Удавка для опера - Колычев Владимир Григорьевич. Страница 48
2
– Когда мы можем отправить дополнительную партию товара? – спросил Нырков у Чусова.
Он принимал его у себя дома, в рабочем кабинете. Существовало одно правило – ни под каким соусом Чусов не мог прийти к нему в мэрию.
– Самое раннее – через три дня.
– Крайний срок – сутки.
Нужно было срочно отправить по месту назначения крупную партию товара. Новый заказчик появился, не мелочится. Именно по этому поводу его вызвал вчера к себе покровитель. Поэтому он сегодня уже в Семиречье. Надо самому организовать отправку товара. На Чусова надейся, а сам не плошай.
Жаль, так и не сходил вчера с Маргаритой в ресторан. Но ничего, у них все впереди...
– Ты слышишь, сутки...
Чусов слышал. Но молчал. Тщательно все взвесил. И наконец ответил:
– Будет сделано.
Слово у него железное. Если дал, то умрет, но сдержит.
– Что у тебя с Лозовым?
– Глухо... Хотя...
– Что хотя?
– Существует вероятность того, что мы его найдем. Я вычислил женщину, которая помогла ему скрыться.
– Точно?
– Точно.
– Так чего ж молчал?
– Говорю... Вероника Купчина. Альпинист-монтажник. Прибыла в наш город в составе группы из трех человек. Для ремонта Гаврииловской часовни.
– Но мы же всех проверяли.
– Проверяли. Но, видно, слишком серьезно была законспирирована эта группа. Прошлое их скрыто непробиваемой легендой. Документы не вызывают ни малейших сомнений.
– Но ты на них вышел...
– Благодаря Лозовому. Этой женщине зачем-то понадобилось спасать его. Она помогла ему бежать из-под стражи. И сделала это очень профессионально.
– Откуда она знает Лозового?
– Они ехали из Москвы в одном купе.
– Случайность?
– Я не верю в случайности. Хотя не исключаю этот вариант.
– Откуда она узнала, что Лозового собираются прикончить?
– От Шамана. Она его любовница. Она красивая женщина. Поэтому никто не нашел их связь подозрительной...
– Значит, Шаман снабжал ее информацией?
– Клянется, что нет. А Лозового в беседе с ней упомянул случайно. И то, говорит, даже имени его не назвал. Сама, мол, догадалась...
– Шаман знает, кого он подцепил?
– Нет... Пусть остается все как есть. Вероника не должна заподозрить, что взята под наш контроль.
– Значит, ты не торопишься раскрывать свои карты.
– Это ни к чему. Пусть Вероника ведет свою игру. Под нашим наблюдением... И ее коллеги тоже под колпаком. Мои люди отслеживают каждый их шаг.
– Как они себя ведут?
– Проявляют интерес к нашему заводу. Но пока ничего серьезного не предпринимают.
– Осторожничают?
– Вне всякого сомнения.
– Ты думаешь, эта Вероника знает, где Лозовой?
– Возможно...
– Может, оприходуем ее? Развяжем язык...
– В интересах дела нам не стоит раскрывать свои карты.
– Делай как знаешь. Не мне тебя учить.
– А Лозового мы возьмем...
Ныркову очень не хотелось, чтобы Чусов не сдержал своего обещания.
* * *
Каждое утро Иосиф Виссарионович подходил к высокому шесту возле своего дома. И под звуки гимна Советского Союза поднимал красный флаг. Раньше он сам старенький проигрыватель включал. Сейчас же это делал Рома. Старый грузин приобщил его к строительству светлого коммунистического будущего.
Хорошо, это строительство заключалось только в одном – в поднятии флага. Ну, еще спуск его вечером. А все остальное – не особо тяжкий труд по добыванию хлеба насущного.
У Какошвили был небольшой огородик. Урожай не ахти, но хоть что-то. Охотой он не промышлял. Хотя дичь окрест водилась приличная. Иосиф Виссарионович на огородик спину гнуть, а Рома на охоту с его одностволкой. Ружье допотопное, но бой у него отличный. И ни разу еще Рома не возвращался без добычи...
Флаг поднят. Рома за ружье. Иосиф Виссарионович за мешок. На огород даже не смотрит.
– На охоту, товарищ Лазо? – строго спросил заменитель товарища Сталина.
