Голубое зарево (в сокращении) - Днепров Анатолий. Страница 8
И тем не менее ядерная физика еще не сказала своего последнего слова...
Это началось еще на заре XX столетия, когда Эйнштейн написал свою знаменитую формулу эквивалентности массы и энергии. Смысл этой формулы длительное время был неясен, потому что она выводилась из самых общих представлений о пространстве и времени... Формула Эйнштейна получалась автоматически, "сама собой", без каких-либо специальных предположений о структуре вещества. Великие ученые того времени интуитивно предположили, что уравнение эквивалентности может быть проверено на реакциях, происходящих в атомном ядре.
Но деление и синтез ядер - это только частные случаи превращения материи. Эйнштейновская формула вовсе не утверждала, что она применима лишь в этих частных случаях. Ведь в формуле Эйнштейна масса - это любая масса, а не только масса урана или масса водорода. Формула гласит, что любое вещество при каких-то, пока не известных, условиях может стать источником энергии.
Что это за условия? Могут ли такие условия быть осуществлены на Земле? А если да, то будет ли это страшной катастрофой или началом эры действительно безграничного господства человека над Вселенной?
Подкупающая простота формулировки закона манила к себе горячие головы ученых, не удовлетворенных частными случаями его применения.
Тайна несколько прояснилась, когда вдруг в семье ядерных частиц была обнаружена совершенно четкая категория так называемых античастиц. Позитроны, антипротоны, антинейтроны...
Постепенно, вначале только в умах наиболее смелых теоретиков, а потом и в сознании экспериментаторов и уж, конечно, в головах писателей-фантастов родилось представление об антимире, который, наверное, где-то существует и который, хотя бы в миниатюре, можно создать на Земле...
Профессор Фейт принадлежал к той категории наиболее смелых физиков, которые понимали, что за законом эквивалентности массы и энергии скрыто нечто большее, чем хорошо известные и тщательно проверенные частные случаи ядерных превращений.
- Прежде чем физическая идея становится понятной и доступной для широкого круга людей, должно пройти минимум полстолетия... - говорил он Френку. - Такие законы, как закон эквивалентности, для своего осмысления требуют значительно большего времени. И вы знаете, почему? Потому что его фундаментальность потонула в океане частных проверок.
- Значит, вы верите в существование антимира, в весь тот фантастический бред, который напридумывали популяризаторы и писатели? - удивился Френк.
- Я верю, что дело не такое уж и простое, как это пытаются изобразить люди, мало знакомые с современной физической теорией. Удивительная симметрия законов природы часто заставляет меня думать, что в силу необходимости, а может быть, и чистой случайности, мы вынуждены рассматривать только одну сторону медали...
Когда на Лас Пальмас запустили оба космотрона и во встречных пучках, разогнанных до энергии в десятки тысяч миллиардов электроновольт, стали наблюдать массовое рождение античастиц, то и тогда профессор Фейт не очень хорошо себе представлял, как из этих крохотных античастиц создать весомый кусок антивещества...
- Ну-ка, Френк, у вас более живое и смелое воображение. Пораскиньте-ка мозгами и подумайте, как нам сотворить, ну, хотя бы антиводород...
Фейт очень любил Френка еще с университета и изо всех ученых, работающих у Саккоро, он считал его самым талантливым. Несмотря на большую разницу в годах - более двадцати пяти лет, - Фейт и Долори были друзьями в самом настоящем смысле этого слова. Этому в некоторой степени способствовала нежная дружба между Лиз и Долори. Фейт добродушно посматривал на свою дочку и на Френка и про себя решил, что брак Лиз и Френка столь же неизбежное "явление природы", как и аннигиляция частицы и античастицы.
4.
