Глина - Брин Дэвид. Страница 57

— Надо было предупредить, — проворчал я. — Ладно, не обращайте внимания. Бедняки не выбирают. Спасибо, что продлили эту так называемую жизнь.

Осмотревшись, я заметил, что мне бесплатно поменяли цвет. Удачный денек. Теперь я выглядел как высококачественный Серый. Ну-ну, кто сказал, что в жизни нет продвижения? Прогресс возможен, даже для Франки.

— Куда вы собираетесь отправиться? — спросил платиновый триллионер, явно желая поскорее избавиться от нас.

Не будучи Альбертом Моррисом, я все же попытался представить, что бы сделал на моем месте настоящий профессионал.

— К королеве Ирэн. Идем, Пэл, навестим «Салон Радуги».

Каолин предоставил в наше распоряжение маленький приземистый автомобиль, несомненно, снабженный транспондером и подслушкой. Пэллоид согласился не делиться воспоминаниями с реальным Пэлом и даже не вступать с ним в контакт. Нам вообще приказали ничего никому не говорить о том, что мы узнали в подвале.

Были эти распоряжения законны или нет, не мне судить. Но я не сомневался, что Каолин располагает возможностями добиться их соблюдения. Иначе бы он нас не отпустил. Может быть, теперь пришла моя очередь нести бомбу. В меня вполне могли вставить что-нибудь компактное, пока я находился в «процедурном кабинете». Проверить это было невозможно, да и причин для недоверия я не видел. Ведь цели у нас были одни.

Докопаться до правды, верно? Нас ведь это интересует, да? Меня и Каолина. Только вот откуда мне знать.

Снова и снова передо мной вставал вопрос.

Почему я?

Зачем нанимать мало к чему способного зеленого Франки, поведение которого не вызывало доверия? Даже если Серый и не был одним из заговорщиков, он оказался всего лишь безмозглым тупицей, как выразился Пэл.

Так или иначе, непонятно, какие причины сподвигли всесильного магната поручить расследование мне.

С другой стороны, а кому он мог доверять? Закон поощряет доносительство. Лучший способ уйти пораньше на покой — настучать на своего босса. Премии растут за счет штрафов, и даже самые преданные помощники, сотрудники и компаньоны часто не выдерживают испытания и выдают самые тщательно охраняемые секреты начальства. Мир, напичканный камерами, как ни странно, оказался надежным защитником от мести пострадавших. Немало банд погубили сами себя только тем, что попытались заткнуть рты дезертирам и отступникам. Неумолимая логика спровоцировала волну краха многочисленных заговоров, участники которых порой едва не выстраивались в очередь, чтобы разоблачить своих друзей-конспираторов, превратиться в героев и получить солидный куш. В какой-то момент даже показалось, что предательство прижмет преступность к стене. Любой заговор с участием более трех членов был обречен с самого начала.

Затем появилась диттотехнология.

В наши дни банды безжалостных преступников не такое уж редкое явление, только состоят они из двойников одного и того же человека! Еще лучше, если для выполнения особых заданий, требующих специальных навыков, можно привлечь големов доверенных сообщников. Но при этом важно сохранять число оригинальных, членов на как можно более низком уровне. Самое большее — пять. Выше планки — и шансы на провал резко возрастают. Совесть умолкает, если ее подмазать большим вознаграждением.

Реальных служащих у Каолина было несколько тысяч, а число их двойников, непосредственно занятых на производстве, достигало десятков тысяч. Но мог ли он обратиться к кому-то из них с предложением пройти по лезвию бритвы, как собирались сделать мы с Пэлом? Выбор у вика был невелик. Он мог взяться за дело сам, дав поручение своим двойникам. Или нанять того, кто обладает требуемыми навыками. Лучше того, кто уже доказал свою готовность пройти по узкой грани, отделяющей закон от правонарушения, и кто имеет надежную репутацию. Того, у кого есть веский мотив быстро докопаться до сути дела.

Прослушав запись незадачливого Серого, Каолин, должно быть, посчитал, что именно я соответствую всем этим требованиям. А я не горел желанием осложнять ситуацию признанием в своей неадекватности. Всесильный магнат мог запросто бросить меня в ближайший рециклер!

