Мюнхгаузен, История в арабесках - Иммерман Карл Лебрехт. Страница 80
ПЯТАЯ ГЛАВА
Небо и ад долго не решаются вступить в конфликт
В следующие дни я познакомился ближе с характерами обоих докторов. Кернбейсер был старый добрый малый, который временами сам посмеивался над демонами, усердно подливал вам и старого, и молодого и при этом рассказывал комические анекдоты о том, какую собачью возню подымает порой эта бесплотная шатия. Он мог так смеяться над этим, что у него спирало дыхание. Он мне очень понравился. В высшем мире должен быть запас всего, в том числе анекдотов и шуток.
Эшенмихель, напротив, был сдержаннее, и в его виде было что-то подстерегающее. Он никогда не глядел прямо, а только по сторонам или исподлобья. Он всегда находился в экстазе, и я не видал ни разу, чтобы он посолил кусочек мяса, не закатив при этом глаза. Не будь он пророком, его легко было бы принять за шарлатана, но так как он был пророком, то, разумеется, не мог быть шарлатаном.
Вскоре он сообщил мне план, о котором говорил раньше и который состоял ни много ни мало как в том, чтобы обратить духа.
- Это еще величественнее, - воскликнул я, - чем научить нравственности Тригеева Коня и Голубую Мечтательницу.
- Всякое знание и занятие имеет свои этапы, - возразил он. - Сначала было достаточно простого ясновидения и установления того, что происходит в срединном царстве. Затем к нашей работе присоединился магический портной со своими мощными дарованиями. Он уже имел силу над духами, заклинал их и успокаивал. Но этим дело не может ограничиться. Мы, как уже сказано, должны приобщить к благочестию одно из тех существ, которые витают вокруг нас, как комары вокруг огня. Таким путем мы укрепимся в стременах и можем ехать дальше, исходя из этой третьей стадии тауматургии.
- Значит, водворив духов на небо, - воскликнул я, удивленный этой идеей, - мы потихоньку примемся за легко осужденных, к которым тоже найдется лазейка из срединного царства. А начав с них наше миссионерское дело, мы пойдем все дальше и будем спускаться ниже и ниже.
- Мы этого уже не увидим, - сказал Эшенмихель, закатывая глаза. - Но нашим потомкам суждено превратить в христианина даже самого дьявола.
Кернбейсер расхохотался так, что долго не мог остановиться, и затем воскликнул:
- Жаль, что тебя уже не будет тогда на земле, брат Эшенмихель. Если бы дьявол удостоился божьей милости, ты мог бы стать лейб-медиком милостью дьявола.
При этом он стал приводить разные возражения против такого прогресса тауматургии, доказывая, что не следует так глубоко засовывать руки в потусторонний мир, ибо неизвестно, что там раскопаешь, а духи остаются духами. Но Эшенмихель накричал на него и крепко пригрозил.
- Вот, всегда так, - ответил Кернбейсер надувшись. - Если бы ты мог, то повесил бы или колесовал бы всякого, кто тебе возразит.
- Глубоко ошибаешься во мне, - сказал Эшенмихель. - Я сама кротость.
- Да, в духе инквизиции, - прошептал, отвернувшись, Кернбейсер.
Тем не менее он уступил. Как всегда, когда его коллега начинал горячиться. Вообще, он настолько же отличался мягкостью, добродушием и непоследовательностью, насколько тот - рвением, суровостью и прямолинейностью, составляющими необходимую принадлежность ясновидения и экстаза.
Таким образом, мы втроем приступили к выполнению плана. Прежде всего необходимо было достать самый объект, т.е. духа, подлежащего обращению. К сожалению, среди запасов заведения не оказалось ничего подходящего.
Начать с гергесинца, духа по существу своему толстокожего, казалось нам малоподходящим, так как неудача в самом начале могла скомпрометировать все дело. Трудно было также использовать и остальных, т.е. двух мужских духов, двух женских и одного ребенка. Во-первых, потому, что они были только, так сказать, знакомы домами с ясновидящими, а не квартировали в них. Во-вторых, потому, что не заключали в себе ничего опасно-демонического: головы их были заняты всякой ерундой вроде шведской походной фляги или оброненного бутерброда.
Мы ломали головы, как найти выход из положения и раздобыть крепкого, хотя бы издали подпаленного адским огнем духа.
Эшенмихель и я очень жалели о том, что в этих трудных обстоятельствах мы были лишены помощи магического портного. Но этот великий человек почти все время валялся в сарае на соломе из-за единственного недостатка, которым наградила его природа. Что касается Кернбейсера, то он не мог нарадоваться на портного, утешал нас, когда мы жаловались, и говорил:
- Успокойтесь, Дюр, как и Вильгельм Телль, не годится для совета. Он человек дела. Как только мы раздобудем поганый дух, никто не сравнится по работе с этой ненасытной глоткой.
Я подумал про себя: "Ребячьи головы этих швабов пригодны только для изобретений, но чтобы пустить дело в ход, создать для него правила, порядок и форму, - для этого необходим северогерманский ум. Разве достаточно того, что духи растут в Вейнсберге и вокруг него, как дикий подорожник? Разве нельзя было бы их культивировать, разбить площадь на участки, взращивать их, как спаржу на грядках, и затем вытаскивать один за другим по мере надобности? Благослови, господи, мои родные нивы на Эльбе, Одере и Везере! Эти южане никогда не поумнеют. Ты должен спасти здесь честь Северной Германии и довести дело до конца.
Поэтому я склеил из префорстских писаний, из гросглатбахской ясновидицы и аналогичных предметов нечто вроде духоловки, наподобие обыкновенной мышеловки, и отправился с нею в разные отдаленные места: на кладбище, за старые стены, в обвалившиеся погреба и даже в интимные помещения. Там я расставлял свою ловушку и бормотал следующее заклинание на праязыке: "Руммельдебуммельдефиммельдепипельдегуссельдебуссельдекиммельделюммель швипс!", что не может быть точно передано по-немецки, но что описательно означает: "Милости просим". Я часами сидел возле ловушки, но ничего не попадалось.
Ввиду того что все стремления руководителей сосредоточились на одном этом пункте, заведение стало скоро приходить в упадок. Хрюкание гергесинца сделалось реже, многие ясновидицы потихоньку удалились, вместе с ними пропали трое мужских духов, оба женских и половина детского, так как в срединном царстве и полдуха может иметь самостоятельное существование. Смолкли шумы, стуки и шорохи, и только половина детского духа, оставшаяся верной дому, еще изредка похныкивала. Но уже можно было предвидеть день, когда замрет и этот звук и вейнсбергское заведение совсем останется без духа.
При сих затруднительных обстоятельствах услышал я однажды из уст Кернбейсера весьма странные слова. Я сидел, спрятавшись под бузиной за выступом городской стены, и караулил подле своей духоловки. Кернбейсер вошел в сад, зашагал взад и вперед и наконец воскликнул:
- Я говорю и всегда говорил, что она приведет нас к погибели. Она во всем доходит до крайностей!
Тут он меня заметил, страшно испугался и спросил, понял ли я его слова. Когда я ответил отрицательно, он вздохнул с облегчением и объяснил, что ему вспомнился анекдот.