Книга о коране, его происхождении и мифологии - Климович Л И. Страница 27
Мы еще остановимся на этом. Здесь же в отношении Исы - Иисуса достаточно напомнить, что Коран отрицает христианское учение об его "единосущности" с богом, как и вообще представление о "троице" (4:169). По Корану, "богу несвойственно иметь детей" (19:36). И "откуда у него будут дети", раз у него "нет подруги" (6:101; 72:3)[Впрочем, в шиитском направлении ислама, также опирающемся на Коран, получило развитие сказание о непорочности, девственности Марии, Марйам. "Равной Марии" и девственной (аль-батуль) шиитские авторы называют Фатиму, дочь пророка Мухаммеда, жену халифа Али, мать шиитских имамов Хасана и Хусейна.]. Утверждая, что "мессия - сын божий", христиане, по Корану, "уподобляют себя неверным, бывшим прежде". Ибн Марйам, как говорит Аллах в Коране, "он - только раб, которому мы даровали милость и сделали его примером для сынов Исраила" (К., 43:57, 59). Этот же Иса ибн Марйам - пророк и посланник (расуль) Аллаха, предсказавший пришествие вслед за ним последнего посланника Ахмеда, под именем которого, согласно, мусульманским комментаторам, следует понимать Мухаммеда. "И вот сказал Иса, сын Марйам, - читаем в Коране: - "О сыны Исраила! Я - посланник Аллаха к вам, подтверждающий истинность того, что ниспослано до меня в Торе (в Пятикнижии, в Ветхом завете. - Л. К.), и благовествующий о посланнике, который придет после меня, имя которому Ахмад" (Ax-мед; К., 61:6).
Выступая против почитания Иисуса Христа как "сына божия", дословно "сына Аллаха", Коран неосновательно приписывает подобное почитание также иудаизму. Читаем: "Иудеи говорят: Узайр (предположительно Ездра, автор ветхозаветной "Книги Ездры" и кодификатор Пятикнижия. - Л.К.) - сын божий", сын Аллаха (9:30). Но Коран все же выделяет христиан (как и иудеев), из общей среды многобожников. Желая оправдать положение, согласно которому Иса ибн Марйам учит "правильно" - он даже якобы был послан богом для "благовестия" о том, что после него придет пророк Мухаммед (Ахмед) и лишь его последователи извратили истинный смысл этой проповеди, Коран приписывает ему, мессии, следующие слова: "О сыны Исраила! Поклоняйтесь Аллаху, господу моему и господу вашему!" Ведь кто придает Аллаху сотоварищей, тому Аллах запретил рай. Убежищем для него огонь, и нет для неправедных помощников (заступников. - Л.К.)!" (К., 5:76). Считая христиан, как и иудеев, "людьми писания" ("ахль аль-китаб"), надлежащим образом изложенного пророками и только позднее искаженного их последователями, Коран принимает на себя миссию исправления и этих извращений.
Наличие в Коране многих в той или иной мере подновленных старых легенд и сказаний, как мы уже знаем, подчас вызывало нарекания и возражения уже при его составлении. Это отражено в Коране, хотя его авторы и расценивают такие возражения, как слова "неверных": "Когда читаются им наши знамения (аяты, стихи Корана. - Л.К.), они говорят: "Мы уже слышали их! Если бы мы захотели, сказали бы такие же, как и сии; это только истории о старине" (8:31). Хариджиты - последователи одного из старейших направлений ислама - отбрасывают 12-ю главу Корана (суру "Йусуф"), как имеющую характер любовного сказания. Между тем в Коране этот сюжет назван "лучшим из рассказов", открытым в книге Аллаха (12:3), и одновременно некой тайной или рассказом "про скрытое" (К., 12:103).
Нет спору, что основной сюжет этой главы изложен на редкость цельно. Но и в этой суре есть нарушения, следы "перетасовывания" аятов, о котором мы уже упоминали. Так, довольно сторонним здесь оказался 103-й аят со словами "про скрытое", по которому выходит, что история о Йусуфе - Иосифе Прекрасном - была для тех, кто составлял Коран, "одной из неизвестных повестей". В этой же суре есть аят 49, судя по которому писавший его не знал и о зависимости урожая в Египте от разливов Нила: он сводил все к отсутствию дождя. В переводе Крачковского здесь лишь некая калька: "Потом наступит после этого год, когда людям будет послан дождь и когда они будут выжимать". А у Саблукова, которого порой обвиняют в буквализме, - более живая картина: "После того наступит год, в продолжение которого жители этой страны будут иметь много дождей и соберут виноград".
