Без жалости - Исхаков Валерий. Страница 10

- Нет, не пойму. И вам не советую. Насколько мне известно, Ирина вас не обманывала.

- Да-да, конечно. Я знаю.

Знаешь ли? Что-то такое было в лице Сенокосова, что заставляло усомниться в правдивости его слов.

- В ее письме так и написано: "Неразделенное чувство... Верность супружескому долгу... Не хочу размениваться на мелкие пошлые чувствица..." продолжал Сенокосов. - Все это так и было... по-видимому. Однако ради рекламы... Если называть вещи своими именами, им глубоко наплевать на мои чувства, они готовы платить огромные деньги за моральный ущерб и даже настаивают, чтобы я подавал в суд, - для них это дополнительная реклама. У них хватило наглости меня отправить к вам порученцем, чтобы передать, что с вами они готовы заключить договор на очень выгодных, фантастически выгодных условиях, это их точные слова, если вы позволите использовать ваше имя...

- А не пошли бы они!..

- Вот-вот. Я так и знал, что вы именно подобным образом отреагируете. И даже заранее их предупредил. И тогда они сказали, что могут предложить второй вариант: ваше имя не упоминается, вы так и остаетесь неизвестным героем романа. Но уж

тогда - неизвестным навсегда. И чтобы потом, лет через десять, не возникло у вас соблазна выступить с признанием, они готовы предложить вам определенную

сумму - правда, значительно более скромную - и заключить по всем правилам договор.

- Пусть свои деньги засунут себе в то место, которым они пишут свои

романы! - сказал Кириллов.

- И в этом вашем ответе я тоже заранее был уверен, Игорь Васильевич! растроганно, со слезой в голосе произнес Сенокосов.

Кириллову его уверенность не понравилась.

- Все-то вы знаете, господин профессор, все понимаете. Я вот никак в толк не возьму: если вы так хорошо меня понимаете и со мной соглашаетесь, что ж вы сами господ издателей не послали куда подальше с их деньгами?

- Так ведь большие деньги, Игорь Васильевич, - честно признался Сеноко

сов. - по сравнению с тем, что я получаю в университете, - очень большие дети. Вы человек одинокий, свободный, самодостаточный, вам только за себя решать. А у меня на руках мать-старуха Ирины, двое взрослых детей, внуки уже на подходе...

- Поздравляю!

- Спасибо... И у Лары тоже обстоятельства... частично вам известные. Плюс муж, человек порядочный, допускаю - простите, Лара! - но притом ленивый, где-то служит за гроши, а Лара на себе весь дом тянет. Эти деньги очень даже для нее не лишние...

- Ладно. Допустим. Деньги - это я понимаю. Для русского человека после стольких лет бедности увидеть в чужих руках большие деньги и не взять - это уже подвиг, согласен. Но уж с потрохами продаваться - это к чему? И других притом продавать. Какого вы вообще дьявола языком молотите где надо и где не надо? Для чего вам понадобилось в издательстве имя мое называть?

- Да что вы, Игорь Васильевич! Да разве ж я мог? - испугался Сенокосов. - Я и не думал даже! Вы с Ларочкой тогда так ловко меня провели. Я был в полной уверенности, что вы именно Андрей, муж Ларочки, а уж никак не... В том-то все и дело, что они все про вас знали и сами назвали. И ваше имя, и адрес, и телефон. Даже вашу электронную почту - и ту они знают.

- Но откуда? От кого?

При этом Кириллов посмотрел на Лару, но та отвела взгляд. Сенокосов ничего не заметил.

- Ладно. Разберемся при случае, - спокойно сказал Кириллов. - Если будут доставать, скажите им так: денег я не возьму, договоров подписывать не буду, и никто от меня никогда об Ирине ничего не услышит. И еще скажите им, что мое слово так же твердо, как мой кулак.

- Спасибо, Игорь Васильевич! - Сенокосов пожал Кириллову руку. Спасибо! А теперь, простите, я вынужден бежать. У меня через полчаса ученый совет.

- Вас подвезти?

- Не стоит беспокоиться. Это буквально в двух шагах. Пройдусь, подышу воздухом. К тому же Ларочка хотела с вами отдельно переговорить. Прощайте!

- До свидания, Валерий Павлович! - печально улыбнулась Лара.

Сенокосов поклонился Ларе и направился к выходу. Кириллов проводил его до дверей. В отсутствие Кириллова Лара подошла к пианино, села на вертящийся табурет, поставила бокал с вином на клавиши. Когда вошел Кириллов, она наигрывала что-то легкое и напевала негромко.

- Вернулся мой рыцарь... Вернулся мой бравый защитник... Разговаривая, Лара продолжала играть. - Не надо так на меня смотреть, Игорь Васильевич. Если вас коробит то, что я буду писать вместо Ирочки, так Ирочка сама об этом просила. У меня и письмо от Ирочки есть. Хотите, покажу? Не хотите - как хотите. У вас тоже, гляжу, письмо от Ирочки. Я сразу догадалась. Точно такой же конверт, знакомый почерк... У меня очень хорошее зрение, знаете ли. Я из пистолета Макарова кошке в глаз попадаю с тридцати шагов. Что тут у нас? - Посмотрела в ноты. - А-а... Шопен... Как печально, говорила она в такт музыке. - Хотите, в левый глаз... Хотите, в правый глаз... Кошка глупая у нас, Ляля ходит в первый класс... Ирочка всегда любила писать письма. Телефонная эра для нее была сущим наказанием. Она радовалась изобретению электронной почты, как дитя. Потому что хоть и электронная, но все-таки почта. А значит, можно писать, писать, писать... Ирине именно то и нравилось, что, когда пишешь, тебя никто не перебивает, дает высказаться до конца. Интересно, а вот что она вам написала, Игорь Васильевич? Написала ли она, что завещает вам меня как свою единственную задушевную подругу? Мне она так прямо и написала: завещаю, мол, тебя Игорю, как брату, и прошу его всячески тебе помочь... И чем же это он мне поможет, интересно? - думала про себя глупая, глупая Ларочка, рыдая над письмом покойной подруги. Думала она, думала и потихоньку...

Лара, не глядя, протянула руку, взяла бокал с вином и поднесла ко рту, но выпить не успела - Кириллов резко развернул табурет так, что Лара оказалась к нему лицом, спиной к пианино, а бокал с вином полетел на пол. Кириллов левой рукой взял Лару за горло, а правой вынул из кармана нож и выщелкнул лезвие.

- Ой как ты меня напугал! - испуганно, но притом насмешливо воскликнула Лара. - Я чуть не обделалась со страха! Нет, честное слово. Если бы мой мужик или Сенокосов, я бы ни в жисть не поверила, что они способны. А про тебя верю. Ножик вон у тебя какой. Сколько ты им людей порезал, Игорек? Молчишь? А по глазам вижу, что хочется тебе меня убить. Очень хочется. Но ты ведь не сразу меня убьешь, правда? Ты меня сперва пытать будешь. Лицо мне будешь резать, да? Потом грудь, ноги... Женщин не убивают, женщин уродуют. Для них это хуже смерти. Так?