Право на месть (Страх - 2) - Константинов Владимир. Страница 8

"Напейся".

"Так-то оно так. Но у меня принцип - я один не пью. А тебе твоя Светлана не разрешает. Сердце! Будто раньше у тебя вместо сердца был кусок говядины. Да, крепко ты, дружище, влип, надолго, если не насовсем попал к ней под каблук. Факт. Никогда бы не подумал."

"Никуда и ни к кому я не попал. Мелешь что попало."

"Ха! И этим все сказано. Ладно, бывай, герой!"

И Иванов исчез. Но вместе с ним не исчезло плохое настроение. А оно у меня, как говорил когда-то Райкин, - мерзопакостное. О-хо-хо! Что делать и как с этим бороться - ума не приложу. Ага.

Сегодня проводил Говорова в Москву, и не нахожу себе места от тревоги за парня. Если с ним что случиться, то я себе этого... "Нет-нет, все будет нормально", - пробую успокоить себя, но это мало помогает. В последние годы наша работа и так напоминает действия сапера на минном поле - не знаешь где и когда рванет. А здесь он направляется прямиком в пасть дракона. Ситуация! Легче самому пять раз съездить, чем посылать на такое других, тем более таких парней, как Андрей.

Вернулась из магазина Светлана. Зашла в комнату, включила свет, спросила:

- А что это ты, Сережа, в потемках сидишь?

- Нескромно сидеть при ярком свете, когда страна пребывает в сумерках. Это непатриотично.

- Красиво! - по достоинству оценила она мою аллегорию. - Что-то случилось?

- Андрюшу Говорова сегодня в Москву отправил.

- Ну и что?

- А то не знаешь, что его там может ждать?

- Он один поехал?

- Нет, с Колесовым и Шиловым.

Она села рядом со мной на диван, обняла, поцеловала и тоном, каким говорят с обиженными детьми проговорила:

- Ну и что же ты волнуешься? У него вполне надежная группа "поддержки".

Мне порой начинает казаться, что это ни я её старше на восемнадцать лет, а она - меня.

- Не смеши Москву...

- А о Беркутове что-то слышно?

- Увы, глухо, как в танке, - развел я руками.

- Вчера заходила к его Светлане. Вот кому не позавидуешь. Похудела, постарела. Безвестность страшнее всего.

- Это точно, - согласился я. - Нам ничего другого не остается, как только ждать и надеятся.

Глава шестая: Беркутов. Пора действовать.

Маэстро, кончай ты свое болеро, выдай нашу - цыганочку с выходом. Я вам, блин, покажу, кто здесь настоящий артист, а кто, так себе, дерьмо собачье, не более того. Так сбацаю, что на всю жизнь запомните. Я вас предупреждал: "Не будите во мне зверя"? Предупреждал? Но вы слишком крутые, да? Видали мы таких крутых. Вот-вот, именно там и непременно в белых тапочках. Что ж, пеняйте на себя. Больше не на кого.

Короче, я решил принять предложение Сосновского. После встречи с ним прошло три дня. Эти дни я занимался исключительно самоунижением. Какие только эпитеты и сравнения для себя не придумал, кем только не побывал. Был и последним кретином, каких свет не видывал, и дубиной стоеросовой, и круглым болваном, и козлом, и самоуверенным индюком, и говорящим какаду, и макакой. Словом, я пребывал в том состоянии, когда легче повеситься, чем продолжать жить. Определенно. Ощущал себя таким жалким ничтожеством, недостойным не только любви такой замечательной женщины, как Светлана, но даже уважения вокзального бомжа. Как мог опытный оперативник с моим стажем и хваленной интуицией так проколоться?! Уму непостижимо! До сих пор натурально сгораю от стыда, вспоминая, как "вербовал" этого козла Варданяна. Представляю, как он вместе с хозяином потешались, слушая запись нашего разговора. Нет, такого позора и унижения мое бедное сердце не может вынести. Не должно.

Я бродил по территории загородного дома отдыха боевиков олигарха в сопровождении молчуна мастодонта Саши хмурый, злой и свирепый, будто медведь шатун, готовый каждую минуту самому себе вцепиться в глотку, и занимался самоунижением. Мысль о побеге даже ни разу не посетила мою бестолковку, так как я на личном опыте убедился в возможностях Саши, какие он может лепить фигуры под названием "нарочно не придумаешь" из простого человеческого тела, даже, в определенном смысле, спортивного. Когда мне очень надоедало оскорблять себя, я начинал оскорблять его. Но все мои оскорбления откакивали от него, словно семечки. Он лишь улыбался улыбкой египетского сфинкса да наяривал свою неизменную жвачку. Даже ни разу в морду не дал, на что я очень рассчитывал. Короче, кругом сплошной атас. Определенно.

