Такая музыка - Екимов Борис Петрович. Страница 8

Лиза поглядела на него:

- Что ж, поедем. Ты человек с гитарой, может, и пригодишься.

- Может, и пригожусь,- вздохнув, тоненько проскулил Сашка.

А он и впрямь пригодился. Компания собралась скучная: девчата стеснительные и кавалеры не больно расторопные. А у Сашки и анекдотец нашелся, и шуточки. И на гитаре он сыграл и спел:

Уже не успеть на парные рассветы,

Но пахнет дождем из широкой степи.

Приди же ко мне, деревенское лето,

Смятенное сердце мое укрепи.

Смятенное сердце,

Смятенное сердце,

Смятенное сердце мое укрепи.

Сашка и Лиза после вечеринки еще долго бродили по городу. Потом, в цехе, стали чаще встречаться.

И вот теперь слова матери пробудили в Сашкиной душе мысли неожиданные и притягатель-ные. Повинуясь им, Сашка быстро оделся.

- Ты куда? - спросила мать.

- Как куда? Жениться. Ты же сосватала.

Хлопнула за сыном дверь. Роза сказала мужу:

- Он у нас с ума сходит. Его надо вправду женить.

- Женишь его,- мрачно отозвался Лукич.- Как же...

А выходит, плохо знал Лукич сына. Потому что Сашка сейчас спешил и мысль у него была одна: "Женюсь..."

И не только там, в комнате, когда мать сватала его, но теперь Сашка ясно понимал, что спасе-ние его и свобода - в женитьбе. В женитьбе на Лизе. Во-первых, и это очень важно, квартира. Отдельная, двухкомнатная. Лизин отец не в счет. Он в год раз появится - и до свидания. Так что можно жить без чужого глаза и указа. Эти указы надоели Сашке. От них он и спасался. И в самодеятельности поет - это хорошо. Сашкина ли музыка, ее ли пение - все едино. Одна тяга, а значит, одинаковая душа, которая Сашку поймет.

И как, и с каких сторон ни брался рассуждать Сашка - все выходило на одно. Женитьба на Лизе - единственное спасение.

И он спешил к Лизе.

На лестничной площадке он долго стоял, нажимая и нажимая кнопку звонка и слушая приглушенный голос его в пустой квартире. Недолго подумав, Сашка спустился вниз и пошел к трамваю. Нужно было искать Лизу, а была она, конечно, на репетиции.

Сашка оказался прав. Сегодня был день репетиции. После работы Лиза домой зашла, перекусила на скорую руку и по всегдашней своей привычке недолго поспала на диване, в тишине и покое. Эти короткие минуты дневного сна взбадривали ее.

И нынче она поднялась от какого-то внутреннего толчка, приказывающего встать, резко вскочила, быстро собралась и помчалась.

В почтовом ящике белело письмо. Она прочитала его на ходу, перечитала в трамвае.

Странное дело, но письмо не радость принесло, а неясную тоскливую смуту. Хотелось увидеть отца въявь, живого. Маму - не вернуть. А отца так хотелось увидеть. Но он был далеко. Минутами казалось, так же далеко, как и мама.

На своей остановке Лиза вышла из трамвая, поднялась по широкой каменной лестнице, свернула направо, в парк. Вдали, за сетью черных деревьев, виднелось зеленоватое здание Дома культуры. Еще было время, и Лиза решила не спешить.

Центральная аллея парка чернела асфальтом, и громоздились по обеим сторонам ее оплывшие снежные валы, ноздреватые и темные. Свернув налево, по узкой тропе Лиза прошла к зеленой фанерной будке с надписью "касса". На стенке будки веселый рисованный заяц бил в барабан. Здесь размещался детский городок парка: карусели, чертово колесо, самолеты, горки, песочницы. Лавочка стояла возле будки, сухая, чистая. Лиза присела на нее. Под ветром тихонько покачива-лась одна из "лодок"-качелей и поскрипывала негромко. А ведь здесь, кажется здесь, сюда приводила ее мама в детстве, до школы еще или в первом, может быть, классе, а может, во втором. Да, сюда, в этот парк, он ближе Центрального.

Качались на качелях, вздымались невысоко. Конечно, мама боялась за дочку. Но как далеко уходила земля... Как высоко поднималась Лиза: в зелень дерев, в синее небо. И снова земля летела навстречу. И проносилась мимо! И снова взлет. До самого солнца. Слепящего солнца! Когда это было? В первом классе или еще до школы... Какая счастливая она была... Стремительный полет, небо, до солнца рукой подать... И мама рядом. Земля навстречу летит, а не страшно... Мама рядом. Сильнее, выше, выше! Ничего не страшно! Ведь мама смеется рядом... Какая она счастливая была.