Наличие в Коране тех или иных старых сказаний не вызывает сомнения, и у нас еще будет возможность на этом остановиться. Здесь же коснемся вопроса, почему многие из этих сказаний находятся в тех или иных версиях или вариантах в Библии и как это истолковывалось и толкуется, как связано с искусственно выпячиваемым вопросом об авторе (или авторах) Корана?
Прежде всего, немного истории.
Арабы и евреи - семиты. В племенах тех и других еще в далекой древности возникло немало близких сказаний, мифов, легенд, имевших, однако, у каждого из них свои неповторимые черты. С этими общими и в не меньшей мере специфическими чертами двух самобытных народов, отраженными во всех сферах жизни, в том числе в их литературах и вероучениях, нельзя не считаться, обращаясь как к Библии, так и к Корану. Очень важны в этом отношении соображения, высказанные в переписке основоположников марксизма, относящейся к 1853 году. "Теперь мне совершенно ясно, - писал Ф. Энгельс К. Марксу около 26 мая 1853 года, - что еврейское так называемое священное писание есть не что иное, как запись древнеарабских религиозных и племенных традиций, видоизмененных благодаря раннему отделению евреев от своих соседей родственных им, но оставшихся кочевыми племен. То обстоятельство, что Палестина с арабской стороны окружена пустыней, страной бедуинов, объясняет самостоятельность изложения. Но древнеарабские надписи, традиции и коран, а также и та легкость, с которой распутываются все родословные и т. д., - все это доказывает, что основное содержание было арабским или, вернее, общесемитическим, так же, как у нас с "Эддой"["Эдда" - собрание мифологических и героических сказаний и песен скандинавских народов; сохранилась в двух вариантах, относящихся к XIII веку. Песни "Эдды" отразили состояние скандинавского общества в период разложения родового строя и переселения народов. В них встречаются образы и сюжеты из народного творчества древних германцев (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 28. Примечания, с. 607).] и германским героическим эпосом"[Там же, с. 210.].
Естественно, что сказания об одних и тех же или близких по имени и "жизнеописанию" персонажах, безотносительно к тому, имеют они исторических прототипов или нет, сложившиеся у народов, родственных по происхождению, но затем разошедшихся и проложивших каждый самостоятельный путь развития, могут быть во многом несхожими. И если у одного из них то или другое сказание записано раньше, а у другого позднее, то несправедливо, сравнивая их, отдавать первенство тому, у которого оно зафиксировано в более раннее время. Объективное изучение, казалось бы, должно исходить из равноценности любой версии, каждого варианта и выявлять, какой из них и чем обогащает это сказание или, напротив, обедняет его, что за национальный или племенной колорит в нем отразился, а не из того, какой из вариантов раньше записан. Последнее вместе с тем не означает, что время, обстоятельства и характер любой записи, как и родственной ей версии или варианта, не имеют значения. Однако, как это ни странно, при сравнении сходных эпизодов из книг, признанных в различных религиях священными, эти, казалось бы, логичные и гуманные требования, как правило, не принимались и не принимаются во внимание. При сравнении коранических сюжетов с библейскими за редкими исключениями эти элементарные условия игнорируются. Между тем они принимаются во внимание, когда речь идет об устном или письменном наследии других племен и народов, каждый из которых также имеет свой самостоятельный путь развития и язык которого принадлежит к одной из языковых семей (например, тюркской), к той или другой ее ветви.
Скажем, у узбеков, казахов, каракалпаков есть эпос о народном герое, богатыре, великане, "алпе" - "Алпамыш", "Алпамыс", "Алпамыс-батыр", каждая национальная версия которого глубоко самобытна, своеобразна, хотя имеет и некоторые общие черты. Однако никто не противопоставляет эти версии, не возвышает одну и не принижает другие, не судит о них, исходя из того, которая раньше записана. Серьезные исследователи не поступают так и в отношении эпоса ираноязычных народов - персов, таджиков, курдов, пушту и др.