На четвертый день я проснулся оптимистом и сказал: "Маэтро, кончай ты свое болеро..." Ах да, это я уже говорил. А ещё я спросил себя: "Дима, ты готов к подвигу?" И тут же ответил: "Всегда готов!" "Тогда в чем же дело? Герой никогда не пасует перед обстоятельствами, как бы трудны они не были. Он их преодолевает". Словом, я решил развернуть ситуацию ровно на сто восемьдесят градусов и не только выбраться из дерьма, но ещё и посадить в него гребанного олигарха с его командой. Только не подумайте, что я окончательно спятил, решив бороться с ветряными мельницами. Нет, в моей голове родился конкретный план, который я очень надеялся осуществить. Если не удастся... Что ж, на нет и суда нет. Значит, Боженька мне определил прожить на Земле ровно тридцать пять лет, ни больше и не меньше. И, если честно, то не так уж плохо я их прожил, одних подвигов столько совершил, что иному и не снилось. Правда, было и такое, о чем до сих пор вспоминать не хочется. Но ни одному человеку я не сделал подлянки. А это тоже немало. Верно?

Я вскочил с постели заряженный на подвиг и принялся энергично делать зарядку, что и на воле со мной случалось не часто. По всему я являл собой настолько странную картину, что Саша-орангутанг даже забыл про свою жвачку. У него натурально отпала челюсть, а такого удивления на лице у него наверняка не было с момента рождения.

- Саша, не наступи на челюсть, - сказал я.

- Чего? - не понял Саша.

- Я говорю - захлопни рот, дуболом, а то ужасно сквозит. Лучше присоединяйся. "В здоровом теле здоровый дух!"

- Фигня! - презрительно фыркнул он, отводя взгляд к окну и, вспомнив о жвачке, продолжил свое привычное занятие.

После зарядки я побрился, принял душ и ощутил зверинный голод. Три дня моего самоунижения мне кусок в горло не лез. Теперь я решил наверстать упущенное. И надо сказать, здорово в этом преуспел, так как после завтрака встал из-за стола сильно потяжелевшим.

- Саша, хочу Варданяна, - сказал я.

- Чего?! - вновь не понял он и опасливо огляделся - не слышал ли кто моей крамольной фразы.

- Я не в том смысле, дубина. Удивляюсь я тебе - каким образом в столь могучем теле ты умудрился сохранить столь девственный ум? По телефону хочу говорить с твоим шефом. Понял?

- А-а, - равнодушно проговорил Саша и потопал на второй этаж. Я последовал за ним.

В кабинете он снял телефонную трубку, набрал номер.

- Здравствуйте! Я - Саша... Ну... Мне бы Алика Ивановича... Ну... Алик Иванович, здравствуйте!... Здесь Беркутов с вами... Говорить хочет. Ну. Саша протянул мне трубку.

Я взял трубку, сказал в неё бодро и жизнеутверждающе:

- Привет, Алик Иванович!

- Здравствуйте, Дмитрий Константинович! Рад вас слышать! - раздался приятный и вкрадчивый, но от этого не менее внушительный баритон отставного генерала госбезопасности, продавшего и холодную голову, и горячее сердце ( о руках я даже не говорю) за хрустящие тугрики козла-толстосума.

- Скажу откровенно, как заслуженный артист народному артисту, что после долгих и тяжелых раздумий я решил принять ваше предложение и поступить в вашу гребанную труппу. Об условиях работы, оплате и всем прочем я бы хотел поговорить лично с "директором театра".

- Скажу не менее откровенно, Дмитрий Константинович, - ответил Варданян с легким смешком, - я верил, что здравый смысл в вас возобладает. Рад, что нашел тому подтверждение. Сочту за честь с вами поработать. Вы подождите у телефона, я сейчас согласую вопрос с Виктором Ильичем.

Ждать пришлось минут десять.

- К сожалению, Дмитрий Константинович, Виктор Ильич вас принять не может. У него совещание. Он поручил мне составить с вами разговор и обсудить все интересующие вас вопросы. Вы согласны?