Риф яркости - Брин Дэвид. Страница 3

Гек назвала ее кентавром только один раз.

Ур– ронн племянница Уриэль, которая держит кузницу вблизи огненных лавовых потоков высоко на горе Гуенн. Она завоевала право стать учеником кузнеца, а не оставаться со стадами и караванами на травянистых равнинах. Жаль, что тетка все время заставляет ее работать и не позволяет плавать с нами в лодке: говорит, что уры не умеют плавать.

В школе в прериях Ур-ронн привыкла много читать. В этом захолустном уголке Склона мы о таких книгах и не слыхали. И она рассказывает нам, что может вспомнить, например, о Сумасшедшей Лошади, или о Чингисхане, или об урских героях-воинах, о том, как они сражались с людьми после того, как земляне прилетели на Джиджо и до того, как возникла Община и начался Великий Мир.

Было бы здорово, если бы наша команда стала полной Шестеркой, вроде той, что с Дрейком и Ур-джушен и их товарищами отправилась в Великий Поиск и впервые увидела Святое Яйцо. Но единственный треки в городе – аптекарь, и он слишком стар, чтобы образовать новое множество колец, с которым мы могли бы играть. А что касается людей, то их ближайший поселок в нескольких днях пути отсюда. Так что, вероятно, нам суждено оставаться четверкой.

Жаль. Люди – это здорово! Это они привезли на Джиджо книги, они владеют англиком лучше всех, кроме меня и, может быть, Гек. К тому же дети людей по фигуре напоминают маленького хуна, так что могут пробраться почти повсюду, куда и я на своих двух длинных ногах. Может быть, Ур-ронн бежит быстрей, но она не может заходить в воду, Клешня не может слишком далеко отойти от воды, а бедная Гек должна держаться ровных участков суши, по которым могут пройти ее колеса.

И никто их них не может взобраться на дерево.

И все же они мои приятели. И способны на многое, на что не способен я, так что, полагаю, счет у нас равный.

Именно Гек сказала, что летом нужно пуститься в настоящее приключение: ведь это лето у нас последнее.

Занятия в школе кончились. Господин Хайнц отправился в ежегодную поездку в великие архивы Библоса, потом на Праздник Собрания. Как обычно, он взял с собой несколько старших учеников-хунов, включая приемную сестру Гек Аф-аун. Мы завидовали их долгому путешествию – вначале морем, потом в лодках вверх по реке до города Ур-Тандж, и наконец караваном ослов вверх, в горную долину, где они будут посещать игры и театральные постановки, навестят Яйцо и будут наблюдать, как встречаются мудрецы и решают проблемы всех шести рас-изгнанников Джиджо.

На следующий год, может быть, мы тоже отправимся в такое путешествие, но не скажу, чтобы перспектива ждать еще семнадцать месяцев меня радовала. А теперь перед нами ничем не занятое лето, и родители все время будут заставлять нас помогать грузить корабли с мусором, разгружать рыбачьи лодки и выполнять сотни других мелких работ. И что еще хуже, до самого возвращения господина Хайнца не будет никаких новых книг – он привезет книги, если не потеряет список, который мы ему дали.

(Однажды он вернулся в крайнем возбуждении и привез целую груду земных стихов, но при этом ни одного романа Конрада, Купа или Кунца. А некоторые взрослые заявляли, что им эти стихи нравятся!)

Именно Гек первой предложила отправиться за Линию, и я все еще не знаю, стоит ли ее за это благодарить, или проклинать.

– Я знаю, где есть что почитать, – сказала она однажды, когда здесь, на юге, начиналось раннее лето.

Йоуг– уэйуо уже поймал нас, когда мы сидели под пирсом, бросали камни в прыгающие куполы и скучали, как нур в клетке. И, конечно, сразу заставил карабкаться по длинной решетке вверх, чтобы починить маскировку деревни: терпеть не могу эту работу и с нетерпением жду, когда стану слишком большой, чтобы ее делать. Мы, хуны, не так хорошо переносим высоту, как любители деревьев люди и их домашние шимпы, и позвольте мне вам сказать, что, когда карабкаешься по деревянной решетке над всеми домами и магазинами Вуфона, ухаживая за зеленым растительным ковром, который должен помешать заметить нас из космоса, голова начинает кружиться.

