Грезы Февра (сборник) - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 99

Только Джулиан не слышал Билли. А если бы и услышал, то не смог бы прийти, он бы не вышел на солнце. От этой мысли Мрачному Билли стало жутко. Джулиан мог прийти, когда станет темно, прийти и закончить преобразование. Но когда на землю опустится тьма, будет уже поздно.

Нужно самому пойти к Джулиану, подумал Мрачный Билли Типтон, лежа в луже крови и корчась от боли. Он должен встать и пойти туда, где находится Джулиан, и Джулиан поможет ему.

Мрачный Билли прикусил губу и, собрав все силы, попытался подняться.

Он вскрикнул.

Боль, пронзившая Билли, когда он попытался пошевелиться, была подобна удару раскаленного кинжала. Резкая, острая, невыносимая, она прошила все тело и унесла с собой все мысли, и надежду, и страх. Кроме боли, ничего не осталось. Он закричал и замер в неподвижности. Кровь продолжала пульсировать. Сердце бешено колотилось, боль постепенно начала отступать. Тогда вдруг Мрачный Билли Типтон понял, что не чувствует своих ног. Он попытался пошевелить пальцами ног, но ничего не ощутил.

Он умирал, и это было несправедливо. Он так близко подошел к цели. Тринадцать лет пил он кровь и набирал силу. Он изменялся и уже был близок к завершению этого процесса. Он собирался жить вечно, а теперь все это ускользало от него. Они все отняли у него, ограбили его. Его всегда обирали, у него никогда не было ничего своего. В который раз его надули. Мир снова обманул его. Над ним вечно насмехались и негры, и креолы, и богатые бездельники. Теперь же его лишали жизни, возможности отомстить и всего-всего.

Ему нужно во что бы то ни стало добраться до Джулиана. Если бы только он мог завершить процесс преобразования, все стало бы на свои места. В противном случае он умрет сейчас и здесь, и они снова будут потешаться над ним и обзовут его дураком, мразью и еще всякими другими словами. Они будут мочиться на его могилу и смеяться над ним и после смерти. Нужно во что бы то ни стало добраться до мистера Джулиана. Тогда смеяться будет он, да, он еще посмеется.

Мрачный Билли сделал глубокий вдох. В ладони он почувствовал рукоятку своего ножа. Он поднес дрожащую руку к лицу и взял нож в зубы. Ну вот! Теперь не так больно, подумал он. С руками у него все было в порядке. Билли растопырил пальцы в поисках опоры на скользкой от крови и плесени палубе. Упираясь локтями и ладонями, подтянул тело вперед. От этого движения грудь снова обожгло болью, нож едва не выпал изо рта. По телу пробежала дрожь, и он еще сильнее стиснул лезвие зубами. В изнеможении он упал плашмя. Когда боль потихоньку отступила, Мрачный Билли открыл глаза и улыбнулся, насколько позволял зажатый в зубах клинок. Он продвинулся вперед! На его взгляд, он продвинулся вперед на. целый фут. Еще пять или шесть таких усилий, и он окажется у подножия большой лестницы; тогда, цепляясь за балясины резных перил, он подтянет свое тело и поднимется. Как ему казалось, голоса доносились сверху. Он доберется до них. Он был уверен, что доберется. Он должен!

Мрачный Билли Типтон, сжав зубами лезвие ножа, выпростал вперед руки и вонзил в дерево палубы длинные ногти.

Глава тридцать четвертая

На борту парохода «Грезы Февра»

Май 1870 года

Часы проходили в тишине, и тишина была пропитана страхом. Эбнер Марш сидел, прижавшись спиной к мраморной стойке бара, баюкая сломанную руку и обливаясь потом. Он находился в непосредственной близости от Деймона Джулиана. Джулиан разрешил ему подняться и занять сидячее положение после того, как боль стала для Марша невыносимой и он начал постанывать. В таком положении боль не слишком беспокоила его, но он знал, что стоит пошевелиться, и она обрушится на него с новой силой.

Марш никогда не был отменным шахматистом, и Джонатан Джефферс десятки раз доказывал это. Порой за игрой он забывал, как передвигать чертовы фигуры. Но даже его жалких знаний хватало, чтобы распознать возникновение патовой ситуации.

