Отреченные гимны - Евсеев Борис Тимофеевич. Страница 43

В комнату, крадучись, вошла Иванна.

В мягком со шторками сумраке смотрелась она по-иному, чем час еще назад: поменялось, стало другим лицо, выострился нос, глаза огромные сузились, в уголках век явилась краснота, волосы темно-каштановые потускнели, тело стало ручным, а вовсе не дерзким, не противоборствующим.

- Ты не надумал еще, Вася? Там у входа какие-то люди. Безобразят они...

Нелепин еще раз оглядел ее. Поменялось не только лицо Иванны, но и ее одежда. Она надела кожаное пальто, в руках объявилась дорожная сумка, на ногах - высокие сапоги с пряжками.

- Мы ведь едем куда-то? Я угадала?

- Едем. - Нелепин встал. - Я хотел сказать тебе...

- Вася, - перебила Иванна, - там на входе руководство фирмы требуют! она вплотную подступила к Нелепину, - ОМОНом пугают! У них мегафон, на психику давят, от лица каких-то защитников природы протестуют. Не то здесь что-то!

- Гм. Интересно. С удовольствием на защитников гляну.

- Не ходи! Не пущу! Нечего смелость показывать! - она повисла у Нелепина на плече. - Давай как-нибудь тихонько, мимо них...

Охрану фирмы дразнили Срамота и Свечной.

Никакой нужды присутствовать лично при передаче, а точней, при захвате фирмы не было. Но уж так обожали подобные сценки Ян Янович и Владимир Феоктистович, так трепетно любили пробежаться по местам, где поработал палицей их шеф, что от нетерпенья забежали вперед ОМОНа, полезли "поперед батьки" да в самое пекло.

- Отворяйте ворота, гады! - кричал, имитируя страшное негодование огромный, с долгой гривой львиных волос барбос-Срамота. - Нахапали добра народного! - Срамота прыгал на охранника, стоящего у намертво закрепленной вертушки, совал ему в нос какую-то развернутую бумаженцию, рыкал в мегафон.

К пропускному пункту, к решетчатым воротам подтянулось еще с пяток охранников. Был среди них и раненый недавним взрывом старший охранник Пелых. Он незаметно расстегнул кобуру на боку и, ощущая гадкую боль в ноге, ждал лишь момента, когда барбос в замшевой куртке или другой, горбатенький, собиравший во рту слюну, а затем расплевывавший ее во все стороны, полезут на вертушку. Этих двоих Пелых выдернул из негустой толпешки сразу, сразу же выбрал и удобную позицию: чуть сбоку и слева от ворот. Стрелок он был отменный и промахнуться или попасть в кого-то из дуралеев-статистов, настропаляемых этими двумя, - не боялся.

- Чего на них глядеть? - продолжал горланить Срамота. - Все окрестности химией своей засрали! Экологию портют! Гайда за мной, братва! обращался он к не так чтобы и редким прохожим, которые должны были по замыслу помощников Дюди изображать возмущенных жителей.

Барбос наконец ступил вперед и схватился за вертушку. Охранники, стоявшие рядом, ухмылялись: воротца были намертво схвачены электричеством, да и вообще такие ужимки и крики могли подействовать только на дилетантов.

Тем временем, в конце переулка появился и, как жаба на кочке, подпрыгнул "ЛиАЗ" с голубыми занавесочками. Автобус Пелых видеть не мог: через высокую редкотрубчатую ограду на старшего охранника глядела лишь средняя часть переулка. Поэтому он спокойно и ловко вывернул пистолет из кобуры, не целясь, выстрелил.

Звук выстрела почти слился со звуком метрах в тридцати от ворот тормознувшего автобуса. Пелых (как и хотел) лишь чиркнул пулей барбосу по ноге: Срамота стал оседать на тротуар перед КПП, а Свечной бочком кинулся вправо, к автобусу. Из автобуса же выскочил веселый офицер в черной форме и высоким настуженным голосом, напрягая голосовые связки так, что, казалось, они вот-вот лопнут и хлынет из офицерского горла сизая, забродившая на крепких предзимних дрожжах кровь, закричал:

- Все на землю! ОМОН! Стреляю!

Нескладно, как пьянчуга, брякнулся в первый тощенький снег Свечной, и тут же пароходной сиреной, перекрывая все другие звуки, завыл Срамота:

- Ухайдакали... Угрохали! У-у-у-у!

- ОМОН без распоряжения руководства не впускать. Будут лезть через ворота - стрелять, - приказал слегка разрядившийся от выстрела и сразу подобревший старший охранник Пелых...

