Лунная дорога - Казанцев Александр Петрович. Страница 25

- Простить меня, командор, знаю, нельзя, но... так уж принято перед концом.

- Виноват скорее я, Том. Нельзя было уходить от танкетки. Кислорода хватит на несколько часов.

- Будем считать, что похороны состоялись. Дым салюта печально лег на землю. Тела опущены в заготовленную яму. А давно она была для нас заготовлена, командор?

- Думаю, что миллионы лет назад. У нас достаточно времени, чтобы изучить ее. - Громов зажег электрический фонарик, и тотчас пещера засверкала разноцветными кристаллами, сплошь покрывшими ее стены.

Том Годвин даже присвистнул.

- Недурная шкатулочка!

- Еще одна научная находка. Что это у вас в руке?

- Наверное, алмаз. Прозрачен, как слеза, которую никто из-за меня не прольет. Черт возьми, командор! Лунный алмаз тает в руках, как моя надежда...

- Подождите, Годвин! Вы сделали бесценное открытие! Это лед... Ископаемая вода! Аленушка! Здесь вода.

- Ваня торопится! Он скоро выедет. Не падайте духом, - послышался в шлемофонах голос Эллен.

- Духом мы не упадем, лишь бы телом не свалиться, - отозвался Громов, освещая дно пещеры. - Стойте! Что это там за лужа? Вода? Но почему она черная? Том! Скорее! Помогайте мне, пока жидкость не испарилась.

- Черт возьми, командор! Нужно думать о спасении души, о Земле хотя бы, а вы...

- Я думаю о Земле, Том! О сокровищах Земли.

- Как так? - удивился Годвин, помогая командору спускаться по отвесной стене, усыпанной иглами самоцветных кристаллов.

- Здесь когда-то кристаллизовались пары магмы, - говорил Громов.

- Вы удивительный человек, командор. С вами не затоскуешь и в чистилище.

- Том! Аленушка! Я успел взять жидкость в пробирку! Если это то, что я думаю, люди откроют на Земле бесценные сокровища.

- Ваня сейчас выезжает! - кричала сверху Эллен.

- Передай... когда бы ни добрались... обязательно... непременно пусть возьмут у меня эту пробирку. Очень важно.

Эллен заплакала. Она передала по радио странный приказ командора.

Аникин с силой ударил в последний раз молотком и отбросил его в сторону:

- Ну, Евгений, теперь все дело за тобой! У них скоро не останется кислорода.

Танкетка рванулась с места, присев на задние траки гусениц, и помчалась по камням, словно разбегаясь для нового прыжка.

Эллен первая почувствовала недостаток кислорода. Она лежала у края провала и смотрела вниз, в темноту. Командор запретил ей говорить, советовал уснуть. Во сне кислорода расходуется меньше.

Она лежала и думала. О Евгении и о командоре. И еще о Томе. Ей казалось все странным, как во сне. Ведь она должна была спать... В висках стучало. Она действительно скоро уснет. И совсем это не страшно.

Танкетка мчалась по следам людей. Здесь уже не мели лунные ветры, пепел лежал миллионы лет.

Аникин стоял нагнувшись вперед, подталкивая рукой полусферу, словно мог ускорить бег машины.

И вдруг машина остановилась. Она бессильно пробежала несколько метров и застыла, накренившись на камне.

Аникин соскочил.

- Что? Толкануть? - тревожно спросил он и вдруг увидел, что в полусфере нет изображения. Он бросился к проводам радиосхемы и вдруг понял... Он упал на камни и зарыдал.

Евгений Громов распахнул дверцу макета танкетки и вихрем выскочил в лабораторную.

- Наташа! Наташа! - кричал он. - Где же ты, Наташа! Погибло все, все... Луна зашла за горизонт.

Наташи не было. Евгений не мог понять, как она могла оставить лабораторию в такую минуту. Ведь она всегда знала, что надо делать... Он опустился на стул, сжав руками голову.

