За час до рассвета - Колос Иван Андреевич. Страница 45

Оглушенный и ослепленный взрывом и осветительными ракетами, Николай на ощупь бросился бежать. Бежал не ориентируясь, сколько мог. А когда перешел на шаг, чтобы хоть немного отдышаться, перед ним как из-под земли выросло большое темное здание.

- Хальт! - неожиданно услышал он.

Николай молниеносно дал длинную очередь в ту сторону, где стоял гитлеровец, а чтобы предупредить погоню, бросил в сторону здания гранату и пустился бежать.

...В деревню Дворище, где партизаны оставили лошадей, Алексеев пришел на рассвете. Люди не спали, прислушивались к стрельбе, боялись, что вот-вот в деревню ворвутся гитлеровцы.

Не спал и старик Стрижевский. Увидев около хаты Николая, он выбежал навстречу, крепко обнял его и проговорил:

- Ну, Коля, и ухнуло! Думал, что хата развалится.

- Пить, очень хочу пить, дядя Алесь!

- Сию минуту принесу, а ты присядь на бревно, отдохни. - И вдруг закричал: - Николай, смотри, смотри! Идут!..

Николай вскочил с бревна и увидел, как по огороду шли к хате его товарищи.

- А я уже, грешным делом, подумал - что-нибудь случилось с вами, сказал Алексеев.

- Ты понимаешь, Николай, черт знает что такое! - горячился Захар. Подошел эшелон. Дергали мы, дергали за шнур - ничего не получилось. А когда перестали дергать, раздался взрыв.

- Эх ты, подрывник! - засмеялся Николай. - Я же шнур крепко держал, чтобы ты прежде времени вместе с паровозом и меня к господу богу не отправил...

Партизаны рассмеялись. Все были довольны: ведь почти под самым носом у фашистов, у самого Минска, они пустили под откос вражеский эшелон.

Установили, что взрывом уничтожен паровоз и семь вагонов с боеприпасами, убито более двадцати немецких солдат и офицеров. На большом участке дороги движение вражеских поездов было остановлено на одиннадцать часов.

Через сутки группа Захара Бойко вернулась в расположение партизанского отряда.

А утром следующего дня командир отряда Ганзенко вызвал Алексеева в штаб, подробно расспросил об операции, поблагодарил за смелость и находчивость.

- Мы тут, товарищ Алексеев, посоветовались с начальником штаба и решили назначить тебя командиром подрывной группы. Как ты на это смотришь?

- Спасибо, товарищ командир, - радостно ответил Николай. - За доверие спасибо!

Опоздали!

В своем первом разговоре с Ганзенко, когда Николай рассказывал командиру отряда о том, как бежал из плена, искал партизан и, наконец, связался с ними, он снова заговорил о подпольной комсомольской группе в Копеевичах.

- Хорошие ребята, горячие, преданные, рвутся бить фашистов, - сказал он под конец.

- Ну что ж, - ответил Ганзенко, - люди нам нужны. Организуем поход за ними, возьмем в отряд. Ждите, Николай Григорьевич, команды.

И вот этот день настал. Алексеев вышел из лагеря с небольшой группой партизан.

Расстояние до Копеевичей было километров пятьдесят, но пробирались к ним партизаны двое суток, так как почти в каждой деревне стояли гитлеровские гарнизоны.

Въехали в деревню поздно вечером. Она словно вымерла - нигде ни огонька.

Гитлеровцев в ней не оказалось.

Расставив в разных концах деревни часовых, Николай с Василием Назаровым и Иваном Свирепо подошли к хате Адели Юльевны Волчек. Николай постучал в окно. Приоткрылась занавесочка, и в окне показалось старушечье лицо.

- Кто там?

Николай узнал голос старушки.

- Откройте, Адель Юльевна! Это я - Николай!

Старуха медленно открыла дверь, пропуская партизан в дом.

- Не узнаете? - спросил Алексеев, улыбаясь.

- Вот тебе на! - воскликнула она. - Николай! Сказал, что пойдет в Минск, а явился вон откуда!

- Партизаню, Адель Юльевна!

Старуха подвела Алексеева к лампе, с гордостью оглядела его:

- Ну здравствуй, здравствуй, герой мой! Вон ты какой, не узнать. Наверное, командиром уже?

- Да, мамаша, Николай - наш командир, - ответил за Николая Василий Назаров.

- Не зря я тебя выходила, не зря! Бог вам в помощь, дорогие мои!

- А вы-то как живете, Адель Юльевна?

- Какая моя жизнь! Вот не подвел ты меня, уже и радость.

- А мы за ребятами пришли. Как они тут?

- За ребятами?.. Эх, Николай, что же так поздно-то? Ушли они. Вчера. Очень волновались за тебя, думали, что погиб. Переживали очень. Они в сторону Слуцка подались.

- Вот беда-то!.. - с горечью сказал Николай. - Ушли! Опоздали мы. Вот беда-то! Не мог я раньше прийти, никак не мог...

Николай нервно заходил по хате.

- Не расстраивайся, сынок, - стала успокаивать его старушка. - На войне всякое бывает. Даст бог встретитесь еще на партизанской тропке.

На улице раздался выстрел. В хату вбежал партизан.

- Товарищ командир! К деревне подъезжают грузовики с гитлеровцами!

- Будем отходить. Всех давай во двор, отсюда огородами пойдем, скомандовал Николай. Потом, обратившись к старушке, сказал: - Спасибо, Адель Юльевна, за все, что вы для меня сделали. Берегите себя!

И он крепко ее поцеловал.

Праздничный подарок

Приближались майские дни 1943 года. В те дни Алексеева часто видели сидящим в одиночестве на поляне. Он что-то делал с артиллерийскими снарядами. Как выяснилось - изучал механизмы взрывателей боеголовок. Это как-то заметил Ганзенко и пригласил Николая в штабную землянку.

- Вы с артиллерией знакомы?

- Да нет, товарищ командир!

- Так почему же вы так беспечно обращаетесь со снарядами?

- Задумал я, товарищ командир, преподнести хороший "подарок" фрицам в честь нашего праздника.

- Это что же за "подарок", если не секрет?

- Хочу вывесить прямо под носом у фашистов красные флаги и заминировать их. Пусть фрицы попробуют снять их. Вот я и изучал механизмы взрывателей, чтобы приспособить их под мины.

- Затея неплохая, - одобрительно улыбнулся командир, - но ты занимаешься очень опасным делом. Я думал, что ты артиллерист. А ведь так можно и на воздух взлететь.

- Так я один, товарищ командир, это делаю.

- Короче, Николай Григорьевич, я, как старый артиллерист, обучу тебя обращаться с боеголовками и добывать тол из снарядов. Понял?

- Понял, товарищ командир!

Через час Николай пришел в штабную землянку с двумя боеголовками в руках. Ганзенко осторожно разобрал механизм и обстоятельно объяснил Николаю его устройство. Когда он вновь собрал головку, у него вырвался облегченный вздох. Алексеев смотрел на командира и думал: "Все же при свете самодельной керосиновой лампы, пожалуй, не так легко было работать с этой смертоносной игрушкой".