От звонка до звонка - Колычев Владимир Григорьевич. Страница 26
– За что присел? – миролюбиво спросил у юнца парень.
Надо было видеть, сколько благодарности появилось в глазах юнца. Его не обошли вниманием, и он был этому безмерно рад.
– На машине... На машине ехал, человека сбил...
– Насмерть?
– Да нет, говорят, будет жить.
– А права у тебя были?
– Были... Только...
– Что только?
– Я от друга ехал. У него день рождения был.
– А-а, ясно, под кайфом был. Крепко вмазал?
– Да выпили немного...
– А мамка пить разрешает?
– При чем здесь мама?
– Да при том... Я вот чего здесь. В пять лет думал, что мама знает все. В десять лет решил, что она мало чего знает. В двадцать подумал, что она вообще ничего не знает. Сейчас мне двадцать четыре. И знаешь, о чем я думаю?
– О чем?
– Да о том, что маму надо было слушать!.. М-да, такие вот дела!
– А за что ты здесь?
– Говорю же, маму не слушал... Знаешь, какой самый страшный зверь?
– Н-нет.
– Жаба. Говорят, она задушила половину населения земного шара... И одного козла задушила. Из-за которого я здесь... Подумаешь, какой-то дерьмовый мопед у него увел. Я-то думал, что это мой мопед. У меня точно такой же... А это его драндуль. Я бы ему его за так вернул. А он в ментовку заявил, ага. Я ментам объяснял, а они и слушать не хотят. Сюда вот впарили... Да, жаба – страшный зверь...
Парень говорил бойко, живо и очень складно – заслушаешься. Неудивительно, что к нему потянулись люди.
– Тебя как зовут?
– Рома.
– У тебя жена есть?
– Да ну, еще чего!
– Вот и правильно! Ну их, баб!.. Вот у меня была жена, да. Знаешь, из-за чего развелись? Прихожу домой и говорю, давка в автобусе была – одна беременная чуть не родила. А она так подумала-подумала, и в ответ – я тоже так ехала. Так давили, так давили, что она забеременела... Вот только день не помню, когда это было. До него была среда, завтра должен быть четверг. Хрен его знает, что это был за день... Эй, ты чего, поверил насчет жены? Не было у меня никакой жены. Хотя, знаешь, жену я ищу. Ага, каждый день объявление в газету даю. Типа, познакомлюсь с красивой девушкой для создания крепкой семьи. Но только на одну ночь!.. И знаешь, срабатывает. С одной такой познакомился. Она в общаге жила, ага. Ну, сидим мы с ней, да. Свадебные вопросы обговариваем – все как положено. В смысле, как положили нас, так и лежим, ага. Рядом другие бабы. Одна вбегает и прямо с порога. Девки, кричит, снимайте трусы, к нам пацаны приехали... Дуры, что вы делаете? С веревок трусы снимайте, с себя-то не надо!
Люди вокруг балагура улыбались. Уж больно складно перемежал личную жизнь с анекдотичными ситуациями.
– Эй, чо тут за дела? – донесся откуда-то озлобленный голос.
К весельчаку подошли трое. Два здоровяка и какой-то «метр с кепкой». Приблатненная походка, руки в брюки, в зубах папиросы. Еще бы брюки-клеш, и была бы полная аналогия с «московскими озорными гуляками» двадцатых годов. Может, через эту транзитку перемещаются не только в пространстве, но и во времени?..
– Ты чо тут шумишь? – наехал на балагура «метр с кепкой».
Парень на вид не слабый. В плечах размах, кулаки будь здоров. Но почему-то стушевался. Взгляд в сторону отвел, язык в одно место засунул. И люди вокруг него примолкли. Никому не хочется с этим недомерком связываться.
А тот разошелся. Как Таракан-тараканище. Пальцы веером – как усами ими шевелит. Взгляд жесткий, твердый. Есть в нем кое-какая сила. И на публику этот задрот работать умеет.
– Ты кто такой? – спросил Родион.
В тюрьме свои законы. Один из них – каждый за себя. Наехали на одного, сиди и не рыпайся – пока не тронули тебя. Тухлый закон. Потому как такие говнюки вроде этого недомерка используют его с пользой для себя.
– Чо? – презрительно скривился Тараканище.
И попытался вонзить в Родиона парализующий взгляд. Только вместо кролика этот удавчик нарвался на удавище. Взгляд его дрогнул. Но не сломался. Этот придурок явно надеялся на своих спутников, на их показную мощь.