В ожидании шофера я снова атаковал Каолина вопросами.

— Было бы полезно для дела, если бы я знал, кто и почему может желать зла вам и вашей компании.

— Пусть вас меньше всего заботят «почему» и больше «кто», — резко ответил он.

— Вы не правы, сэр. Знание мотива крайне важно для поимки злоумышленников. Может быть, ваши конкуренты устали платить за ваши патенты? Или они завидуют вашей эффективности? Не могли ли они попытаться сделать «ВП» подножку?

Каолин отрывисто рассмеялся.

— Надзор за деятельностью больших компаний и без того достаточно докучлив. А терроризм — вещь рискованная? Наши конкуренты в лице «Фабрик Хельм» или «Хайакава Шобо» на это не пойдут. Зачем им бомбы, если они могут натравить на нас юристов?

— Тогда кого вы считаете способным прибегнуть к использованию грубых средств? Возможно, какие-то отчаянные ребята…

— Вы же не имеете в виду тех жалких фанатиков, которые шумят у моих ворот? — Каолин пожал плечами. — Я не опускаюсь до того, чтобы считать своих врагов, мистер Моррис. Я бы вообще ушел на покой, удалившись в одно из загородных поместий, если бы не некие крайне важные научные изыскания, требующие моего присутствия. — Он вздохнул. — Если уж вам так нужно мое мнение, то рискну предположить, что проведенная диверсия — дело рук каких-то извращенцев.

— О… извращенцев? — Я удивленно мигнул. — Вы употребили это слово в буквальном смысле?

— Ну да. Меня ненавидят не только религиозные фанатики и эти фетишисты из «Толерантности». Но ведь вы и сами все знаете. Я ведь не только содействовал внедрению диттотехнологий в обыденную жизнь, но и всегда выступал против неправильного их использования. С самого начала мне было глубоко противно то, во что превратили мое открытие некоторые безнравственные члены нашего общества.

— Что ж, изобретатели всегда идеализировали…

Он не дал мне договорить.

— Я произвожу на вас впечатление витающего в облаках идеалиста? — резко бросил Каолин. — Мне ясно, что любое нововведение используется во вред, когда становится достоянием масс. Возьмите книгопечатание, кино или Интернет. Они почти сразу стали проводниками порнографии. Сейчас одинокие чудаки употребляют дитто для секса, стирая все границы между реальностью и фантазией, верностью и изменой, моралью и безнравственностью.

— Вас-то это не удивило.

— В общем, нет. Все поняли, что новая технология снова делает безопасным секс с незнакомцем, чего так боялись предшествующие поколения. Естественный ход маятника, основанный на глубоко укоренившихся животных инстинктах. Черт возьми, тенденция к использованию анимированных кукол прочилась еще до того, как Бевисов и Львов впервые шпринтировали Постоянную Волну. Меня не порадовал тот факт, что повсюду стали открываться клубы по обмену дитто, но в этом хотя бы было что-то человеческое.

— И лишь затем последовало движение «модификации». Волна за волной так называемых инноваций, преувеличений, целенаправленных членовредительств…

— Ах да. Вы боролись против того, что пользователи изменяли продаваемые вами заготовки. Но теперь-то эта тема уже неактуальна.

Каолин пожал плечами:

— Тем не менее я уверен, что эти извращенцы не забыли, как я боролся против них. Кроме того, я ежегодно оказываю финансовую поддержку сторонникам Законопроекта о жестокости.

— Вы имеете в виду законопроект о приличии? — пробормотал устроившийся на балюстраде Пэллоид. — Неужели вы действительно хотите, чтобы все выходящие с фабрики дитто были лишены способности к проявлению и восприятию эмоций?

— Я за запрет чувств, способствующих агрессивному или враждебному поведению.

— Но зачем тогда големы? Кайф как раз в том, чтобы через своих дитто выпустить на волю подавляемые эмоции, освободиться от сидящих в нас демонов.

— Подавление существует не зря, — горячо возразил Каолин. Пэллоид знал, как «завести» собеседника. — С социальной, психологической и эволюционной точек зрения оно играет важную роль. Каждый год антропологи отмечают тревожные тенденции. Люди привыкают к возмутительно высокому уровню жестокости и насилия…