Сомневаюсь, чтобы это помогло, если когда-нибудь наступит День, которого все так боятся. Когда небесные боги придут нас судить, что нам даст покров из листьев? Избавит от наказания?

Но не хочу, чтобы меня называли еретиком. И вообще это не подходящее место для таких разговоров.

Итак, мы были вверху, высоко над Вуфоном, подставляли солнцу свои незащищенные спины, и Гек неожиданно выпалила, словно прокричала:

– Я знаю, где есть что почитать,

Я положил завязки, которые нес с собой, на пучок черных веток ириса. Внизу мне виден был дом аптекаря, и из его трубы поднимались отчетливые запахи треки. (Вы знаете, что вокруг домов треки растут совсем другие растения? Трудно работать по соседству, когда аптекарь готовит лекарства!)

– О чем ты говоришь? – спросил я, борясь с приступом тошноты. Гек подкатилась, подобрала одну из свисавших лиан и приладила на место.

– Я говорю о том, чтобы прочитать кое-что такое, чего на Склоне никто не читал, – ответила она вполголоса и с чувством; она всегда так говорит, когда считает идею замечательной. Два глазных стебелька повисли над ее занятыми руками, а третий повернулся ко мне с блеском, который слишком хорошо мне знаком. – Я говорю о чем-то таком древнем, что по сравнению с ним самые древнейшие свитки кажутся только что напечатанными Джо Доленцем, и краска на них еще не просохла.

Гек катилась по балкам и брусьям, заставляя меня ахать, когда подпрыгивала или проезжала мимо зияющих дыр, сплетая гибкие ветви, как прутья в корзине. Мы считаем г'кеков хрупкими существами, потому что они предпочитают гладкие равнины и терпеть не могут скалистую местность. Но их оси и окружности проворны, а то, что г'кек назовет дорогой, может быть узенькой планкой.

– Не вешай мне лапшу на уши, – ответил я. – Твои предки сожгли и затопили свой крадущийся корабль, и то же самое сделали все расы, высадившиеся на Джиджо. И у них остались только свитки – до появления людей.

Гек качнула торсом, подражая жесту треки, который означает: может, ты и прав, но я/мы так не думаем.

– Олвин, ты знаешь, что даже первые изгнанники нашли на Джиджо что почитать.

Ну, хорошо, я действительно не очень быстр. По-своему я достаточно умен – настойчив и основателен, как подобает хуну, но никто не сможет обвинить меня в поспешности.

Я нахмурился, подражая человеческому “задумчивому” выражению, которое однажды видел в книге, хотя от этого у меня заболел лоб.

– Хрррррм… Минутку. Ты ведь не имеешь в виду те настенные надписи, которые иногда находят…

– На стенах старых зданий буйуров, да! Те, что уцелели, не были разбиты или съедены мульк-пауками за миллион лет после ухода буйуров. Эти самые надписи.

– Но разве это в основном не уличные указатели и тому подобное?

– Верно, – согласилась она, опуская один глазной стебелек. – Но в тех развалинах, где я жила вначале, были очень странные надписи. Дядя Лорбен перевел некоторые на ГалДва – до того, как ударила лавина.

Я так и не смог привыкнуть к тому, как небрежно она упоминает о катастрофе, уничтожившей всю ее семью. Я о таком не мог бы говорить много лет. Может, никогда не смог бы.

– Дядя переписывался с учеными из Библоса и обсуждал с ними найденные надписи. Я была тогда слишком мала, чтобы многое понять. Но, очевидно, есть ученые, которые хотели бы больше узнать о настенных надписях буйуров.

А также и такие, кому это не понравится, помню, подумал я. Несмотря на Великий Мир, во всех шести расах всегда найдутся готовые воскликнуть “ересь!” и предупредить о страшном наказании, готовом прийти с неба.

– Что ж, жаль, что надписи были уничтожены, когда… ну, ты знаешь.

– Когда гора убила моих родичей? Да. Очень жаль. Послушай, Олвин, не передашь ли мне еще несколько вязок. Я не дотягиваюсь…

Гек покачивалась на одном колесе, второе бешено вращалось. Я глотнул и протянул над пропастью несколько срезанных веток.