Город - Константинов Владимир. Страница 41
Максим растерялся совершенно и не знал, как ему поступить.
- Прекратите! Сейчас же прекратите! Кому говорят. Ну зачем же вы эдак?! Сейчас же встаньте, - беспомощно бормотал он.
- Не-не, и не уговаривайте, святой отец! - продолжал фарисействовать старший бес. - "И вырвал грешный свой язык!" - торжественно провозгласил он, высунул язык, ухватился за него рукой и потянул. Раздался отвратительный хруст и язык оказался у него в руке. Картина была ужасной. Язык извивался, с него струйкой стекала кровь. Бес протянул его Масиму.
- Вот, передайте Отцу вашему, как свидетельство моего глубочайшего расскаяния!
- Прекратите! - вскричал Максим, прижимаясь к застрявшему между кресел отцу Валааму. И это прозвучало, как - "спасите!".
Язык тотчас исчез, а сам бес уже в прежнем своем облике стоял на ногах и с нескрываемым презрением смотрел на Максима. Бледное худое лицо его подергивалось в нервном тике.
- Это кого ты, поповская твоя душа, с собой привел?! - грозно проговорил бес, обращаясь к отцу Валааму. - Ведь этот сукин сын, - бес длинным костлявым пальцем ткнул в грудь Максима, - имеет намерение порушить нашу веру в Линитима Искусителя.
- Извиняйте, господин старший бес, - в страхе проговорил священник. Это не я его. Это он сам. Честное слово, сам! Клянусь прародителем Наисветлейшего Пантокрина Великого!
- Это ты почему - врать?! - рассвирипел бес. Схватил Валаама за бороду и принялся таскать, приговаривая: - Я те покажу - врать, непотребная твоя харя! Я тя научу свободу любить, каналья! Ты у меня, хряк, не только куклявок, но и попадью, эту дуру безразмерную, забудешь!
Валаам взвыл от боли и выскочил из кресел. Слезно громко завопил:
- Пошто обижаете, господин старший бес! Я - чистую правду. Можете у его самого спросить.
Бес отпустил несчастного Валаама, выхватил из внутреннего кармана наручники, ловко защелкнул один на запястье правой руки Максима, а второй зацепил за металическую дужку кресла, весело и злорадно проговорил:
- А-а, попался, сукин сын! Зачем на базаре кусался?! Кто тебе дал задание разрушить веру наших отцов? Кто?... Отвечать, когда тебя, молокосос, спрашивают старшие! Кто? Ватикан? - Бес схватил Максима за грудки, легко оторвал от кресла, поднял под потолок. Браслет наручника больно впился в кожу. Максим едва не потерял сознание от боли. Но боль привела его в чувство, отрезвила. Теперь ему было нестерпимо стыдно за то, что не сдержался, выказал слабость перед каким-то бесом.
- Отвечать мне, кулибяка! Отвечать! - бесновался подручный сатаны. Но так и не дождавшись от Максима ответа, бросил его на сидение, сам сел на переднее и уже спокойно, даже ласково спросил: - Ответь мне, сосунок, почему Ватикану не нравится наш Линитим? Чем он хуже вашего, в бога, в душу, Христа?... Почему молчишь, несчастный? Заповеди его вам не нравятся, да? Заповеди, как заповеди. В них нашло свое отражение неуемное стремление человечества к красивой жизни. "Красиво жить не запретишь", "Кто не рискует, тот не пьет шампанского", "Пей тут, на том свете не дадут", "Сытый голодного не разумеет", "Работа дураков любит", "Работа не волк, в лес не убежит", "Не подмажешь - не поедешь", "Пей, гуляй! Однова живем!", "Хочешь жить, умей вертеться", "Деньги не пахнут". Разве они не прекрасны? Они дают человеку полную свободу действий, пробуждают его истинные инстинкты и устремления. Разве может устоять перед ним ваш хилый Иисус со своей рахитичной добродетелью? В гробу мы видели и его самого, и его батяню! Будущее за нашим Линитимом Искусителем. Он - именно тот Бог, который нужен людям. Понял ты, червь навозный?... Молчишь? Но ничего, в полиции тебе язык быстро развяжут.
Максим едва сознание не потерял от подобного богохульства. Неимоверных усилий стоило ему молчание, он даже губу прокусил, чтобы ни словом, ни делом не дать повода этому для очередных насмешек.
Старший бес встал и, повернувшись к дверям, громко позвал:
- Девочки!
В автобус поднялись две молодые проститутки - крашеная блондинка и брюнетка. На них были высокие сапоги, короткие сверх всякого приличия юбки и кожаные куртки. Обе сильно накрашены и крепко навеселе.
- Хэлло, мальчики! - сказала брюнетка и сделала всем ручкой. Девицы, переглянувшись, громко рассмеялись.
- Мои сектантки! - с гордостью проговорил старший бес. - Блондинка Вера, а брюнетка - Варя.
Максим вздрогнул от неожиданности. Девиц звали точно так же, как его бабушек. Бес, указывая на него, сказал:
- Узнаете, девочки? Это ваш внук Максим, дурак, каких свет не видывал.
Блондинка подошла к Максиму, наклонилась и, дыша в лицо перегаром, голосом бабы Веры проговорила:
- Здравствуй, Максимушка! Это ты куда, солнышко, без нас хотел удрать?
От всей этой дьявольщины Максима прошиб холодный пот и он невольно зажмурился. И услышал голос беса:
- А ты думал, что они каждый день в сквер гулять ходят, да? Дурак ты дурак! Они ко мне в секту бегают. Я им возвращаю молодость. А за это они готовы самого черта в задницу поцеловать. Я верно говорю, девочки?
- Верно, Корреандр Викторович, - подтвердила брюнетка голосом бабы Вари. - Еще как верно!
"Нет - нет, этого просто не может быть! - в смятении подумал Максим. Мои бабушки не могли так поступить. Ведь именно они привили мне высокие моральные принципы".
- А кому они нужны - твои принципы?! - злорадно рассмеялся бес, подслушав мысли Максима. - Лишь таким дуракам, как ты, да немощным пенсионерам, которым ничего другого не остается, как ругать молодежь и упрекать их в утрате морали.
- Врете вы все, - сказал Максим убежденно. - Вы и ваш хозяин хотели бы видеть людей такими. К счастью, они не таковы. Ничего у вас не получится. И мои бабушки никогда не купяться на ваши дьявольские посулы. Никогда! Слышите вы - приспешник сатаны!
- Как?! - захлебнулся возмущением бес и обратился за помощью к присутствующим: - Вы слышали, граждане-товарищи, этот сукин сын святоша обвинил вашего почетного гражданина города во вранье?! О, времена! О, нравы! Неслыханно! Возмутительно! И этот, с позволения сказать, пачкун-с смеет обвинять нас в отсутствии морали?! Теперь вы видите, господа, до какого морального разложения дошел весь Остальной мир? Его уже ничто не спасет. Скоро мы поднимем над всей планетой наше гордое черно-красное полотнище. - И неожиданно, хорошо поставленным голосом оперного дива торжественно пропел: - "Мы наш, мы новый мир построим!"