Белая ель - Камша Вера Викторовна. Страница 5

Сзади рычали озверевшие мужчины, но девушка мчалась вперед сломя голову отнюдь не от страха. Это была не первая драка, которую она видела, случалось ей бросаться между пьяным отцом и матерью и выуживать расходившегося родителя из кабацких свар, но то было другое. Теперь Барболка чувствовала себя вымазанной в самой вонючей и липкой грязи, которая только может быть.

Охотнички боговы, неужели она собиралась прожить с Фереком всю жизнь?! С Фереком, его матерью, его отцом, на мельнице, которой вештский гици заплатил за свои забавы! И Магна еще глядит на нее свысока?! Да пошли они все...

Лес, как всегда, гасил и ярость, и страх. Убаюкивал, окутывал зеленым покоем. Вот так бы идти и идти, и никуда не возвращаться. Барболка остановилась на любимой ландышевой поляне, посреди которой росла огромная шатровая ель – пересидишь ливень и не заметишь. Недалеко от ели лежало несколько валунов, между которых пробирался ручей, и Барболка старательно смыла с себя поцелуи Ферека, переплела волосы и в который раз за последние дни задумалась о своей доле.

– Ты не поешь, почему? – Голосок был детским и капризным. – Спой, мне нравится.

Барболка подняла голову и на соседнем валуне обнаружила растрепанную девчонку лет десяти, совсем голую, если не считать длиннющих черных волос, на которых топорщился венок из ландышей, да на шее блестит серебряная звезда-эспера [7] . Откуда она у нее?

– Спой, – повторила девочка, надув губы, – а то скучно.

– Не поется, – вздохнула Барболка, с удивленьем разглядывая странное создание. Солнце стояло высоко, Барболка видела собственную тень и рядом вторую – маленькую, кудлатую. Закатные твари средь бела дня не разгуливают, выходцы тем более.

– На! – Странное создание сдернуло свой венок и протянуло Барболке, которой ничего не оставалось, как надеть его на голову. – Ты красивая, ты мне нравишься.

– Ты тоже красивая, – засмеялась пасечница, ничуть не погрешив против истины. Личико девочки было точеным, в голубых, как небо, глазах плясали искры.

– Ты кто?

– Я... – Барболка замялась. Голышка не казалась опасной, но мало ли, имя кому попало не называют, особенно в лесу. – Я с пасеки, а вот ты кто?

– Я здесь танцую, – тоненькая ручка ухватила Барболку за запястье. – Хочешь потанцевать?

Девушка покачала головой, но незваная собеседница в ответ только рассмеялась и, не выпуская Барболкиной ладошки, вскочила в полный рост на камень. Барболка, сама не зная как, тоже оказалась на ногах. Они стояли на скользких валунах, держась за руки, а между ними бежал ручей.

– Видишь, как весело? – Девчонка тряхнула волосами, и Барболка услышала дальний звон колокольчиков, наверное, его донес ветер. – Почему ты не танцуешь?

Танцевать на камне среди ручья, да еще когда тебя держат за руки?!

– Кто тебя держит? – В волосах девчонки вновь белели ландыши. – И кого держишь ты?

– Никого, – огрызнулась Барболка и вдруг увидела Ферека с искаженным от ярости лицом. Парень показался из-за ели, в руке его был нож. Барболка не выдержала и закричала.

– Фу, – девочка свела бровки, – он плохой. Иди вон! Вон!

Ферек остановился, словно налетел на невидимую веревку, покачнулся и исчез.

– А теперь? Теперь тебе весело? Теперь ты будешь танцевать?

Весело? Ферек исчез, но все равно было плохо... Все равно! Потому что седой господарь – хозяин Сакаци, а она – пасечница!

– Идем танцевать, – маленькая проказница вновь вцепилась в руку, – ну идем же!

Девушка сделала шаг, еще один, еще... Ландыши пахли все сильнее, тени были черными и четкими, словно в лунную ночь.

– Спой, – потребовала лохматая непоседа, – только веселое!

А почему бы и не спеть?

А радуга в самом деле зажглась, дождя не было, а радуга горит, первая радуга в этом году.

