Темные тропы - Гэбори Мэтью. Страница 29

Боль исчезла в тот самый миг, когда он смирился со смертью, увиденной в глазах ребенка. Ему вдруг показалось, что его тело стало значительно легче. С его лба убирала пряди волос любящая нежная рука. Он вновь открыл глаза и увидел склоненное над ним лицо матери.

– Тебе приснился страшный сон? – прошептала она.

– Да…

Он сознавал, что живет в теле ребенка, что он воссоединился со своим собственным телом, бывшим в тот момент на шестом году жизни. Но сон или что-то другое мешало ему это проверить. Он сознавал себя просто наблюдателем, хотя испытывал при этом самые различные ощущения.

Ребенок плакал. Снаружи море выбрасывало на прибрежный песок тела матросов, это были многочисленные жертвы разыгравшейся бури. На заре мать отвела его туда, чтобы он их увидел, коснулся и смог почувствовать, как требует Харония причитающееся. Он знал, что его мать видела в этом испытание, которое следовало выдержать, чтобы она могла им гордиться, и он послушно прикладывал свою ладонь к мягкой и холодной плоти моряков. Он не мог удержать слез, почувствовав, как невидимый щуп королевства мертвых роется в душах моряков, настигая и давя саму сущность жизни, обрывая тонкую нить, которая еще соединяет их с этим миром.

Несмотря на то что это открывалось ему, когда все уже было кончено, его рыдания лишали Харонию ее зловещего пиршества. Сыну Волны было доступно вырвать у трупов вещество их жизни и оплакать его прежде, чем оно соединится с землей для того, чтобы питать Миропоток. Это магическое усилие оставляло его обескровленным, с бледными губами и помутневшими глазами. Но победа оставалась за ним, и, когда мать несла его обратно в дом на руках, он отдавал себе отчет в том, что познал цену жизни.

Януэль вновь почувствовал ту же боль, которая охватила его при встрече со взглядом ребенка. Ноги его подкосились, и он упал на колени. В мгновение, равное вспышке молнии, он понял, что только что вновь пережил главное испытание своего детства, воспоминание о котором со смертью матери было погребено на самом дне его души.

Стоя на коленях, но в полном сознании, он поднял глаза. Генерал, с землистым лицом, лежал на скамье рядом с ним – Эшел-Он, покусывая губы, теребил поля своей шляпы. Позади него вытирал платком свои мокрые глаза коммерсант. Что до Сол-Сима, этот не шелохнулся, только выражение его лица изменилось. В нем отражался невыразимый и сокрушительный ужас, как если бы этот человек только что увидел картину своей собственной смерти.

Взгляд фениксийца переместился вниз, в то место куда упирались его руки. Он заметил, что кулаки его сжаты и фаланги пальцев побелели от напряжения. Он выпрямился и медленно раскрыл ладони. Живые жемчужины.

Четыре маленькие жемчужины необыкновенной чистоты и с оттенком такой сияющей голубизны, что он вынужден был отвернуться и вновь сомкнуть пальцы, чтобы слегка рассеять их блеск. Ему была известна бесценная природа этих сокровищ. Он также знал об их предназначении и знал, что может их разрушить…

Его мать когда-то объяснила ему, что так же, как Желчь украшает лбы Хранителей, эликсир жизни светится в сердцах людей. Наследственный дар Волн присутствует в каждом человеке в виде жемчужины, и Януэль может распорядиться ею, как ему заблагорассудится.

Эти жемчужины он похитил из их сердец и теперь держал на своей ладони. В его власти было их раздавить или вернуть владельцам. Он пока не знал, что ощущают эти четыре человека, но догадывался, что, лишенные своих бесценных сокровищ, они уже ничем не связаны с Миропотоком. Их тела еще жили, но души, подвешенные, подобно маятнику, в пустоте, уже колебались между миром мертвых и миром живых. Перед Януэлем предстала беспредельность его власти, и он пока отказывался в нее поверить. Он взглянул на жемчужины и понял, что у него никогда не было намерения их уничтожить. Он осторожно разжал кулак и протянул руку к эмиссарам.

