего это мочилово? Драгоценности, наверное, там какие, чего гробят всех? Эти-то мне объясняли: реликвия, древняя очень, им для ордена очень нужно, но я не поверил. Открыл – и вправду. Таблички какие-то каменные и эта… Хотел сразу же отдать, как договаривались, но… Не смог. Позже вы поймете, почему. Стал теперь от всех бегать. Они бы меня вовек не нашли, но тут болезнь… Это я потом прочитал, что когда эта реликвия у человека неправедного, то через год его настигнет смерть. Какой я праведный? Вот и сбылось…

Поэтому решил домой вернуться. Умирать лучше на родной земле. Ну и дело сделать одно. Хрен им всем теперь будет, а не реликвия! Оботрутся и пойдут! Нету…

Ломтев замолчал и плеснул себе в бокал из бутылки. Налил и Кузьме. Молча выпили. Кузьма поставил бокал на стол и поднялся.

– Вы куда?

– Жалюзи прикрыть. У нас же первый этаж, низкий… к тому же, ходит кто-то за окном. Мальчишки, наверное. Они любят подсматривать.

– Это не мальчишки, – заметил Ломтев, обернувшись к окну, – это здоровые пацаны. Но тоже любопытные.

– Вот и все, что я хотел вам рассказать, – сказал гость, после того, как Кузьма вернулся к столу, – а потому я вас побеспокоил, Кузьма Иванович, что искал человека… Который… ну, может выслушать и понять. Вот и нашел. Спасибо!

– Пожалуйста! – отозвался Кузьма и бросил выразительный взгляд на часы.

– Пора! – согласился Ломтев и встал. Накинул на плечи куртку. – Кузьма Иванович, не в службу, а в дружбу, принесите воды! Что-то плохо мне…

Когда Кузьма, сердито бормоча про себя: "Тоже мне – друга нашел!", вернулся в кабинет с полным бокалом (минералка кончилась, пришлось набирать из-под крана), Ломтев уже стоял, застегнутый на все пуговицы. Принесенную воду он едва пригубил и поставил бокал на стол.

– Оставляю это здесь, – показал на вырезки, листок со схемой и недопитую бутылку, – мне это больше не понадобится, а вы, быть может, статейку сделаете.

– Куда вы теперь? – не удержался Кузьма.

– Думаю, что недалеко, – ответил Ломтев и взял со стола сумочку, – проводите?

За порогом он вдруг схватил Кузьму за руку.

– Жалею, что не успел обсудить, но я думаю, что Пьер-Роже де Марпуа вам понравится больше остальных. Мужик! Знаете, у этой реликвии есть еще одно свойство. Избранным она дает быструю и легкую смерть. Пришло время проверить. Прощайте!

И с этими странными словами он шагнул в темноту…

3.

Выйдя из офиса, Ломтев побрел к стоянке, где его ждало такси. Уже стемнело, но вдоль улицы горели фонари, и поэтому водитель заметил его издали. Вспыхнули фары автомобиля. Ломтев, ослепленный их светом, почти на ощупь открыл заднюю дверь, опустился на заднее сиденье. И вдруг перед его глазами возник подрагивающий черный кружок. За ним тянулся ствол, который перетекал в руку в кожаной перчатке, принадлежащую человеку, сидевшему на месте водителя. Но это был не прежний водитель Ломтева – средних лет грузный мужик, а молодой рыжий громила. Свет уличного фонаря падал в лобовое стекло, поэтому лица его не было видно.

Из-за спинки соседнего переднего сиденья появился второй чужак – щуплый и темноволосый. Он молча пересел к Ломтеву и ткнул ему в бок пистолет. Громила повернулся к рулю, и машина тронулась.

За ближайшим светофором автомобиль свернул на узкую разбитую дорогу, и вдоль боковых стекол поплыли старые деревянные дома и покосившиеся заборы. Свет в окнах домов не горел, по всему было видно, что в них никто не живет. Видимо, этот квартал ждал снос.

Автомобиль остановился в конце улицы, водитель зажег в салоне свет и повернулся к пленнику. Ломтев увидел квадратное, словно вырубленное топором лицо. Глаза были светлыми, почти без ресниц. Громила вновь вновь приставил пистолет к лицу Ломтева. Темноволосый взял с колен пленника сумочку и вывернул содержимое на сиденье. Осмотр вывалившихся вещей не устроил его: он смел их на пол и полез в боковой карман пленника.