Профессор Фейт и его молодой друг были так увлечены работой над проблемой создания антивещества, что совершенно перестали замечать, что происходит на островах. Вдвоем допоздна они просиживали то в пультовой космотрона, то в оптической лаборатории, то у вычислительной машины, которая обрабатывала результаты экспериментов. Френк работал лихорадочно, с увлечением, иногда до самозабвения. Когда он придумал магнитную камеру для антиводорода, все решили, что он спятил с ума. Он бегал по всем лабораториям, обнимал и целовал всех подряд, рассказывал веселые истории и анекдоты или писал математические уравнения и в тысячный раз объяснял, как должна действовать его магнитная камера. Он так увлекся своей идеей, что рассказал о ней торговцу табачного киоска на набережной.
- Все же как хорошо в наше время быть ученым, господин Долори, - сказал старик, прослушав удивительный и совершенно непонятный рассказ Френка. - И где это только у вас в голове все помещается?
- Здесь, старина, здесь! - говорил Френк, ударяя себя ладонью по лбу.
- Скажите, пожалуйста, господин Долори, а почему на острова приехали военные?
- Кто?
- Военные люди... Я, правда, не очень разбираюсь в чинах, но мне кажется, что это какие-то генералы...
Френк удивился. Нет, он не видел на островах генералов. Действительно, почему они здесь?
- И много их приехало? - спросил Френк, как бы проснувшись. Впервые за долгое время он вдруг осознал, что вокруг него течет жизнь, что на острове он не один...
- Право, не знаю, но я видел пять или шесть человек военных...
- Странно, - сказал Френк.
Он быстро зашагал по набережной к вилле профессора Фейта.
Профессора он застал за чтением свежих научных журналов. Вместо ответа на приветствие он пристально посмотрел на своего молодого друга и очень выразительно сказал:
- Мне за вас очень влетело...
- За что?
- За вашу болтливость... - Фейт горько улыбнулся. - Нашлись люди, которые в вашей радости усмотрели угрозу нашему приоритету.
Френк вспыхнул.
- Ну, знаете! Если будет все повторяться, как с атомной энергией - эта идиотская секретность" подозрительность, взаимное недоверие, то...
- То что?
- То я не понимаю, для чего мы занимаемся научными исследованиями.
Профессор подошел к Френку.
- А не кажется ли вам, что мы с вами оторвались от жизни и потонули в вычислениях и опытах? Вот новые номера "Физического обозрения". В них нет и намека на наши статьи. А ведь мы отправили их три месяца назад.
Покопавшись в ящике, он достал большой пакет и протянул его Френку.
- Вот они... сегодня вернули. Они не ушли дальше почтового отделения на острове Овори.
- Странно...
Френк растерянно вертел в руках толстый пакет.
- Нет, не странно. Мы с вами и не предполагали, что здесь давно организована цензура, личная цензура господина Саккоро...
- Но это же черт знает что! - вспылил Долори. - Ведь когда мы начинали работу, условия были совсем другие. Наука есть наука и...
- Да, да, да... Я все помню. Но вот сейчас стало известно, что аналогичной проблемой, и не безуспешно, занимаются русские. Знаете, кто у них руководит работами? Профессор Котонаев, тот самый, который несколько лет назад опубликовал ряд блестящих статей по релятивистской квантовой электродинамике...
- Очень хорошо! Значит, у нас есть достойный соперник, и мы можем с ним помериться силами!
- Ох, Френк! Дело куда сложнее, и нам нужно с вами крепко подумать. А пока что господин Саккоро приказал мне, чтобы я запретил вам рассказывать о ваших успехах первому встречному-поперечному.
Френк опустился в кресло.
- А военные?..
- Ну, положим, это только бывшие военные, выряженные в балаганную форму вооруженных сил Лас Пальмас. Они-то и прибыли сюда по приглашению Саккоро, чтобы навести порядок. Наши исследования должны сохраняться в тайне.
- Тайна? Что за чепуха? Какая это тайна, если об этом знает любой грамотный физик! Ядерные исследования даже в нашей области давным-давно никакая не тайна!
- Тем не менее они настаивают на сохранении тайны.
- Но ведь мы работаем не в правительственном, а в частном исследовательском центре. Для чего, затеяв такое дело, Саккоро понадобилось играть в какие-то тайны!