Очертя голову, в 1982-й (Часть 2) - Карлов Борис. Страница 31

Когда он поравнялся со мной, я, оттолкнувшись изо всех сил, прыгнул и вцепился зубами в его руку. И в ту же секунду Попов нанёс ему в прыжке удар в голову столь сокрушительной силы, что мы с "Шуриком" в одной связке отлетели и влипли в стену.

На этом, собственно, драка закончилась. Попов попросил меня срезать верёвку, и мы связали лежащего "козлом" - хитроумным способом, при котором связанный не может пошевелиться, не причинив себе боли. Для кляпа сгодился кусок промасленной ветоши.

На его обваренную кипятком рожу было страшно смотреть, и я трусливо отводил глаза.

- Что же теперь с ним делать?..

Почёсывая бороду, Попов о чём-то сосредоточенно думал.

- Сейчас погасим котёл, и я с ним поработаю.

- А потом?

- А потом мы его отпустим.

- Отпустим?..

- Он вернётся туда, откуда пришёл, и убьёт того, кто его послал.

Я в восхищении посмотрел на моего феноменального приятеля. А он поднял с пола пистолет, достал из своего кармана обойму и загнал её в рукоятку.

- Теперь бери его и тащи в душевую. Я так и знал, что вытяжка из рыбы фугу когда-нибудь пригодится.

- Мне кажется, он не дышит.

- Значит, он поедет туда мёртвый.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Волки и овцы

Солнечный луч наконец выглянул из-за длинного затяжного облака и осветил просторный, красного дерева с позолотой, письменный стол. Массивная бронзовая чернильница, пресс-папье, подставка для перьев, нож из слоновой кости - всё это сохранилось здесь ещё от царского режима.

Стол с ненужными принадлежностями, как и весь этот пышно обставленный кабинет, достался Юрию Владимировичу от предшественника - человека грубого и бездарного, остававшегося мужиком до конца своих дней среди всего этого богатства.

Юрий Владимирович увидел на чернильнице муху. Переливаясь цветами, она грелась на солнце и озабоченно шевелила лапками. "Что же это они..." - рука потянулась к кнопке звонка. Но нет, он уже передумал - в нём проснулся инстинкт охотника. Не сводя с мухи глаз, он свернул трубку из первых попавшихся под руку документов и, тщательно рассчитав удар, резким махом припечатал насекомое к чернильнице. Удар был внезапный и точный: сказывались долгие годы кабинетной работы.

Склонившись, Юрий Владимирович внимательно рассмотрел прилипшие к металлу останки и брезгливо смахнул их на ковёр.

Усевшись, развернул и разгладил использованные не по назначению документы. На заголовке "Всемерное ускорение и интенсификация на основе научно-технического прогресса" красовалось мокрое пятно с налипшими на бумагу мушиными внутренностями. Минутное чувство удовлетворения вновь уступило место гнетущему пессимизму - состоянию, не оставлявшему его вот уже более полугода.

Наследство, доставшееся Юрию Антропову от КПСС на 65-м году советской власти, не смогло бы обрадовать даже очень любящего и почитающего семейные традиции наследника. Страна была разграблена, хозяйство убыточно, народ уже ни во что не верил. Это был даже не тупик; это была пропасть, и земля уже сыпалась под ногами.

Ещё на своей прежней работе в КГБ, в кругу близких друзей, Антропов допускал крамольную мысль о возможности разумного отступления от некоторых марксистско-ленинских постулатов. Но разговор сразу уходил в сторону, и Юрий Владимирович понимал, что идея эта ещё не вызрела.

Ознакомившись с секретным докладом о положении дел в стране на конец 1982 года, Антропов понял, что время слепых ортодоксов закончилось, и только разумный компромисс с многовековым опытом мирового экономического развития замедлит, а может быть и предотвратит гибель системы.

В таком компромиссе не было, в сущности, ничего нового - точно такой же опыт проделал в 1924 году сам основоположник. Ленин назвал это Новой Экономической Политикой. Впоследствии пропаганда полностью дискредитировала эту хорошую аббревиатуру - нэпманов называли спекулянтами и даже врагами народа. Потом их всех расстреляли. Необходимо назвать это дело как-нибудь по другому... Например - "Перестройка". Вполне благозвучно и, что самое главное, ничего конкретного.

Антропов взял ручку и набросал на чистом листе бумаги: "Перестройка обновление социализма на основе ленинских коммунистических идеалов". Он даже щёлкнул пальцами от полученного удовольствия.

Однако новая идея требовала в ЦК новых людей. И Антропов набросал список своей будущей "перестроечной" команды: Лигачёв, Гималайский, Рыжков, Ельцин... - всего около двадцати фамилий. А от всех этих полусумасшедших гришиных и романовых необходимо будет избавиться...

К горлу подкатила отрыжка, и Юрий Владимирович раскатисто рыгнул. В селекторе послышался голос секретаря:

- Да, Юрий Владимирович?..

- Ко мне сегодня есть кто-нибудь?

- Генерал-лейтенант Лампасов второй час сидит в приёмной.

- Ах, да. Пусть заходит.

Проклиная изжогу от съеденной за завтраком икры, Антропов выпил порошок и снова налил в стакан минеральной. В дверях появился Лампасов. Он одет в парадный мундир со всеми орденами и медалями. "Зачем он так вырядился? подумал Антропов. - А ведь он ещё лейтенант... Наверное, пришёл полковника просить."

- Садитесь, Павел Александрович. Чайку распорядиться?..

- Благодарю, Юрий Владимирович, ничего не надо. Я займу не много времени.

Теперь Антропов разглядел его как следует. Лампасов был бледен, выглядел нездоровым - как после запоя или нескольких бессонных ночей. И говорил он как-то странно - слабо и монотонно. Нет, не за чинами он пришёл...

- Так что же, Павел Александрович, что не ладится?

- Товарищ Генеральный Секретарь, я буду краток. - Лампасов попытался перейти на официальный тон, однако голос плохо его слушался. - Дело, о котором я хочу доложить, может иметь столь чудовищные последствия для страны и мира... для вас лично, товарищ Генеральный Секретарь... Извините, язык не повинуется мне... Вот рапорт. Ознакомьтесь и примите все меры, какие сочтёте необходимыми, вплоть до... Теперь позвольте мне уйти, я очень плохо себя чувствую.

Лампасов часто дышал, его бледное лицо покрылось каплями пота.

- Да. Хорошо. Идите.

Лампасов встал, развернулся и, пошатнувшись, вышел.