Из темной комнаты Иванна с Нелепиным вышли в общий стеклянный коридор. Навстречу им бежал Дурнев.

- ОМОН, стреляют! Надо сказать им! Представителя ФСБ вызвать! Долгатову позвонить, разыскать Ушатого!

- Александр Мефодьевич умер, убит. - Нелепин резко развернулся к Иванне. - Прости, не мог тебе раньше сказать. - Он снова повернулся и быстро пошел по коридору в обратную сторону, к информзалу, на ходу отмеряя по небольшой пригоршне слов поворотившим вслед за ним Иванне и Дурневу:

- Тебя, Валя, не тронут! Ты - мозг... Иванна вообще ни причем. Оставайтесь оба. Сидите тихо. На фирму - ни ногой. Всё! Я отъеду на месяц...

- Я с тобой, с тобой, я знала! - заторопилась Иванна.

- Я тоже с вами. Куда я один? Эти дилетанты всю программу нам развалят...

Втроем, - Нелепин, за ним Иванна, замыкающим Дурнев, - вбежали они в информзал, Нелепин стал лихорадочно хватать с утра еще приготовленные папки, взял с собой и последнюю, так в него сегодня и не введенную кассету. Затем распахнул дверь в операторскую, глянуть, не забыл ли там чего. Здесь ждал его сюрприз. Навстречу со стула поднялся бритый, подтянутый, с умело подкрученными кончиками усов Помилуйко.

- Вы? А мы вас с утра обыскались!

- Я уже с полчаса здесь. А тут суматоха какая-то. Что, снова налет?

- Снова, снова...

- Вы, я вижу, торопитесь. А у меня к вам дело. Александр Мефодьевич передать вам велел...

- Что? Что он велел?.. - Нелепин с исказившимся лицом подскочил к Помилуйке, ухватил его за крахмальную под плащиком меховым грудь.

- Да отпустите вы... - сдержанно ухмыльнулся Помилуйко, - тут в двух словах не расскажешь... - Если вы куда-то едете, то и я с вами. А на место прибудем - поговорим спокойно.

- Хорошо! Спускайтесь с Иванной на задний двор, ждите у красной двери! Я отойду на десять минут. За мной не ходить!

Нелепин схватил со стола зеленый дипломат, проверил, на месте ли еще с утра вложенная туда "расстрельная" кассета, стремглав кинулся вниз, в подвал. В подвале он никогда не был. Но распоряжение Ушатого о том, что в случае чего нужно проверить подвал, помнил, ключ от подвала всегда носил с собой.

Острая тьма уколола зрачки уже на третьем повороте лестницы.

- У-у, блин! - заревел Нелепин, но тут же увидел внизу, под ногой скудный свет, а вскоре и уткнулся в железную некрашеную дверь. У двери дремал незнакомый, а может просто никогда ему на фирме не попадавшийся охранник. Охранник, однако, новоиспеченного президента знал и сразу пропустил:

- Только аккуратней, - вежливо предупредил он. - Они уже начали.

Сразу за дверью на Нелепина напал всклокоченный Чурлов.

- Тихо! - замахал он, как ветряк, руками. - Тихо! Потом! Позже! Все ваши необоснованные претензии - потом. Уже запускаем!

Чурлов, как всегда, вспотел, вспотели его щечки, нос, даже под бело-докторским, неясно с какой стати напяленным на рыхлое тельце халатом, хлюпал, казалось, пот. Сергей Заремович стал решительно, хоть и бережно, оттирать Нелепина к дверям. Резко отстранив Чурлова, Нелепин прошел к внутренней двери. На двери этой висела писанная желтком по саже табличка:

Небытие - определяет сознание

Нелепин толкнул дверь и попал в больничную (к тому ж еще, кажется, и совмещенную с операционной) палату. Навстречу ему выскочили еще двое. Их Нелепин тоже знал, но фамилий не помнил. Однако не они привлекли внимание, а видневшийся сквозь раскрытую дверь операционный стол. На столе лежал голый, мускулистый, с длинными, артистически разметавшимися по плечам волосами, человек. Глаза его были закрыты, был он мертвенно бледен, не дышал.

- Он же сейчас "полетит"! Куда вы! - схватил пришедшего за рукав самый молодой и резкий из трех ученых.

- Разбудите, - приказал Нелепин. - Пусть очнется.

- Да вы что, с Луны свалились! Его потом целый месяц надо будет готовить!