Когда не нужны слова - Бристол Ли. Страница 48

— Мы должны остановить мистера Киттериджа, — медленно произнесла она.

Рейли кивнул.

— У нас есть две недели, чтобы составить план. Можете не беспокоиться, я не пущу его в горы, даже если для этого потребуется спалить дотла это имение.

Мадди помедлила, размышляя, потом кивнула.

— Да, — решительно сказала она, — его надо остановить во что бы то ни стало.

Рейли привел ее в конюшню, и они сделали вид, что выбирают для нее коня. Убедившись, что за ними никто не следит, он достал кусочек кожи и начертил на нем каким-то острым инструментом карту, потом молча передал ее Мадди. Она быстро спрятала ее за лиф платья, всем сердцем надеясь, что ей не придется воспользоваться ею.

В спальне своей сиднейской городской резиденции Уинстон вымыл руки в тазу, тщательно вытер их и опустил закатанные рукава. Немного подумав, он смочил полотенце холодной водой из кувшина и приложил к лицу. В такую жару, как сегодня, это очень освежало. Внизу его ожидал старший из его личной команды следователей с отчетом, и ему совсем не хотелось предстать измученным перед этими людьми. Внешний вид имеет очень большое значение.

Он потратил больше времени, чем предполагал, но победа была у него в руках. Джон Мемберс не пережил даже первой стадии допроса. Раньше Уинстон не видел необходимости сообщать об этом его жене. Он был намерен вытянуть из нее полезную информацию в обмен на обещание облегчить участь ее мужа. Но теперь он напомнил себе послать кого-нибудь к этой женщине, чтобы до конца дня сообщить ей, что все кончено. Он был уверен, что выпытал у нее все, ч.то она знала.

Жаль только, что знала она не слишком много — а это лишний раз подтверждало, что в группе преступников существует очень жесткая дисциплина, если муж не доверяет тайны даже своей жене, — однако благодаря этой женщине удалось существенно сузить круг поиска. Она случайно узнала, что беглых иногда вывозят из города в бочонках из-под виски. Не потребовалось больших усилий, чтобы выяснить, что в городе имелось единственное место, где подавали виски, которое импортировалось в бочонках. В большинстве питейных заведений подавали ром или отвратительное пойло, изготовленное на его основе прямо здесь же. Только в «Кулабе», где ориентировались на тонкие вкусы знати, могли позволить себе импортировать настоящее виски из Шотландии.

Конечно, слова несчастной женщины, которая почти ничего не знала, нельзя было считать надежным доказательством. Он привык, словно фокусник из рукава, эффектно извлекать на свет неоспоримые улики. На том Крысолов и построил свою репутацию. Чтобы убедить губернатора, несомненно, потребуется большее, чем показания жены погибшего Джона Мемберса, но это его не тревожило, потому что в данный момент в его гостиной находилось искомое доказательство — мисс Мадди Берне собственной персоной. Она расскажет ему все, что знает, а если не знает, то будет рада-радешенька назвать человека, которому это известно. Он в два счета получит нужные сведения.

Однако в гостиной его ожидали двое его людей — оба нервничали и были явно расстроены. Старший, по имени Джордан, сразу же вскочил на ноги.

— Ее там нет, сэр, — доложил он. — Она уехала из города два дня назад.

— Два дня назад? — насторожился раздосадованный Уинстон. — Сразу же после ареста Мемберса, не так ли?

— Да, сэр, именно так, — вклинился в разговор второй человек, Роберте. — Судя по всему, она уехала неожиданно.

— Куда она направилась?

— Вот это самое любопытное, сэр. Говорят, она уехала в Роузвуд, поместье Киттериджа, причем вместе с самим мистером Киттериджем.

Уинстон с трудом скрыл удивление.

— Вот как? — пробормотал он. — Это действительно интересно.

Он подошел к окну, потом обернулся.

— Ну что ж, я хочу, чтобы вы ее привезли сюда — живую, заметьте, и, если возможно, невредимую. Она должна быть здесь. Немедленно.