Они встрепенулись, по-прежнему с отсутствующим выражением в глазах, и зашатались. Коммерсант без сознания упал на руки одному из улан, генерал и опекун пытались поддержать друг друга, а жрец прислонился к стене, бормоча что-то неразборчивое.

– Вот вам доказательство, – тихо сказал Януэль.

Он был на исходе сил, и нервы его были обнажены.

Эшел-Он постепенно приходил в себя. Он успел осознать, что рука Януэля погрузилась в его сердце, чтобы вырвать из него жизнь… Ему никогда не случалось переживать подобных ощущений, столь молниеносно обжигающих и болезненных. Все, что он чувствовал, за что боролся, внезапно пропало, выхваченное рукой фениксийца. Он ощутил, как границы этого мира заколебались и смешались в тумане, на секунду приоткрыв ему горизонт, очерченный мрачным побережьем.

Река Пепла.

Его душа блуждала вдоль зловещей границы, не решаясь ее пересечь. Он был не в состоянии бороться против этой силы притяжения и противостоять гипнотическому шепоту, который поднимался над мрачными крышами, видневшимися вдали. Януэль мог бы простым нажатием сообщить его душе направление полета, необходимое для того, чтобы пересечь реку. Эта перспектива наводила ужас на эмиссара. И когда фениксиец протянул к ним руки, Эшел-Он почувствовал, как его душа отступила от берегов реки и, повернувшись, устремилась назад, чтобы возвратиться на свое место – в Миропоток и в собственное тело.

Положив руку на плечо генерала, он откашлялся и провозгласил:

– Я доверяю вам, Януэль. Я сделаю все, что в моей власти, чтобы помочь вам.

Мертвенно-бледный генерал Дан-Хан, командующий легионами Скорпиона, кивнул. Он силился забыть только что пережитое и ни о чем уже не мечтал, кроме как утопить это переживание в химерийском вине.

– Я тоже, – присоединил свой слабый голос коммерсант. – Мое доверие целиком и полностью…

Сол-Сим застыл в неподвижности. Он испытал звериный ужас, его душа наткнулась на самые глубинные свои страхи. Со спазмом в горле он думал о своих победах, об империи Грифонов, которую он мечтал увидеть воцарившейся над Миропотоком. До этой минуты ничто не могло бы заставить его расстаться со своей мечтой, ничто, даже видение смерти, не вынудило бы его от нее отказаться. Но не смерть ему показал фениксиец, а ее королевство. Мрачное и суровое пространство, цитадель Желчи… Жрец в болезненном напряжении почувствовал, как дает трещину его воля и первобытные страхи берут верх над его обетом. Ему захотелось поверить, что он действует осторожно, выигрывает время я предоставляет Януэлю всего лишь отсрочку… Но Волна, в своем самом совершенном проявлении, затопила его сердце.

То, что было смыслом его жизни, потеряло опору. Энергия, с которой он лелеял замысел империи без границ, вдруг показалась ему слепой и напрасной. Его плечи ссутулились, взгляд померк. С самого первого дня он искал цель, достойную его устремлений. Ему верилось тогда, что его имперские видения послужат также утолению жажды, что они станут смыслом жизни. Его охватило странное чувство, будто он предан своими собственными мечтами, будто он долго служил господину, не достойному тех жертв, на которые шли ради него. Жрец вспомнил свое бдение у изголовья отца, истерзанного мутацией после долгого вершения судьбами Храма. Тогда ему хотелось походить на этого достойного восхищения человека, хотелось доказать ему, что он также способен стать опорой империи. Он почитал его как духовного учителя, незримого наставника… А не могло ли так быть, что он все эти годы ожидал признания от умершего, что выдумал себе наставника за неимением отца? Оборотившись к прошлому и обнаружив там свой долгий путь по следам усопшего, он задрожал. Наставник.

Тот, кого он искал всю жизнь, смотрел на него сейчас со смесью сострадания и опаски. Помимо своих необычайных возможностей и даже своих истоков фениксиец предлагал ему цель, достойную заполнить пустоту, оставленную его отцом.

Установка этой цели была пока еще смутной, но Сол-Сим знал, что будет служить этому человеку так же ревностно, как он служил империи. В данную минуту он был согласен временно отказаться от клятвы, которую он нацарапал у подножия имперской крепости.