– Ты че тут, бляха, возникаешь, мудило?
Сразу все стало на свои места. Этот мудозвон ничего общего не имеет с настоящими тюремными авторитетами. Натуральный отморозок. Матом с ходу кроет, грубит конкретно. Ни один признанный авторитет не будет нести такую ересь. Бывалые люди знают, что за каждое слово могут реально спросить. И очень внимательно следят за своим базаром, фильтруют каждое слово. Матерные слова в разговор не вкручивают – чревато последствиями.
А этот разошелся. Потому что самокрутка – сам себе крутой.
Молчание Родиона было воспринято как его слабость. Тараканище снова «шевельнул усами».
– Костюмчик на тебе нехилый. Снимай!
Да, беспредел полнейший. А беспредельщиков учат.
– Да, костюмчик, у меня неплохой, – легко согласился Родион. – Реальная «Пума». Только тебе мой костюмчик большой будет.
– Ниччо, разберемся...
Недомерок вовсю упивался собственной крутостью. Родион казался ему слабым противником.
– Ладно, забирай...
Родион снял с себя куртку. Повертел в руках – как будто жаль расставаться с такой хорошей вещью.
– «Пума» это, не веришь?
Ответить Тараканище не успел. Куртка вдруг накрыла его голову.
– Пум! – с этим звуком Родион опустил кулак на его тупую голову.
Не так чтобы очень уж сильно.
– А-а! – взвыл недомерок.
– Отлично! – улыбнулся Родион. – Я говорю «пум», он отвечает «а», получается «пум-а». Реальная «Пума», отвечаю!.. Что, снова не веришь?
Родион сорвал с недомерка куртку и уже с силой врезал ему кулаком в лоб. Тараканище летел через всю камеру, сметая все на своем пути. Посадка была не очень успешная. Задрот приземлился аккурат на чугунное очко. Офоршмачился. Быть ему теперь «парашником».
Два его спутника проявили благоразумие. Быстро смекнули что к чему и поспешили сделать ноги.
Родион вернулся на свое место, с едва уловимой насмешкой посмотрел на примолкшего балагура. Спросил:
– Ну, и что ты скажешь на эту тему?
– Да был у меня случай, – заторможенно начал парень.
– Давай рассказывай. А то скучно...
– Ну, это, альпинизмом я занимался. На Эльбрус залез. На самую верхушку. А там джип стоит и крутые пацаны в кожанках. Я, это, спрашиваю, как вы сюда попали. А они – не мы, отвечают, попали. А попали те, которые стрелу нам здесь забили. Типа, хана им всем...
В принципе анекдот не такой уж и скучный. Но никто не засмеялся. Потому что «попал» сам рассказчик. На уважение попал. Не дал он отпор недомерку, когда тот на него «наехал». А ведь мог. Мог, но не сделал. Так что уважения от тюремной братии пусть не ждет...
Глава четырнадцатая
В баню Родион пошел с удовольствием. Правда, пришлось немного задержаться. Надо было договориться с обслугой, чтобы те не отправляли его вещи на «прожарку». После дезинфекционной камеры его костюм должен был превратиться в печальное зрелище. Но Родион спас свою одежду – всего за две пачки сигарет. Хоть и козлы в обслуге заправляют, но курить им хочется как человекам.
После бани он получил матрац, комплект постельного и нательного белья. Дальше – мрачная процессия, для кого-то напоминающая похоронную. Длинными полутемными коридорами вертухаи повели его в камеру.
– Стоять! Лицом к стене!
Вот и остановка перед входом в хату. Звякнули ключи в замке, послышался скрип.
– Заходи!
Зайти в камеру не так-то просто. В одной руке «хабар», в другой матрац, свернутый жгутом. Родион с этой задачей справился. В камеру он зашел. Дверь за ним тут же закрылась. Он остался один на один с обитателями тюремной хаты.
Камера большая, просторная. И как ни странно, есть даже свободные места. Правда, в «подвальном» этаже – под шконками первого яруса.
Родион знал, что его определили в хату общего режима. Так не должно было быть. Хотя бы потому, что в свое время он уже отмотал шестилетний срок. И его должны были отправить на строгий режим. Так было бы лучше. Потому что строгий режим – это бывалые люди, не понаслышке знакомые с понятиями тюремного быта. А в общих хатах, как правило, царит беспредел. Здесь в основном «первоходочники», среди которых немало отмороженных идиотов. Эти предпочитают жить по своим беспредельным законам.