Блуждающий огонь - Кей Гай Гэвриел. Страница 40

– Мой дед, – сказал Айлерон дан Айлиль дан Арт, – был назван в твою честь, о Великий Воин. И если у меня когда-нибудь будет сын, он тоже будет назван в твою честь. – И пока мужчины и Ким, единственная женщина среди них, изумленно ахали и с облегчением переводили дыхание, Айлерон уже совсем овладел собой, и лицо его озарила веселая улыбка. – Ни один другой визит, даже визит Колана или Конари, не смог бы обрадовать меня больше, господин мой Артур! Ах, какой дивный рисунок ты соткала, Кимберли! – Он сильно и ласково сжал ее плечо, а потом по-братски горячо и радостно стиснул в объятиях того, кого она привела с собой.

Артур тоже от всей души обнял молодого короля, а когда Айлерон, разомкнув объятия, отступил на шаг, в глазах Воина впервые за все это время вспыхнул огонек удовлетворения.

– Мне дали понять, – молвил он, – что тебе может показаться не совсем уместным мое появление в вашей столице.

– У меня на службе, – сказал Айлерон, подчеркивая слово «служба», – состоят, видно, люди весьма ограниченные. Что ж, это печальная истина, но…

– Ни слова больше! – воскликнула Ким. – Это несправедливо, Айлерон. Это… просто несправедливо! – Она умолкла, потому что не могла придумать, что еще сказать, и потому, что он, видя ее беспомощность, смеялся над ней уже совершенно открыто.

– Я знаю, – сказал Айлерон. – Знаю, что несправедливо. – Потом перестал смеяться и сказал совсем иным тоном: – Я даже не хочу расспрашивать, как тебе удалось привести к нам этого замечательного человека, хотя Лорин и учил меня в детстве кое-чему, и я, наверное, мог бы набраться смелости и догадаться, насколько это было трудно. Вы оба здесь в высшей степени желанные гости. Да и как могло быть иначе?

– Истинная правда, – сказал Лорин Серебряный Плащ. – Господин мой Артур, тебе никогда прежде не приходилось сражаться во Фьонаваре?

– Нет, – ответил тот глубоким своим басом. – И против самого Ракота я тоже еще ни разу не сражался, хотя много раз видел тени, отбрасываемые его черной тенью.

– И побеждал их, – вставил Айлерон.

– Этого я не знаю и никогда не мог узнать, – спокойно откликнулся Артур.

– Что ты хочешь этим сказать? – шепотом спросила Ким.

– Я всегда погибаю, прежде чем закончится битва. – Он сказал это, как что-то совершенно обыденное. – Мне кажется, лучше тебе понять прямо сейчас, что это именно так. Я не смогу остаться здесь до конца – это часть того заклятия, которое было некогда на меня наложено.

Некоторое время стояла полная тишина, потом Айлерон снова заговорил:

– Все, чему меня когда-то учили, свидетельствует о том, что если Фьонавар будет уничтожен, то будут уничтожены и все остальные миры, причем достаточно скоро – и все они попадут под власть тех «теней его черной тени», как ты их назвал.

Ким отлично понимала, что Айлерон старается уйти от чистых эмоций и обрисовать более общую картину возможного будущего.

Артур согласно кивнул; лицо его было сурово.

– Так говорят и на Авалоне, – сказал он, – среди летних звезд.

– Так говорят и светлые альвы, – добавил Лорин. И все дружно повернулись и посмотрели туда, где только что стоял Брендель, и впервые заметили, что его в зале больше нет. Что-то дрогнуло в душе Кимберли, слабое, едва различимое тревожное предчувствие сжало сердце, но, увы, слишком поздно.

На-Брендель с Кестрельской марки страдал от тех же запоздалых предчувствий, но только еще сильнее, ибо светлые альвы обладают древними традициями и памятью, куда более глубокой, чем у ясновидящих. Когда-то Исанна, а теперь и Кимберли могли загадывать в будущее или же видеть во сне некоторые из его троп, но светлые альвы жили достаточно долго, чтобы не только заглядывать в будущее, но и понимать прошлое, его смысл и возможные последствия. А Брендель, хранитель Кестрельской марки, был среди представителей своего народа далеко не последним -не самым молодым и не самым непонятливым.

И однажды, год назад, в лесу к востоку от Парас Дерваля некое чувство, словно отдаленное пение струны, пришло к нему, как пришло сейчас снова, только более сильное. С печалью и удивлением он последовал на этот призывный звук арфы к одной из дверей и, открыв ее, призвал всех троих последовать за ним – одного именем Бога, вторую именем Богини, а третью именем всех детей, именем самой горькой любви на свете.

И Брендель не ошибся, как не ошиблась и Кимберли. И когда он вошел в зал и представил королю Пуйла и обеих женщин, то по мгновенно застывшему лицу Лорина догадался, что и маг тоже это понимает. Лорин и его Источник, а также Брок из Банир Тала стояли в этот момент рядом с Ким у окна. Айлерон и Артур вместе с Горласом склонились над развернутой картой Фьонавара.

Король и канцлер разом обернулись, когда они вошли. Артур не обернулся. Но Брендель заметил, что он резко поднял голову, словно учуяв или услышав нечто такое, чего не заметил больше никто, и альв увидел, как руки Артура, которыми он опирался о столешницу, вдруг побелели – так сильно он стиснул пальцами край стола.

– Нам была дарована помощь поистине сверх всякой меры, – сказал Брендель, обращаясь к тем троим, которых привел с собой. – Это Артур Пендрагон, Великий Воин, которого вызвала Кимберли. Господин мой Артур, я хотел бы представить тебе…

Больше Брендель ничего не успел сказать. Он прожил уже достаточно долго и видел за свою жизнь немало; и очень много знал, в том числе и благодаря воспоминаниям Старейшин Данилота. Но ничто не могло быть понятнее того, что он увидел в глазах Великого Воина, когда Артур обернулся и посмотрел на вошедших. И под его взглядом Брендель почувствовал, что голос отказывается ему повиноваться; он не находил слов, которые можно было бы сейчас произнести, и вряд ли можно было испытывать большие жалость и сочувствие, чем те, что пронзили сейчас его сердце.

Ким тоже успела перехватить этот взгляд – взгляд того, кого она вызвала заклинанием с исчезнувшего навеки острова под вечными летними звездами. Вызвала на войну, подумала она вдруг, но вызвала только потому, что в том была большая нужда, и поняла в этот миг всю силу страшного проклятия, которое было наложено на него, и почувствовала, как у нее снова болезненно сжимается сердце – от горя и сочувствия этой глубочайшей любви, любви взаимной, на долю которой выпало испытание предательством. О, это была одна из самых печальных историй в мире! «О, Джен, – думала она, глядя на свою подругу. – О, Дженнифер!»