Без жалости - Исхаков Валерий. Страница 23

Ляля начала дергаться и задыхаться. Карл зашевелился в кресле, нажал какую-то невидимую кнопку на поручне, и открылся в поручне небольшой тайник, из которого он достал нож с выкидным лезвием. Лезвие щелкнуло. Марина Яковлевна резко обернулась. В руке у нее был пистолет.

- Сидеть! - приказала она. - Попался все-таки, сволочь! Так я и знала! Все вы одинаковы. Тренируют вас, тренируют - и все равно каждый раз на бабе прокалываетесь.

Карл - нет, конечно же, это был Кириллов - видел, что Ляля за спиной Марины Яковлевны задыхается, он сделал невольное движение вперед, словно хотел прыгнуть со своего кресла. Марина Яковлевна взвела курок пистолета.

- Сидеть! - повторила она. - На этот раз я не промахнусь. И ничего мне не будет, можешь мне поверить. Когда придут и увидят связанную, задохшуюся Ляльку... Думаешь, кто-нибудь заподозрит меня? Да никогда в жизни! Картина преступления ясна: сексуальный маньяк проник в дом под видом инвалида, а когда никого не было, приставал к девчонке, мучил ее, пытал. А я застала тебя и... Ничего не хочешь сказать напоследок? Ну и не надо. Я столько гадов к стенке поставила, стольких собственноручно расстреляла... Одним безымянным больше. Прощай!

Она нажала на спусковой крючок, но купленный на рынке патрон дал осечку. Кириллов бросился на Марину Яковлевну, та судорожно пыталась передернуть затвор, но вдруг зашаталась, схватилась за горло и рухнула на пол. Подскочивший Кириллов пнул ее по руке, выбил пистолет, наклонился, пощупал пульс, протянул было руку, чтобы закрыть ей глаза, но передумал. Быстро подошел к потерявшей сознание Ляле и перерезал веревку. Прежде чем она пришла в себя, спрятал веревку и пистолет в диван, сел в свое кресло и снова превратился в Карла. Ляля закашляла, задергалась - и очнулась. Увидела Марину Яковлевну, соскочила со стула и бросилась к ней.

Видя что бабушка не хочет продолжать интересную игру, не встает с ковра и не говорит, Ляля, как в прошлый раз, вызвала по телефону "скорую", села на ковер рядом с Мариной Яковлевной, стала трогать ее, гладить, разговаривать с ней, как с живой: "Бабушка, милая! Бабушка!.." Потом, видимо, что-то по-своему поняв, встала, подошла к Карлу, села к нему на колени, обхватила за шею, прижалась всхлипывая. И сидела так, пока не раздался звонок.

На этот раз врач говорил с Лялей, как со старой знакомой:

- Не плачь, Ляля. Сейчас мы твоей бабушке поможем, дадим ей лекарство, сделаем укольчик... - Он наклонился над Мариной Яковлевной, пощупал пульс.

М-да... Боюсь, что тут медицина бессильна. Глянь-ка ты для верности, Семеныч.

Фельдшер наклонился, посмотрел.

- Угу... Чего уж тут думать, Петрович! Клиническая картина ясная. Можно труповозку вызывать.

- Да погоди ты с труповозкой! - остановил его врач. - Надо вначале родственникам сообщить.

- Это мы запросто, - сказал фельдшер, набирая номер. - Хотя родственники, считай, почти все здесь. Одна только Лариса Фридриховна и осталась.

- Как же так? - удивился врач. - А муж где? Старухин сын?

- Барсик скушал, - ухмыльнулся фельдшер. - Ровно неделю назад вышел на балкон покурить, перегнулся неосторожно через перила - и тю-тю. Так и полетел с сигаретой в зубах.

- И что - насмерть?

- С одиннадцатого этажа? Картина ясная! Всмятку. Мамаша сидит на кухне чай пьет, а к ней милиция в дверь звонит: пройдите с нами, гражданка, трупик сыночка опознать. Представляешь реакцию?

- Тогда понятно, - задумчиво произнес врач.

- Что понятно?

- Вот это. - Врач показал на тело. - Сердце матери не выдержало утраты. Держалась сколько могла, а потом вдруг - раз! И печальный, но закономерный конец.

- А... Ну да, это бывает, - согласился фельдшер.

Фельдшер начал набирать номер. Врач между тем присел к столику и двинул пешку. Карл, как обычно, ответил. Фельдшер положил трубку, подошел к ним, присел на корточки, наблюдая за игрой.

- Сообщил? - не отрывая взгляда от доски, спросил врач.

- Что? А-а... Нет никого, - так же глядя на доску, ответил фельдшер. Длинные гудки. Обедают, наверное. Я попозже перезвоню... Я вот что думаю, Петрович...

- Опять ты за свое!

- Не, ну правда! Все-таки душевная женщина была, к тому же коллега...

- В каком смысле - коллега? - не понял врач.

- А как же! Ты ее китель видел? Подполковник медицинской службы!

- Ты серьезно?

- Ну да. Говорят, госпиталем командовала в войну.

- Госпиталем, говоришь... - произнес врач, думая над ходом. - Ну тогда... Только по маленькой!

- А то я не понимаю!

Привычной дорогой фельдшер двинулся к бару, достал бутылку водки, три стопки, расставил на столе, разлил. Врач взял одну стопку себе, другую поставил на доску перед Карлом. Фельдшер поднял третью.

- Ну... помянем...

Все трое выпили. Ляля смотрела на них издали, по-детски подперев подбородок руками, но вид у нее при этом был такой, словно она все понимает.

- Еще по одной? - спросил фельдшер.

- Ну если только по одной...

12

И еще прошло несколько дней.

В той же квартире, за тем же старым пианино сидели рядом Ляля и Лара. Ляля что-то довольно бойко играла, Лара изредка показывала, поправляла. На краешке дивана неудобно сидел странно задумчивый, будто обиженный на всех Сенокосов. Напротив него в инвалидном кресле... То ли Карл, то ли Кириллов. Теперь-то уж, скорее, Кириллов, тем более что в том же, что на первом свидании с Ларой, хорошем черном костюме, только вместо белой рубашки с галстуком - черная водолазка.

- Все, что вы рассказываете, Игорь Васильевич... - уныло говорил Сенокосов. - Все это так ужасно и вместе с тем так похоже на правду. На печальную правду нашего непростого времени, я бы сказал. Но все-таки не слишком ли вы сгущаете краски?

- Иначе говоря, вы мне не верите? - ухмыльнулся Кириллов.

- Даже не знаю, как вам сказать...

- Или не хотите верить.

- Ну почему же...

- Именно не хотите, - уверенно уточнил Кириллов. - Вам гораздо спокойнее бы жилось, Валерий Павлович, если бы ничего этого не было. Если бы Фурманов был недалекий, но порядочный муж и отец, который случайно оступился и упал с балкона... Если бы Марина Яковлевна была обычной старушкой, слегка выжившей из ума, быть может, но притом совершенно безобидной... И хорошо бы еще Ляля была обычной двадцатилетней девушкой, как все: вышла бы со временем замуж, нарожала вам внуков... На такую идиллию вы, пожалуй, согласились бы. Я не прав?