«Товарищ Лазо» – так называл его Какошвили. В честь пламенного революционера времен Великой Гражданской Бойни. Рома просил не называть его так. Мол, плохая примета. Ведь Лазо японские интервенты в двадцатом замучили. А его кто-то другой может замучить. В девяносто восьмом. Но Какошвили был непреклонен. Лазо, значит, Лазо.
– На охоту...
– А я в деревню, – сказал старик. – Хлеба надо купить, круп, масла, табаку. Тушенку брать не буду. Надеюсь, ты свежего мясца принесешь.
– Мамонта забью, какие проблемы.
– А может, со мной сходишь? Далеко идти, а ноша тяжелая. И по пути что-нибудь подстрелишь...
– Только в деревню я заходить не буду. А вдруг там японские интервенты?
– Как скажете, товарищ Лазо...
До деревни Ляпино шли долго, часа четыре. Впрочем, какая это деревня? С десяток изб, только половина из них обитаема. Но неподалеку река. А по реке на моторной лодке сюда раз в две недели продукты забрасывают. Какошвили знал, когда приходить.
Он загрузил провизией два заплечных мешка. Черствый хлеб на сухари, крупы, масло, соль, спички, сигареты без фильтра. А еще двухлитровая банка черной икры. С тяжелой ношей он вышел из деревни и углубился в лес, где его поджидал Рома.
– Случайно завезли, – сказал дед, вынимая из мешка банку. – Красота! Побалуюсь...
– И сколько это чудо стоит?
– Пять тысяч новыми... Дорого, очень дорого. Поэтому никто не покупал. Говорю же, случайно завезли. А вот мне эта банка по силам...
– А деньги? Откуда у вас деньги?
С огорода старик на продажу ничего не возит. Нечего да и некуда. Охотой не занимается – белок да куниц на шкурки не бьет. Из старых запасов у него ничего быть не может. Уже давно он в тайге живет, задолго до денежной реформы здесь появился. Все рубли, которые он мог взять с собой, уже давно превратились в разноцветные фантики. А о долларах в те давние времена он думал как о буржуазной пропаганде и не купил бы их у валютчиков под страхом смерти.
Откуда деньги?
– Как откуда? – ответил старик. – На золотишко меняю...
И тут же помрачнел. Понял, что сболтнул лишнее.
– Золотишко? А откуда у вас золотишко?
– Ну, – замялся дед, – были у меня кольца, серьги...
– А если честно? – глядя ему в глаза, спросил Рома.
– Ну, товарищ Лазо, вы точно из органов...
– Ага, угадали... Сейчас домой придем, будете оперу писать.
– Какую оперу?
– Что опер скажет, то ему и напишете. Откуда у вас золотишко, например?
– Эх, товарищ, товарищ, я вас пригрел...
– А вот этого не надо! – отсек Рома. – Я вам не змея, чтобы меня на груди пригревать. Я представитель закона. Официальное лицо. Вам удостоверение показать?
– Не надо...
В один миг из Сталина старик превратился в какого-то грузинского рабочего, укравшего на заводе кусок трубы. А за это десять лет строгого режима...
– Я ведь ничего не украл, – засокрушался он. – Я ведь для нашей родной Коммунистической партии все это берег...
– Что берегли?
– Не скажу...
– Иосиф Виссарионович, чую, утаиваете вы что-то. Противозаконное...
– Может быть. Но партия это оценит!
Он снова расправил крылья.
– Золотые самородки? – спросил Рома.
– Может быть...
– И никто не знает место, кроме вас.
– Да.
– Но должна узнать родная Коммунистическая партия...
– Да! Когда ситуация в стране изменится.
– Боюсь, вы до этого не доживете.
– Я еще не совсем стар.
– Да я не в том смысле... Кому вы золото сбываете?
– Так это давно было. Лет пять назад. Я далеко ездил. В Новосибирск. Я много денег привез...
Не совсем из ума выжил старик. Набрал золотишка – и в дальний город, где легко раствориться.
– А членские взносы заплатили?
Рома встал в позу красноармейца с плаката «Ты записался добровольцем?».
– Нет, – побледнел старый грузин.
Он крайне серьезно отнесся к полусумасшедшей игре, которую неожиданно навязал ему Рома.
– Придется сообщить кому надо.