Джошуа Йорк неподвижно сидел на стуле. Его глаза с такого расстояния казались темными и непроницаемыми, тело было напряжено. Сверху лился солнечный свет, унося по капле его жизнь, испаряя силу, как по утрам он испаряет над рекой утренний туман. Йорк не шевелился. Причиной тому был Марш. Джошуа знал, что стоит ему что-либо предпринять, как Эбнер Марш тут же захлебнется в собственной крови. Может, потом ему и удастся убить Деймона Джулиана, а может, и нет, но Маршу уже было бы все равно.

Положение Джулиана тоже было тупиковым. Если он убьет Марша, то потеряет защиту. Тогда Джошуа сможет броситься на него. Ясно, что такой исход пугает Деймона Джулиана. Это чувство было знакомо Эбнеру Маршу. Поражение не проходит бесследно, даже для такого существа, как Деймон Джулиан. Джулиан десятки раз ломал Джошуа Йорка, десятки раз пил он его кровь, чтобы подкрепить победу. Йорк только однажды праздновал триумф, но и этого оказалось достаточно. Джулиан утратил уверенность. В нем поселился страх, разъедающий душу, как черви мертвое тело.

Марш чувствовал себя слабым и беспомощным. Рука жутко болела; взгляд, когда он не смотрел на Джулиана или Джошуа, то и дело возвращался к отброшенному оружию. Оно слишком далеко, повторял он себе. Слишком далеко. Выхода не было. Марш знал, что в подобной ситуации не смог бы ничего сделать даже в лучшие свои времена. А сейчас, да еще со сломанной рукой… Он закусил губу и попытался придать мыслям иное направление. Джонатан Джефферс, возможно, на его месте что-нибудь и придумал бы. Что-нибудь умное, изобретательное и неожиданное. Но Джефферс умер, и Маршу, кроме себя самого, рассчитывать не на кого. Единственное, что приходило ему на ум, было простым и глупым – постараться завладеть проклятым ружьем. Но Марш знал, что если попытается сделать это, то умрет.

– Тебе не мешает свет, Джошуа? – спросил один раз Джулиан после того, как они просидели в таком положении достаточно долгое время. – Раз уж ты собираешься стать одним из них, тебе давно пора было привыкнуть к нему. Хорошая скотина любит солнечный свет.

Йорк не ответил, и Джулиан больше не заговаривал.

Наблюдая за ним, Марш пришел к выводу, что сам Джулиан порядком опустился. Он пришел в такое же состояние, как и пароход, как Мрачный Билли. Теперь он стал другим, более страшным. После этого вопроса он больше не произнес ни одной колкости. Он молчал и не смотрел ни на Марша, ни на Джошуа. Взгляд его был рассеянным. Глаза устремились в никуда, холодные, черные и безжизненные, как уголь. Но они не утратили своей способности светиться. В том сумраке, в котором пребывал Деймон Джулиан, они то и дело сверкали из-под бледного опущенного лба. Они больше не походили на глаза человека, как не походил и сам Джулиан.

Марш вспомнил ту ночь, когда Джулиан впервые поднялся на борт «Грез Февра». Когда он заглянул в его глаза и увидел спадавшие одну за другой маски, бесконечную сменяющуюся череду масок, пока не появился скрывающийся в глубине зверь. Теперь все представлялось по-иному. Теперь маски больше не существовали. Раньше Деймон Джулиан виделся Маршу существом, похожим на злобного человека; таившиеся в нем пороки встречались у людей: злобность, лживость, жуткий мелодичный смех, жестокая радость при виде страданий, любовь к красоте и наслаждение ее гибелью. Теперь всего этого не стало. Оставался только зверь с горящими глазами, забившийся в тень, загнанный в угол, страшный и не поддающийся увещеваниям. Джулиан больше не насмехался над Джошуа, не рассуждал на темы добра и зла, силы и слабости, не шептал Маршу лживых обещаний. Теперь, съежившись в темноте, он просто сидел и ждал, с лицом без возраста и выражения, с пустыми древними глазами.

Тогда Эбнер Марш понял, что Джошуа Йорк прав. Джулиан был сумасшедшим, он был хуже любого безумца. Джулиан стал призраком, и существо, обитавшее в его теле, не имело разума.

Все же, с горечью думал Марш, победителем выйдет оно. Деймон Джулиан, по всей вероятности, умрет, подобно тому как на протяжении веков умирали сменявшие одну за другой маски, а зверь, обитающий внутри, останется. Джулиан мечтал о тьме и забытьи, но зверь умереть не мог. Он был умным, терпеливым и сильным.