– Танцуй! – кричала девчонка, и они кружились, взявшись за руки, и вместе с ними кружилось небо с облаками-птицами.

– Танцуй! – Радуга раздвоилась, сквозь нее пролетела птичья стая.

– Танцуй! – В разноцветном вихре мелькнуло худое, орлиное лицо со шрамом на щеке.

– Танцуй! – Это не птицы, птицы не смеются, у них нет рук, только крылья.

Танцуй, танцуй, танцуй!..

– Барболка, – кто-то ее тряс, потом девушка почувствовала у своих губ горлышко фляги и отпила жидкого сладкого огня.

– Жива! – Голос, такой знакомый, и как же нежно он звучит. – А я уж невесть что подумал.

«Я»? Кто – «я»? Барболка приоткрыла глаза и увидела Пала Карои. На этот раз сакацкий господарь смотрел Барболке прямо в глаза и лукаво улыбался. Светила луна, одуряюще пахли ландыши, так они еще никогда не пахли. Уже ночь? Какой странный сон ей снится.

– Что ты тут делаешь? – Сакацкий господарь отбросил фляжку и уселся на камень, подогнув под себя одну ногу. – Что-то случилось?

– Ничего, – заверила Барболка и тут же вспомнила про разорванную блузку. Девушка торопливо вскочила, прикрывая руками грудь.

– Тебя что, кошки рвали? – покачал головой Карои, его глаза больше не смеялись. – Или хуже?

– Ферек, – призналась Барболка, – только я сбежала от него. Укусила и сбежала!

– Укусила, – господарь поднял темную бровь, – кошечка закатная. И как же ты его укусила?

– За язык. – Заступнички-мученички, что за чушь она несет, что гици о ней думает?!

– Что же он делал, – удивился господарь, – что ты его за язык ухватила?

Ответить Барболка не смогла бы, даже если б захотела, потому что ее руки каким-то образом оказались на плечах Пала Карои, а губы гици приникли к ее губам, и как же это было дивно, только больно быстро кончилось. Господарь отстранился и, склонив голову к плечу, разглядывал задыхающуюся Барболку, словно диковину.

– Так было дело?

Так?! Сравнил жабу с ласточкой! Девушка замотала головой, не находя слов.

– Что же ты не кусаешься?

Он был рядом, он был совсем другим, не таким, как на дороге. И она тоже была другой. Тогда он давал деньги, а она не взяла. Тогда рядом было два десятка витязей, и все глазели на нее. Все, кроме господаря.

– Так что же ты не кусаешься? – повторил Карои, стягивая с плеча Барболки злополучную кофтенку и осторожно касаясь губами кожи. – Не хочешь?

– Нет, – все было непонятно, чудесно и страшно, и Барболка не знала, что хуже – если он уйдет или если останется.

– Нет? – Бровь снова взмыла вверх. – Но почему? Потому что тебе хорошо или потому что плохо?

– Когда хорошо, даже кошки не царапаются, – выпалила девушка, обомлев от собственной смелости.

– Царапаются, – расхохотался господарь, сильные руки толкнули девушку, она не удержалась и упала в ландыши. Встать ей не дали. – Еще как царапаются. И кусаются. А еще они мяучат. Ты будешь мяукать?

Как хорошо, что она сбежала от Ферека! Как хорошо, что уснула на этой поляне! Как хорошо, что Пал Карои ходит теми же тропами!

– Я все сделаю, как гици хочет, – прошептала девушка, – все...

– Ты сказала, – он посмотрел ей в глаза, – а я слышал. Сними все, что на тебе, и отпусти волосы, пусть летают.

Барболка кивнула. Вот так и бывает, знаешь же, что нельзя, а не можешь остановиться. И не хочешь.

Юбка упала к ногам темной лужицей, рядом легла многострадальная кофта, как же она все это завтра наденет?

– Расплети косу. – В лунном свете он был совсем молодым и невероятно, невозможно красивым.

Барболка лихорадочно вырвала и отбросила ленту, которой так гордилась, налетевший ветер подхватил освобожденные пряди.

– Волосы – это твои крылья, – засмеялся Пал Карои, – их нельзя связывать, их нельзя подрезать.