Драконы - Стрэн Джонатан. Страница 114

— А что будет после его смерти? — спросил Аурелио Рагнарин.

— Тогда мы и назначим преемника.

Метнув яростный взгляд, Феррис Вульф коснулся рукояти меча.

— Он должен умереть сейчас. Потом мы можем назначить регента. Кого-нибудь из наших полководцев, достойного человека, на которого можно положиться.

Эджи ди Корсини ответил:

— Мы могли бы так поступить. Но у этого человека не будет ни минуты покоя. Я предлагаю установить наблюдение за этим краем, чтобы Мартан Хол никогда больше не смог потревожить наши города, наш народ, а сам он пусть сгниет в этом гиблом месте.

— За ним присмотрит клан Алых Ястребов, — произнесла Джемис Дельамико.

И все сделали так, как решили. Мартан Хол остался жить. Его оружие было уничтожено; его боевой отряд, за исключением тридцати воинов, распустили и отправили восвояси. Мартану запретили отъезжать от замка более чем на две мили. Спокойные, уверенные в одержанной победе, повелители Иппы отправились в свои замки отдыхать, обновлять строения, готовиться к зиме.

Эджи ди Корсини, скакавший со своими отрядами на восток, думал о том, как будет гулять на свадьбе. Он тепло относился к своей племяннице. Сестра убедила его, что девушка полна непоколебимой решимости выйти замуж за Айадара Атани и что пламенноволосый и огненноглазый дракон-повелитель столь же страстно стремится заключить этот союз. Вспоминая некоторые истории, о которых он был наслышан, Эджи ди Корсини признавал — только молча, про себя, — что не такого мужа выбрал бы он для Иоанны. Но его мнение никого не интересовало.

Свадьбу сыграли в Дерренхолде. Съехались на нее все правители Иппы, кроме, конечно, Мартана Хола. Прибыл и Рудольф ди Мако, несмотря на то что ему пришлось проделать неблизкий путь; этому никто не удивился, поскольку клан ди Мако и род Атани объединяла крепкая дружба. Появилась и Джемис Дельамико. Невесту нашли изумительно красивой и мать ее — почти такой же прекрасной, как и дочь. Дракон-повелитель преподнес дары родителям невесты: дорогой ковер, горячего жеребца и племенную кобылу из конюшен Атани, кулон из яхонта, кубок чеканного золота. Молодые выпили вино. Жрица благословила их.

На следующее утро Оливия ди Корсини Торнео попрощалась с дочерью:

— Я буду скучать без тебя. И твой отец тоже. Ты должна нас почаще навещать. Знаешь, он постарел.

— Я буду вас навещать, — пообещала Иоанна.

Оливия смотрела, как последний ее ребенок уезжает вдаль, в ясный осенний день. Ее старшие дочери были замужем, а сын Федерико не только женился, но и успел обзавестись двумя детьми.

«Не чувствую себя бабушкой», — подумала Оливия Торнео. А потом посмеялась над собой и пошла в дом, к мужу.

И вот в Иппе воцарился мир. Обитатели Дерренхолда, Мирринхолда и Рагнара перестали боязливо озираться по сторонам. Они убрали кинжалы и повесили на стены боевые топоры. Мужчины, вся жизнь которых прежде проходила в битвах, сложили щиты и вернулись домой, в города или на фермы, к женам, которых они едва помнили. На следующее лето родилось больше детишек, чем за три предыдущих года вместе взятых. Повитухи еле успевали принимать новорожденных. Многих мальчиков, даже в Рагнаре и Мирринхолде, назвали Эджи или Родерико. Нескольких девочек нарекли Иоаннами.

До Мартана Хола доходили известия о благополучии его врагов, и он ненавидел их еще больше. Сидя, точно в клетке, в унылой крепости, он пересчитал свое золото. Он осторожно дал кое-кому знать, что повелитель Серренхолда, пусть и поверженный, располагает некоторыми средствами. Постепенно те, кто служил ему до разгрома, начали осторожно, будто ползком, пробираться через границу к его замку. Он дал им денег и отправил назад, в Дерренхолд и Мирринхолд, и даже — с большими предосторожностями — в страну Айадара Атани. «Будьте бдительны, — велел им он, — и когда что-то произойдет, пошлите мне весточку».