Глава 18

Последующие два дня были, пожалуй, самыми приятными и беззаботными за всю жизнь Мадди. Роузвуд, занимавший большую территорию, был целым миром, непохожим на Сидней, и Мадди жилось здесь спокойно, без потрясений и необычайно интересно. Эш был веселым и интересным собеседником и научил ее видеть окружающий мир в совершенно неожиданном ракурсе: рассмотреть сложное строение полевого цветка, своеобразную красоту дерева, расщепленного молнией, услышать одиночество в крике птицы, которая ищет свою пару. Иногда он был очень серьезен, иногда его непочтительные замечания заставляли ее давиться от смеха.

В эти дни она очень много смеялась. Ей доставляло огромное удовольствие видеть, как глаза Эша тоже искрятся смехом. Она быстро поняла, что у него в жизни было мало поводов для смеха — не больше, чем у нее, пожалуй. Было очень приятно делить с ним простые радости и знать, что в компании друг друга они находят то, чего никогда не было ни у того, ни у другого порознь.

Было проще простого забыть об опасности, подстерегающей ее в Сиднее, об отчаянии, приведшем ее сюда, а также о предательстве, которое она затевает ради спасения своих друзей. Отчасти это объяснялось оторванностью поместья от внешнего мира и тем, что она ощущала себя здесь как бы вне времени. Но главной причиной всего этого был сам Эш.

Одно лишь общение с ним заставляло обыденное превращаться в необыкновенное. Наблюдал ли он за тем, как заходящее солнце разделяет небо на цветовые слои, или рассказывал ей о местах, в которых ему удалось побывать, и об удивительных вещах, виденных им, он открывал ей мир, о существовании которого она даже не подозревала. Он видел и умел показать красоту дикой природы, находил поэзию в шуме ветра, птичьем гомоне и жужжании насекомых.

Однако он ни разу не попытался взять краски и перенести увиденное им на холст или набросать угольным карандашом на бумаге какую-нибудь особенно поразившую его воображение сцену, и Мадди, которая не могла забыть единственное, что она знала о нем наверняка, все больше и больше удивляло отсутствие у него интереса к собственному врожденному таланту. В нем как бы жили два человека: один — которого она помнила с детства, а другой — сегодняшний. Время от времени они как будто наплывали друг на друга, но никогда не совпадали полностью. Мадди было жаль, что так происходит.

Пожалуй, самое удивительное заключалось в том, что с Эшем было очень легко. Он, казалось, никогда не уставал от ее компании, однако и планов своих не нарушал, чтобы развлечь ее. Он был удобным компаньоном, и Мадди поняла, что подобного у нее в жизни никогда не бывало. Наверное, не бывало подобного и у Эша, поэтому им никогда не было скучно друг с другом. Утром они верхом или пешком прогуливались по поместью. Днем иногда играли в триктрак или в кости. Эш никогда специально не поддавался ей, как это, возможно, сделал бы любой другой джентльмен, и Мадди это в нем неизменно восхищало.

Но лучше всего были вечера. Обычно они сидели в прохладной галерее или в неярко освещенной гостиной с широко распахнутыми окнами. Эш курил одну из своих странных трубочек, свернутых из табачных листьев, которые он привез из Америки, и они просто болтали. Мадди вспоминались встречи с Кэлдером Бернсом, потому что Эштон, как и Кэлдер, был большим любителем поспорить и, подобно Кэлдеру, поощрял Мадди откровенно высказывать свое мнение, затрагивая в беседах с ней самые разные злободневные социальные и политические вопросы.

Иногда Мадди рассказывала ему забавные истории, связанные с «Кулабой», потому что ей нравилось видеть, как в его глазах танцуют искорки едва сдерживаемого смеха, и выслушивать его остроумные замечания. Нередко он, в свою очередь, потчевал ее аналогичными историями, приправленными солеными шуточками, а когда она смущалась и краснела, упрекал ее в излишней щепетильности. Им было так хорошо вместе, что она даже не думала о том, что будет, когда все это закончится.

Вечером третьего дня своего пребывания в Роузвуде она пошла поискать Эша и обнаружила его сидящим за письменным столом в гостиной. В отличие от традиционной английской гостиной эта комната была одновременно и местом отдыха, и кабинетом, имевшим чисто мужской функциональный характер и обставленным очень удобной и отнюдь не новой мебелью. Там были стеллажи с книгами по сельскому хозяйству и агрономии, письменный стол украшали секстант и компас. На стене, над камином, висели ружье и пара пистолетов, которые были всегда заряжены и содержались в полной боевой готовности, напоминая о суровом характере земли, на которой они жили.