Ч а с т ь  т р е т ь я

СЕДЬМОЙ КОНТИНЕНТ

Г л а в а  п е р в а я

КОЛЬЦО ДРУЖБЫ

Под крылом самолета плыли прямоугольники разграфленных каналами полей. Страна трудолюбия, отгороженная от моря дамбами, осушенная каналами и насосными станциями, качавшими воду в море, уровень которого был выше крыш, казалась огромной шахматной доской. Широкий канал натянутой лентой разделял ее пополам. Пароходы и моторные барки рассыпались по нему пятнами. Рядом тянулись линейки рельсов. Игрушечный поезд на них будто стоял. Параллельная полоска шоссе была усеяна автомобильчиками, а вереница велосипедистов на бетонной тропинке казалась цепочкой.

К самому крылу вдруг резко поднялись домики с крутыми крышами, стали видны переброшенные с порогов мостки, замелькали кроны редких деревьев.

Самолет шел так низко, что должен бы врезаться в забор.

Но заборов в Голландии не строят.

Не было забора и вокруг Амстердамского аэродрома, центрального узла западных воздушных путей. Джон Смит прекрасно знал это еще в ту пору, когда сам летал. Теперь он был пассажиром. В последний раз на этот аэродром он сажал самолет трансатлантической линии вместе со вторым пилотом Томом Годвином, который бродит теперь где-то на Луне, а тогда, готовясь к космическим полетам, проходил практику на современных реактивных самолетах.

Здесь, в ресторане для экипажей, состоялись проводы Джона Смита. Он восседал на высоком табурете у стойки рядом с Томом Годвином и отечески поглядывал на тоненьких, затянутых в форменные костюмы девушек, которые на игольчатых каблучках прибегали с летного поля. А парни со всех линий, англичане, поляки, русские, немцы, французы, чехи, шведы и, конечно, голландцы в различных, но чем-то похожих формах, едва появляясь в ресторане, подходили к Смиту и чокались, опрокидывали с ним стаканчик. Все они были здесь друзья: и польский летчик Казимир Нагурский, гордившийся своим родственником, первым русским полярным летчиком, и француз Лавеню, неистощимый весельчак, и грузный Герберт Шварц, отказавшийся в свое время от службы в военной авиации, и иронический Джолиан Сайкс, сын лондонского докера и поэт; наконец, эти советские парни, только что прилетевшие на обгоняющем время ТУ, - все, все они знали друг друга, присаживались за одни и те же столики, обменивались шутками и жалели старого Джона Смита, который заканчивал свой последний рейс.

- Нет, не последний, - втолковывал каждому Джон Смит. - Я еще полечу, вернее вылечу с места. Вот это и будет последний полет.

Пилоты хохотали, тревожно поглядывая на старого летчика. Трудно будет ему, многосемейному, найти работу.

Тогда и сказал Том Годвин:

- Хэллоу, Джон, не терзайте всем душу, словно вас уже наняли на постоянную работу в ад. Я устрою вас в космопорт. Не хотите ли поддерживать со мной связь через космические бездны, наполненные надеждами?

- О'кэй! - сказал Джон Смит. - Это не хуже, чем просто выть на луну.

На самом деле это оказалось почти одно и то же. Джон Смит работал в радиорубке космопорта, но Годвина не слышал. Американская ракета "Колумб" разбилась о лунные скалы. Том Годвин и эта молодчина Кенни, получившая во всем мире прозвище "космической Эллен", примкнули к русским, и все вместе, бросив русскую ракету с радиоаппаратурой, отправились пересекать лунный диск! А связь с Землей поддерживали через телеуправляемую танкетку только в те часы, когда Луну было видно в Москве.

Джон Смит чувствовал, что даром ест хлеб и имеет все шансы вылететь с места. Однако не только забота о себе и о семье привела его на Амстердамский аэродром. Ему казалось очень важным поддерживать с Луной связь круглосуточно. Многие газеты хорошо бы заплатили, чтобы получить корреспонденции от "космической Эллен" и на худой конец от Тома Годвина непосредственно, а не через русских.

За окном самолета замелькали бетонные плиты. Негр Джонсон недурно посадил самолет. Смит всегда считал, что эти черные ребята - способные парни.

Пассажирам не полагалось ходить по летному полю, они должны были сесть в автобус, смешной и необычный. Его кузов почти касался дном бетонных плит, сзади опираясь на колеса, а впереди на моторную тележку, которая свободно поворачивалась под ним и возила не только его, но и бензоцистерну.

Джон Смит с удовольствием нарушил правило и в ресторан экипажей отправился вместе с Джонсоном пешком.