Поспели вишни в саду у дяди Вани - Зензинов Алексей. Страница 4
Конечно, я понимаю. Образования не хватило, чтобы сразу стать командармом или там комиссаром (смотрит на Шарлотту и Петю) Но я терпеливый. Я их многих уже пережил - образованных... Своей рукой пустил под молот революции. Ради революции никого не пожалею. И она мне за это однажды сполна заплатит.
Петя. После революции платить будет нечем, товарищ Недобейко.
Недобейко. Это почему же?
Петя. Потому что денег не будет... (прислушивается) Да тут еще люди есть.
(проходит за занавес вместе с Недобейко)
Любовь Андреевна. Бывает же такое, Леня!
Гаев. Что именно, сестра? (начинает снова играть в бильярд) Желтого в угол!
Любовь Андреевна. Мне показалось, что эта девушка... прошу прощения, сударыня, что говорю о вас в третьем лица... что она похожа на бедняжку Шарлотту, бывшую гувернантку, которую я бросила на произвол судьбы. Потрясающее сходство!..
Впрочем, возможно, мне это только мерещится...
В подвал спускаются Ярослав с красным бантом на груди и Лопахин в тройке, с тростью в руке.
Ярослав. Привел министра, товарищ Ларина!...
Лопахин. Шарлотта Ивановна! Сколько лет, сколько зим! Позвольте поздоровкаться!
Шарлотта. Сперва вы захотите поздоровкаться. Затем назовете себя комиссаром интернациональной китайской бригады. А потом и вовсе прикажете увести меня на расстрел. Не выйдет! Я вас не знаю!
Лопахин. (оглядывается на Ярослава) До чего же неудачный день! Сперва товарищи негадано-непрошенно являются в город. Затем славянин-союзник арестовывает меня и ведет в подвал на допрос. А барышня, которая меня допрашивает, не желает признаваться в нашем знакомстве... Вообще-то я искал здесь Любовь Андреевну.
Пищик, Семен Семенович, прислал записку, что она с семейством в тюрьме.
Я подумал, может и Варя здесь? (Шарлотте) Надеюсь, от Вари - приемной дочки Любови Андреевны, вы, Шарлотта Ивановна, не отречетесь?
Петя. (выходит вместе с Недобейко из-за занавеса) Товарищ Ларина, вы представить себе не можете. Это же наш агитационный театр Красного Петрушки!
Их поймали эсеры и заставили играть здесь пьесу. Я им и говорю:
продолжайте!
Только играйте в классовом, революционном, народном, сатирическом, реалистическом, в нашем ключе!
Шарлотта. А что за автор?
Недобейко. Кто-то из чехов. Но не из белых. Антон Павлов или что-то в этом роде.
Лопахин. (недоверчиво) Вечный студент! Ты ли это?
Петя. (радостно) Ермолай Алексеевич!
Широко раскрыв руки движется к Лопахину, но в последний момент уворачивается и оправляет кожаную тужурку, подтягивая ремни.
Лопахин. Да...
Петя. (сухо) Товарищ Лопахин, хочу сообщить, что Любовь Андреевна, Леонид Андреевич, Пищик и даже Епиходов тоже здесь. К сожалению, ваша служба в контрреволюционном правительстве сильно отягощает вашу судьбу сильнее, чем ваша эксплуататорская биография.
Лопахин. Ну, хоть один человек в этом дурацком подвале узнал меня.
(обводит взглядом собравшихся и смотрит на Раневскую) Любовь Андреевна, мой вам поклон.
Варя с вами?
Гаев. Кого? (бьет по шару)
Любовь Андреевна. Что-то я хотела сказать...
Откуда-то сверху и со стороны доносятся звуки оркестра, играющего "Интернационал".
Что это?
Петя. Вы помните наш знаменитый еврейский оркестр, Любовь Андреевна?
Любовь Андреевна. Как, он еще жив?
Петя. Не только жив, но ведет в бой наши железные красноармейские батальоны.
Под его музыку мы весь мир и весь этот век прошагаем, вот увидите!..
Оркестр незаметно переходит на "Семь сорок", затем на революционный марш.
Но сейчас, товарищи, прошу всех занять места. Советская власть не имеет против вас злобы, потому что за нею великая правда величайшей идеи. Даже если кого-то из вас придется ликвидировать, это будет воля истории. Никаких личных чувств в святом деле классовой борьбы! И в доказательство этого я приглашаю вас посмотреть представление в исполнении нашего агитационного театра.
