Город - Константинов Владимир. Страница 48

- Как вы себя чувствуете, Григорий Александрович, или как там вас? проговорил Пантокрин сдержано. Но бушевавшая в его старческом теле ненависть прорвалась нарушу каким-то странным шипением.

- Так же как вас - можете смело называть идиотом, - беспечно ответил шпион. В его голосе правитель даже уловил насмешку. Из разбитой нижней губы Орлова продолжала ещё сочиться кровь. - Только идиот мог перепутать автобус и приехать в ваш грязный и убогий городишко. И только идиот мог принять меня за шпиона. Так что, если разобраться, то мы с вами ближайшие родственники, где-то во втором или третьем поколении от обезьяны. С чем себя и вас поздравляю.

И правитель растерялся. Он не знал как себя вести со шпионом. Пантокрин плохо понимал юмор, тем более когда шутит человек до полусмерти избитый. К тому же он, кажется, назвал его идиотом? Это неслыханно! Как на это реагировать? Возмутиться? Не обратить внимания? Лучше пока остановиться на втором. Нет, противник серьезный. Очень серьзный. Теперь правитель в этом окончательно убедился.

Тем временем шпион сел в кресло, невольно поморщившись от боли, достал из кармана пачку сигарет, зажигалку, закурил и стал спокойно ждать, что ответит на его дерзость правитель.

- Вас кажется били? - спросил тот осторожно.

- Да ни то чтобы, - ответил шпион насмешливо. - Скорее мило поговорили. Твои куклявые, миссье Пантокрин, честно сказать, ничего делать не умеют. Точно. Суетятся, стараются, машут "кувалдами", а толку никакого. Возможно это из-за отсутствия должной практики. Не знаю. Ты бы их командировал в наш город. Там они узнают, что такое настоящий мордобой.

Переход шпиона на панибратское "ты" ещё более возмутил и покоробил правителя. Но и на этот раз он взял себя в руки, сдержался. Решил сразу перейти к делу. Спросил:

- С какой целью, Григорий Александрович, вы проникли в наш город?

Орлов, глубоко затянувшись напоследок, раздавил в пепельнице окурок, сказал возмущенно:

- Ну ты, блин, даешь! Не надо работать под придурка. Это ни к лицу правителю хоть и вшивенького, но все же города. Я был о тебе лучшего мнения. Ты ведь сам не веришь в то, что плетешь. Не надо из меня делать героя. Я этого не заслуживаю. И потом, зачем тебе нужна вся эта шпиономания, все эти заморочки? Ты уже в том возрасте, когда нужно думать о покое, о больной печени, о встрече с Богом. Вот, к примеру, завтра ты с ним встретишься. Да ты не пучь на меня глаза. Я ж говорю, - к примеру. Вот встретишься ты с ним. И что ему скажешь? Расскажешь о своем паскудстве? Ты думаешь он тебя за это по головке погладит? То-то и оно. Нет, Пантокрин, тебе надо в корне пересмотреть свое поведение, а то будет полный конфуз.

А Пантокрин сидел совершенно сбитый с толку, ничего не понимая в происходящем. Кто здесь кого допрашивает? Мысли его путались. От слов шпиона он даже почувствовал легкую панику. Состояние это было непривычным. Проскользнула в сознинии даже трусливая мыслишка: "А может быть он прав? Может бросить все и уйти на покой?"

Очнувшись наконец от сковавшего тело его и разум оцепенения, он понял насколько опасен шпион. Пытаясь взять ситуацию в свои руки, грохнул о стол кулаком, да так, что стоявшие на столе телефоны подпрыгнули и встали на дыбки, как норовистые лошади, пытающиеся сбросить седока.

- Ты что это себе позволяешь?! - зорал он. Голос его обрел былую уверенность и мощь. Он вскочил и, наклонившись вперед, завис над столом будто коршун, вперив горящий взгляд в шпиона. - Встать, скотина, когда разговариваешь с Правителем!

- Слушай, кончай этот балаган, - вяло отмахнулся Орлов, продолжая сидеть, развалясь в кресле. - Параноик ты, а не правитель. У тебя ярко выраженная мания величия, понял? Ну надо же - правитель?! Ты едва-едва на городничего-то тянешь. Как ты был городничим заштатного города, так им и остался. Это твой предел, приятель. Если ты это не поймешь, то плохо кончишь. Это я тебе гарантирую. - И уже строго сказал: - Да сядь ты, не ори как базарная баба! Слушать тошно.

- Да ты!... Да я!... Я тебя сгною, мерзавец! Я тебя живьем... Я тебя четвертую! Ты у меня, гаденыш, попляшешь! - продолжал орать Пантокрин скорее по инерции, так как внутри творилось что-то такое, такое, что в пору было плакать. Твердая почва уходила, уходила из-под ног... Ушла. И он тяжело плюхнулся в кресло, ощутив усталось и разбитость во всем теле. Впервые почувствовал до какой же степени он стар и немощен.

- Ну вот видишь, приятель, к чему приводят излишества, укоризненно проговорил Орлов, сочувственно глядя на правителя. - И что, спрашиваешься, разорался. Считаешь, что спутался с нечистой силой, так от всего застрахован? Нет, дорогой, здоровье беречь надо. Здесь тебе никакая нечистая сила не поможет. Здоровье можно поправить лишь благими делами. Точно тебе говорю. Сам от врачей слышал. Это называется психотерапией. Отпусти нас с Татьяной из города и сразу почувствуешь облегчение.

- Что?! С Татьяной?! - в ужасе проговорил Пантокрин. Лицо его стало совсем насчастным. И, обращаясь к стоявшим за спиной шпиона куклявым, он совсем по-детски захныкал: - Уведите его, прошу! Уведите!

Орлов бодро встал с кресла, широко раскинув руки, смачно потянулся. Сказал с сожалением:

- Жаль что нам с тобой, папаша, не удалось как следует потолковать. Очень жаль. И все же ты хорошенько подумай над моим предложением. Правда. Дельное, скажу тебе, предложение. Для тебя, кроме пользы, ничего другого не будет. Для чего тебе эти заморочки, отпустил нас с Татьяной и дело с концом. Верно? Для твоей же пользы стараюсь. Ладно, поправляйся, не буду мешать. Да, ты вроде что-то хотел у меня спросить?

Пантокрин вконец обессилил от издевательств шпиона, вытянул вперед дрожащую старческую руку, будто хотел отгородиться от него, тяжело и хрипло выдавил из себя:

- Изыди , сатана! - и к своему стыду и ужасу перекрестил Орлова крестным знамением. В этот момент он совсем забыл придуманного им бога Линитима Искусителя, а обращал свой взор надежды, как делали это когда-то его предки, к Христу Спасителю. Реален ли он был или тоже кем-то для чего-то выдуман, он не знал, но хотелось верить, что реальный и в состоянии ему помочь.