Пока молчат оракулы - Ильин Владимир Леонидович. Страница 39

- В Зоне? - переспросил Рамиров. - Ты что - отбывал срок?!

- Так точно, три года, от звонка до звонка... Ты-то в свое время дембельнулся из армии, а я направил стопы в унтер-офицерскую школу спецназа - ротный наш, старлей Диас, помнишь такого? - надоумил меня написать рапорт. Способности у тебя, Кранц, говорит, к таким делам врожденные, иди, дурак, делай военную карьеру. Ну, я и двинул в "учебку"... Потом дослужился до начальника разведки полка в чине подполковника - а тут: ку-ку, приплыла!.. Накрылись одним местом наши славные защитники Отечества, всех подчистую разогнали. Ну, месяц не прошел, как я загремел по статье в Зону...

- За что, Вить? - тихо спросил Рамиров.

Кранц горько усмехнулся:

- За то, что меня всю жизнь воспитывали защитником Родины. Чувство долга, понимаешь ли... В Киеве это было, Яша. Еду как-то раз по своим делам в "подземке". Час пик, народу полно в вагоне... Стою, читаю себе спокойненько "Армейский вестник". Самое скверное, что форму в тот день зачем-то нацепил, идиот, по принципу - "нате!"... Ну, сидит недалеко от меня женщина, с сумками, пакетами, в годах уже. И вваливается в вагон, понимаешь, один субъект, сражающийся, как Георгий-Победоносец на московском гербе, с зеленым змием внутри себя... Дальше начинается беспредел. Субъект требует от граждан уступить ему место, поскольку в битве со змием он растратил все свои силы и на ногах уже стоять не в состоянии. Порядочные граждане молчат, но места пьянчуге из принципа не уступают. Тогда подходит он к той самой женщине в годах, хватает ее за руку и... Честно говоря, Яш, я и не помню, как я ему тогда врезал, - туман какой-то в глазах у меня волнами поплыл. А когда туман прошел, вижу валяется забулдыга в углу вагона неподвижной грудой. Дальше так. Хватаю я эту груду за то место, где должна быть жопа, а другой - за то место, где должен быть шиворот, и выкидываю из вагона на перрон: благо, поезд как раз остановился на станции... Еду себе дальше. А в вагоне - мертвая тишина. И никто мне в глаза не смотрит, сука!.. В общем, видимо, кто-то успел заложить меня по полицейскому коммуникатору, который в каждом вагоне установлен, и на следующей станции влетают двое полицейских и без лишних слов заламывают мне руки. Знаешь, что было самым обидным для меня в тот момент?.. То, что баба, за которую я так опрометчиво заступился, первой на меня показывает и кричит ментам: "Вот он, хулиган поганый! Привыкли у себя в казарме руки на солдатиков распускать, так теперь повсюду решили наводить свои порядки!"... Представляешь?

- Представляю, - сказал Рамиров.

- Ну, а потом пошло-поехало, - невесело продолжал Тугой. - Впаяли мне за учинение беспорядков в общественном месте на полную катушку. Приплюсовали и то, что я за три часа до этого, мучаясь от жажды, кружку пива выпил, и то, что оказал сопротивление при задержании - хотя какое там сопротивление? Ты-то знаешь, что я мог бы раскидать полисменов, как котят, но я только спросил их: "Что же вы делаете, вашу мать?"... А главное - ты же знаешь, какое у всех было отношение к военной форме: как у быка к красной тряпке...

- Знаю, - сказал Рамиров. - Ну, а что теперь?

- Теперь?

Витька сжал челюсти и сквозь зубы сказал со злобой:

- Ненавижу теперь шпаков! И буду мстить им до конца жизни за те унижения и побои, что терпел по их милости в Зоне!..

- Зря ты так, - сказал Рамиров. - Люди ведь не виноваты в том, что их так настроили против военных...

- А мне плевать! - вскинулся Витька. - Что же за народ у нас, если он, как "зомби", подчиняется любому влиянию?! Я ненавижу такой народ, понимаешь, ненавижу!..

Еще бы немного - и Кранц сорвался бы на крик. Люди стали оборачиваться в их сторону.

- Тихо, тихо, - сказал Рамиров. - Успокойся, Вить. Давай сменим пластинку.

- Давай, - неожиданно охотно сказал Кранц. - Скажи-ка, как отсюда лучше добраться до Вандербильд-бульвара?

Рамиров пустился в сбивчивые объяснения, но на середине своего монолога вдруг заметил, что бывший сослуживец его вовсе не слушает, а отсутствующим взглядом впился в рекламный щит банковской компании "Артур Дилан и сыновья". Спустя несколько секунд Кранц побледнел и что-то пробормотал.

- Ты что, Витек? - осведомился Рамиров. "Контузили его, что ли, в Зоне той страшной дубинкой?", мелькнуло у него в голове. - Тебе плохо?

Кранц перевел на него застывший, пугающий своей внезапной безжизненностью взгляд.

- Вот оно как... - непонятно сказал он севшим голосом. - Давай-ка, Яш, побыстрее двинем отсюда куда-нибудь!..

- А что такое? - насторожился Рамиров.

- Да ничего, - Витька изобразил на лице вымученную улыбку. Как тогда, когда их роту фундаменталисты заперли в мышеловку ущелий и трое суток тщетно пытались истребить тяжелыми минометами, и Ян с Витькой лежали в одном окопе, а между ними на земле бешено вращалась мина, издавая снопы вонючих искр, и оставалось только ждать, когда она решит, наконец, рвануть, и кому-то следовало лечь на нее своим телом, чтобы уберечь товарища. Мина тогда так и не взорвалась, но Витька все-таки успел броситься на нее первым. - Просто что нам здесь стоять как вкопанным? Пойдем куда-нибудь, посидим, выпьем... за старые добрые времена... помянем, кого положено, а?

Что-то он скрывает, подумал Рамиров. Что-то здесь явно не так...

- Ну, пойдем, - колеблясь, сказал он. - Только... извини, но я - на мели. В кармане - ни юма! Специально притащился сюда за своей ветеранской пенсией, а ее, оказывается, уже отменили!

- Быстрее, быстрее! - не слушая друга, Кранц тащил его за рукав к выходу.

У входных дверей они были вынуждены посторониться, чтобы пропустить внутрь белокурую женщину, которая вела за руку маленькую и тоже белобрысую девчушку с растрепанной куклой под мышкой. Девочка на ходу ухитрялась скакать на одной ноге, а женщина выговаривала ей по-норвежски. Они прошли в глубь зала, где девочка тут же уселась прыжком на кресло - охранять мамину сумку, - а женщина встала в заметно увеличившуюся за последние несколько минут очередь вдоль стойки.

- Нет, - вдруг буркнул себе под нос Витька, останавливаясь. - Я так больше не могу, понял? - И после паузы добавил: - И вообще, устал я уже от твоего занудства, так что заткнись!