А может, встать на эти качели, раскачаться сильнее... Сильнее... закрыть глаза... все забыть. Все забыть и вспомнить. Хотя бы на миг, на мгновение. На одно лишь мгновение - как мама смеется. И хватит. И тогда ничего не страшно.

Лиза поднялась, прошла к качелям, ступила ногой на лодку и тут же бросилась назад, схватила с лавочки сумку, выскочила на аллею и что было сил бежала и бежала к зеленоватому светлому дому, в окнах которого уже зажигался свет. Она бежали, и звуки шагов ее гулко неслись над стылым асфальтом, меж стволами холодных дерев, а сзади поскрипывали поржавевшие за зиму качели.

А потом была репетиция. Обычная днухчасовая репетиция, с которой не хотелось уходить.

Но репетиция кончилась. Начали собираться домой. Лиза одевалась медленно и вышла последней.

Пусто было и на лестничной площадке, и в коридоре первого этажа, и за окном, на темной улице желтые фонари освещали голый асфальт. Пусто было и дома, в квартире, куда не хотелось идти.

А в вестибюле, у гардероба, стоял Сашка. Увидев Лизу, он улыбнулся и пошел ей навстречу.

- Ты где пропадаешь? - спросил он.- Твои уже все прошли. Говорят, идет. Я жду, жду.

- Кого ждешь: меня? - спросила Лиза.

- Ну, а кого же еще? Говорят, идет, а все нету и нету.

- Нет, правда меня? - не веря, переспросила Лиза.

- Тебя, тебя, поняла? Что с тобой?

Глубокий вздох облегчения был ему ответом, а уж потом слова:

- Вот молодец, Саша. Вот спасибо,- рассмеялась Лиза и помчалась одеваться.

А в городе стоял хоть и зябкий, но март. И по-весеннему начинали жить вечерние дворы и улицы: с гитарным бряцаньем, песней, молодым смехом. Сашка с Лизой на трамвай не стали садиться, а решили пройти немного пешком. Шли и шли и добрались до проспекта Металлургов. А там светило огнями кафе, музыка оттуда неслась, и танцующие пары были видны через стеклянные стены.

- Зайдем? - сказала Лиза. Ее тянуло сегодня в людные места.

- Зайдем,- согласился Сашка.

Неплохо было и выпить, и потанцевать, и тогда уже начать разговор, для которого он и приехал.

В кафе было людно, но ребята из оркестра оказались знакомыми и устроили Сашку за свой столик, куда сами подходили отдохнуть, покурить.

Кухонный чад, табачный дым, несмолкаемый гомон вокруг и над ним еще музыка - все это было нынче для Лизы нужно, и в пору, и вовсе не мешало ей.

Танцевали раз и другой. Выпили вина. Ребята из оркестра подошли, Лизу пригласил один из оркестрантов, ударник, и она танцевала с ним. А потом снова с Сашкой. И опять с кем-то из оркестрантов. И в дыму, чаду, гомоне яснела голова, и не вино веселило и чуть пьянило, а это молодое братство, которое кружилось, дышало и пело в тесном стеклянном кубике кафе.

- А когда ты во Дворец будешь ходить? Хочешь, я помогу тебе?

Остановившись среди танцующих, Сашка обнял Лизу за плечи, легонько подтянул к себе, и она поддалась. И, обнимая ее уже вовсе не в танце и касаясь ее волос, щеки лицом своим и губами, он прошептал:

- Помоги, помоги...

Лиза, услышав в этом шепоте что-то иное, опустила глаза, но из рук Сашкиных, из почти откровенных объятий не пыталась освободиться. Так было хорошо и покойно.

Оркестр замолк, и пришлось идти к столику. Не хотелось вина, и танцевать больше не хотелось. Хорошо было просто сидеть, оперевшись на руку щекою. Сидеть, видеть за стеклянной стеной темную ночь с радужными фонарями, а рядом Сашку, его улыбку, движение его руки, когда он отбрасывает со лба волосы. А волосы снова падают, косым крылом закрывая лоб. Но снова играет музыка.

5

Из всех времен года больше всего уважал Иван Лукич весну. Особенно середину ее, когда позади грязь и слякоть, и уже обсохнет земля, первая зелень появится, солнце будет мягко светить и греть. Зиму Лукич не любил, мерз. Лето всегда суетным выдавалось. Все в отпуск рвутся. Жара стоит, а в цеху духота. Не только людям, но и машинам тяжко. Раскаляются двигатели, дымят и горят. Воды всегда не хватает. Морока. То ли дело - апрель.