Сравните его с первым, буржуазным действием, и вы отчетливо увидите разницу между вашим прошлым и нашим будущим!
Недобейко. Я, товарищ Штыков, покамест пойду наверх.
Петя. Разумно, товарищ Недобейко.
Недобейко. (смотрит на супружескую пару, забившуюся в угол - судя по одежде, это представители зажиточного сословия) Тэк-тэк-тэк... (Любови Андрееве, любезно.) Вы с ними не знакомы?
Любовь Андреевна. Очень стыдно, но мы как-то не успели даже словом перебросится...
Недобейко. (Пете и Шарлотте, острожно) Вы их знаете?
Петя. Нет.
Шарлотта отрицательно качает головой.
Недобейко. Тогда я вас, господа хорошие, попрошу пройти со мной. (про себя)
Всех прочих шлепнем после спектакля.
Петя. Что?
Недобейко. Всем прочу первоклассный спектакль!
Любовь Андреевна. Надеюсь, с этими господами будут хорошо обходится, Петя?
Недобейко. Не просто хорошо - идеально!
Шарлотта. Я останусь ненадолго. А потом с актерами вернемся на бронепоезд.
(тихо) Шуму не надо. Публика здесь нервная, а потом, надо экономить патроны.
Недобейко. Понял, товарищ Ларина!
Недобейко и Ярослав, сопровождающий двоих арестантов, уходят. Из-за занавеса выглядывает физиономия одного из актеров.
Петя. (хлопает в ладоши) Прошу всех занять места. Думаю, одного действия нам хватит.
Гаев. Кого?.. Двойного в угол! (бьет по шару и неохотно садится возле Любови Андреевны.)
Петя топчется возле них. Шарлотта пристраивается на освободившемся стуле.
Спектакль начинается.
(По ходу действия Любовь Андреевна отпускает руку Гаева и жадно целуется с Кретьеном. Гаев резко поднимается и идет к бильярдному столу. Там он и стоит, спиной к внутренней сцене, катая по зеленому сукну бильярдный шар.
Петя с изумлением смотрит на Раневскую и Кретьена. Затем, схватившись за голову, бежит к противоположной стене подвала. Его место незаметно занимает Шарлотта.
В подвал вбегает Недобейко. Его никто не замечает, и он замирает на лестнице, после чего на цыпочках выбирается из подвала. Слышен топот копыт. Через какое-то время слышны отдаленные выстрелы. Короткий разрыв орудия.
Тишина)
(R II, B)
АКТ 3 Присутствующие по инерции смотрят на закрывающийся занавес.
Пищик. Да. Было время, пивали мы чай с лимоном. С вареньем и сахаром. И настоечку из буфета таскали. Заедали балычком. Икорочкой. А теперь видим все это только во сне. Словно и не жили. Дашенька, дочь моя, говорит...
говорит...
(засыпает)
Кретьен. Льюба, когда жье обьед? Я гольоден. Нье забьюду, как нас угощаль месье комендант в городкье Пльосе. Я ель за обье уши, так что за щьеками трещальо.
Гаев. О, времена, когда земные блага радовали наши чувства своим присутствием.
Помнишь ли ты, сестра, как вечерами, возвращаясь из гостей домой, мы еще из далека видели в саду багровое пламя под треножником, еще на подходе чувствовали запах вишневого варенья, которое готовила мать? Помните ли вы, господа, те волшебные годы...
Лопахин. ...когда я, босой и голодный, стоял на снегу у крыльца вашей кухни, а дворецкий Фирс гнал меня взашей.
Любовь Андреевна. И за это вы заживо заколотили его в усадьбе в день нашего отъезда!
Лопахин. Любовь Андреевна, Любовь Андреевна!... Странно, господа. Был я мужиком и сыном мужика. Потом стал миллионщиком, и, просто так, за ради азарта купил с торгов с торгов усадьбу Любови и Леонида Андреевичей. Был товарищем министра в каком-то задрипанном беглом демократическом правительстве. А теперь бегу. Куда - не знаю. Скорее всего, в Америку. Бегу от красных. Бегу от белых.
Пищик. (снова просыпаясь) Прости меня, великой души человек. Про каких это белых ты говоришь? Простите старика, проспал, ничего не слышал.
Лопахин. А что, товарищи вас еще не обрадовали известием? Его превосходительство адмирал провозгласил себя верховным правителем и единоличным спасителем Отечества! Демократическое правительство упразднено и расстреляно. Из министров, если не ошибаюсь, уцелел один Зензинов. О прочей сволочи, вроде меня или Пищика, ничего пока что не известно.