Что же касается Иоанны Торнео Атани, она была счастлива; она всегда знала, что ей будет хорошо в Стране Драконов. Она обожала мужа, а то, что он был оборотнем, ее не страшило. Обитатели его владений с радостью приняли Иоанну. Весну сменяло лето, за ним приходили свежие, холодные осенние ночи, и огорчало ее только то, что у нее не было детей.

— Все женщины, кроме меня, рожают, — пожаловалась Иоанна мужу. — А я почему не могу?

Он улыбнулся и крепко обнял ее.

— У тебя тоже будет ребенок.

Прошло почти три года с тех пор, как был повержен Мартан Хол. И вот однажды, когда в осеннем небе шла на убыль первая полная луна после равноденствия, Иоанна Атани получила записку от матери.

«Приезжай, — говорилось в ней. — Ты нужна отцу». На следующее утро Иоанна отправилась в Галву, взяв с собой служанку; их сопровождали шестеро самых опытных и ловких воинов Драконьей Крепости.

— Пришли весточку, если я тебе понадоблюсь, — сказал муж.

— Конечно.

Добраться удалось за два дня. За городской стеной, возле ворот Галвы, грел руки у костерка нищий; он-то и сказал Иоанне то, что ей так нужно было узнать.

— Ваш отец еще жив, госпожа. Час назад мне сказал об этом Викса, торговец фруктами.

— Дайте ему золота, — сказала Иоанна сопровождавшему ее командиру, а сама погнала коня вперед, в ворота.

Весть о ее прибытии летела впереди нее. Когда Иоанна подъехала к родительскому дому, ворота были открыты. Перед ними стоял ее брат.

— Он умер? — спросила Иоанна.

— Еще нет. — Федерико провел ее в дом.

Оливия ди Корсини Торнео сидела у постели умирающего мужа, в той самой комнате, где они прожили вместе двадцать девять лет. Оливия казалась молодой, почти такой же, как в день, когда навсегда покинула отчий дом. Ее темные глаза остались ясными, кожа — гладкой. Только сияющие густые волосы не были больше темными — словно белое кружево, вплеталась в них седина.

Она улыбнулась младшей дочери и подставила лицо для поцелуя.

— Я рада, что ты смогла приехать, — сказала она. — Сестры тоже здесь. — Оливия снова повернулась к мужу.

Иоанна склонилась над кроватью.

— Папа? — прошептала она.

Но отец, лежавший в кровати так ровно и неподвижно, не ответил. О том, что Йон Торнео ранен, говорила лишь повязка на голове из простой белой материи; если бы не она, его можно было принять за спящего.

— Что с ним?

— Несчастный случай. Это произошло неделю назад. Он гнал отару с высоких пастбищ, овцы чего-то испугались и побежали. Он упал, и они затоптали его. Пробили ему голову. С тех пор он не приходил в сознание. Целительница Файлла сказала, что она ничего поделать не может.

Иоанна с дрожью в голосе произнесла:

— Он всегда говорил, что овцы — глупые животные. Ему сейчас больно?

— Файлла говорит, что нет.

В тот день Иоанна сообщила мужу письмом о том, что случилось. Письмо она передала гонцу, отправлявшемуся в Драконью Крепость.

«Не приезжай, — писала она. — Тебе незачем здесь быть. Я останусь, пока он еще жив».

Дети Йона Торнео по очереди дежурили у его одра. Оливия ела, не выходя из комнаты, спала здесь же, на тюфяке, который ей положили возле кровати мужа. Раз в день она выходила к воротам, чтобы поговорить с людьми, которые день и ночь толпились возле дома, — Йона Торнео очень любили. К ней приходили почтенного вида незнакомцы и плакали. Оливия, как бы ей ни было горько, для всех находила добрые слова.

Иоанна поражалась тому, какой сильной женщиной оказалась ее мать. Ей самой было далеко до Оливии: ночами она рыдала, днем огрызалась на сестер. Однажды утром, к ее стыду, Иоанну даже тошнило.

Через неделю после приезда Иоанны Йон Торнео умер. Похоронили его, как полагается, через три дня. На похоронах был и Эджи ди Корсини, и мужья сестер Иоанны, и все родичи Йона Торнео, да и, как показалось, половина Галвы.

На следующее утро, в уединенном уголке сада, Оливия Торнео тихо сказала младшей дочери:

— Тебе нужно ехать домой.

— Почему? — ошеломленно спросила Иоанна. — Я обидела тебя? — Слезы навернулись у нее на глаза. — Ах, мама, прости меня…