Ломтев резко сунул правую руку за обшлаг куртки. Рыжий отреагировал мгновенно: в салоне сверкнуло и щелкнуло, и пленник мягко уткнулся лбом в спинку переднего сиденья.

– Scheie! Дерьмо! (нем.)

Темноволосый схватил упавшего за плечи и откинул на спинку сиденья. На лице пленника вместо глаза чернела дыра, из которой уже показался и начал медленно стекать по щеке тонкий красный ручеек.

– Scheie! Дерьмо! (нем.) – повторил темноволосый. Он быстро и профессионально обыскал труп и повернулся к рыжему.

– Hier ist nix. Und auch keine Waffen. Er hat uns verarscht. Ничего нет. И оружия тоже. Он нас провел. (нем.)

Рыжий виновато пожал плечами.

– Wir mЭssen zurЭck. Lassen wir ihn hier. Das Auto auch. Надо возвращаться. Оставим его здесь. И машину. (нем.)

Рыжий выключил в салоне свет и заглушил двигатель. Темноволосый тем временем затолкал тело убитого между подушками передних и задних сидений. Когда они вышли из машины, рыжий закрыл ее и зашвырнул связку ключей далеко за забор. Оба подняли воротники курток и быстро зашагали по скользкой разбитой дороге…

* * *

После ухода странного гостя Кузьма собрался не сразу. Сначала он помыл и поставил в шкаф бокалы, затем собрал разбросанные по столу вырезки, сунул их в сложенный пополам листок со схемой. Получившийся пакет Кузьма бросил в ящик стола. На глаза ему попалась бутылка с виски, он взвесил ее в руке и сунул в несгораемый шкаф. Пора было уходить.

Но идти домой не хотелось. И дело было не только в том, что его ждали пустая квартира и одинокий ужин. (Домашние уехали три дня назад и он впервые за последние шестнадцать лет остался дома один.) После встречи со странным гостем Кузьму переполняли непонятные чувства, и он никак не мог в них разобраться. Кузьму не удивила откровенность гостя: люди, приходившие к нему, случалось, рассказывали и не такое… Но то, что он услышал, никак не укладывалось в привычные рамки. Кузьма не знал, как быть дальше. Сообщить об этом, куда нужно, как следует законопослушному гражданину? А зачем? Убийцу уже наказал Бог, и вряд ли человеческий суд будет справедливее. Да и не доживет виновный до суда. Тогда что? Принять все к сведению и забыть?

Так и не определившись, Кузьма стал собираться.

Перед уходом он прошел по всем комнатам редакции, проверяя, правильно ли заперты окна и двери. Все было нормально. Выйдя на улицу и тщательно закрыв за собой стальную дверь, Кузьма бросил связку с ключами в сумку-дипломат (ключей от дверей редакции было так много, что он носил их в отдельной связке) и достал мобильный телефон. Оглянувшись по сторонам (охранный код не предназначался для чужих ушей), Кузьма набрал номер.

– Волга пятьсот двадцать один. Сдаю на пульт.

В трубке несколько секунд помолчали, затем усталый женский голос произнес:

– Все в порядке. Сорок вторая…

"Хорошо, что сорок вторая", – подумал Кузьма, идя к остановке. В этом была какая-то мистика, но когда на центральном пульте редакцию брала под охрану семнадцатая или тридцать седьмая ложные сработки системы случались с удручающим постоянством. У сорок второй было надежнее.

…Трамвай Кузьма заметил издалека и припустил к остановке. Едва он вскочил в вагон, двери закрылись. В окно Кузьма увидел двух мужчин, бегущих следом, но водитель не стал их ждать. Трамвай медленно проплыл мимо бедолаг, и Кузьма хорошо рассмотрел их расстроенные лица. Один из был высокий, плечистый, с квадратным лицом и рыжий. Второй – пониже и пожиже, с невыразительным лицом и темноволосый.

Через четыре остановки Кузьма перескочил в троллейбус и, качаясь на ухабах вместе с набившейся внутрь толпой (не один он сидел допоздна на работе), благополучно приехал в свой микрорайон. От конечной остановки до его последнего на этой улице дома было метров триста, и он прошагал их, закрываясь воротником от резкого ледяного ветра, от которого мгновенно стыло лицо. Стояла вторая половина марта, но в город на несколько дней вернулась зима. Мело, снег слепил глаза, так что к своему подъезду Кузьма добрался почти на ощупь.