Драконы - Стрэн Джонатан. Страница 52

Дракон заплакал, из его пылающих глаз покатились горючие слезы.

Не в силах смотреть на страдания дракона, Борк схватил топор и отрубил ему голову. Огонь в глазах дракона сразу погас, а сами глаза становились все меньше, пока не превратились в два сверкающих бриллианта, в каждом из которых было по тысяче граней. Борк поднял драгоценные камни и спрятал в карман.

— Ты все-таки его убил, — сказала восхищенная Брунгильда.

Борк не ответил.

Он молча отвязал красавицу и отвернулся, чтобы та могла застегнуть платье. Потом взвалил драконью голову на плечо и зашагал домой. Чтобы не отстать от Борка, Брунгильде приходилось бежать. Так они шли целый день, и только поздно вечером, уступив мольбам Брунгильды, Борк сделал привал. Принцесса попыталась поблагодарить его за вызволение из плена, но Борк отвернулся, не желая слушать. Он убил дракона лишь потому, что тот хотел умереть. Только поэтому, а не из-за Брунгильды. Ради принцессы Борк ни за что не стал бы проливать чужую кровь.

Через несколько дней они добрались до владений короля. Их встретили радостными криками, но Борк не вошел в замок. Он положил возле рва отрубленную голову дракона и, перебирая бриллианты в кармане, зашагал в свою лачугу.

На дворе уже стояла ночь, и в его жилище было темно, но Борк вынул бриллианты, и они засветились ярким внутренним светом.

Не успел Борк как следует насладиться этим зрелищем, как в его лачугу явились король, Мигун, Брунгильда и десяток рыцарей.

— Я пришел тебя поблагодарить, — сказал король, по щекам которого текли слезы радости.

— Не за что, ваше величество, — ответил Борк, надеясь, что непрошеные гости уйдут.

— Борк, — продолжал растроганный король, — убийство дракона — подвиг, который по храбрости десятикратно превзошел все твои былые деяния. Теперь ты вправе просить руки моей дочери.

Борк удивленно посмотрел на короля:

— А я-то думал, ваше величество, что вы и не собирались выполнять свое обещание.

Король на миг отвел глаза, потом посмотрел на Мигуна и снова перевел взгляд на Борка:

— Как видишь, ты ошибся. Я верен своему слову. Брунгильда здесь, поэтому мы можем решить все без лишних проволочек.

Борк только улыбнулся, лаская лежащие в кармане бриллианты:

— С меня довольно того, что вы сдержали слово, ваше величество. Но я не стану просить руки Брунгильды. Пусть выходит замуж за того, кого любит.

Король был ошеломлен. За годы плена красота Брунгильды ничуть не увяла, из-за таких красавиц нередко вспыхивали целые войны!

— Неужели ты не хочешь награды за свой подвиг? — спросил король.

Борк долго думал и наконец сказал:

— Хочу. Подарите мне надел земли подальше отсюда. И пусть надо мной никто не будет властен: ни граф, ни герцог, ни король. И кто бы ко мне ни пришел: мужчина, женщина или ребенок, — пусть на моей земле они будут избавлены от любых преследований. А еще я хочу, ваше величество, никогда больше с вами не встречаться.

— И это все, о чем ты просишь?

— Все.

— Что ж, будь по-твоему, — сказал король.

Остаток жизни Борк провел на той земле, что даровал ему король. Надел был не ахти какой большой, но Борку его вполне хватало. К нему стали приходить люди, чтобы поселиться рядом, не очень много — по пять-десять человек в год. Так появилась целая деревня, с которой не взимали ни королевскую десятину, ни герцогскую пятую часть, ни графскую четверть.

Рождались и росли дети, не видевшие ни сражений, ни рыцарей, вообще не знавшие, что такое война. А поскольку они не знали войны, они не знали и ужаса на лицах воинов, которых мучили не столько телесные, сколько душевные раны. Борк едва ли мог желать большего, поэтому был счастлив.

Мигун тоже достиг всего, о чем мечтал. Он женился на Брунгильде, и скоро оба королевских сына погибли от глупого несчастного случая. Прошло еще немного времени, и умер старый король, отравившись за обедом. Новым королем стал Мигун. Всю жизнь он воевал и всю жизнь плохо спал ночами, боясь, что к нему подошлют убийц. Он правил жестоко и беспощадно, и многие ненавидели его. Но новым поколениям, не видевшим и не знавшим его, он казался великим королем.

О Борке новые поколения вообще ничего не знали.

А Борк не успел прожить и нескольких месяцев, наслаждаясь свободой, как к нему в хижину явилась немолодая сварливая женщина.

— И зачем тебе одному такой большой дом? — спросила она. — Ну-ка, потеснись.

Борк потеснился, и женщина поселилась в его хижине.

Чуда не случилось, сварливая женщина не превратилась в прекрасную принцессу. Она все время ворчала, бранилась и нещадно изводила Борка. Великан мог бы ее прогнать, но терпеливо сносил ее выходки, а когда спустя несколько лет ворчунья умерла, Борк понял, что она доставила ему больше радости, чем горя, и искренне оплакивал ее смерть. Но горе не заслонило теплых и светлых воспоминаний. Он перебирал свои бриллианты и вспоминал мудрую поговорку: «Горе и радость не взвешивают на одних весах».

Прошли годы, и Борк почувствовал приближение смерти. Смерть пожинала его, точно пшеничные колосья; поедала, как ломоть хлеба. Смерть представлялась Борку драконом, проглатывающим его по кускам, и однажды во сне он спросил у смерти:

— И каков я на вкус? Сладок?

Смерть — этот старый дракон — взглянула на Борка ясными понимающими глазами:

— Ты и соленый, и кислый, и горький, и сладкий. Ты обжигаешь, словно перец, и успокаиваешь, как целительный напиток.

— А! — сказал довольный Борк.

Смерть потянулась к нему, чтобы проглотить последний кусочек.

— Благодарю тебя, — сказала смерть.

— Приятного аппетита, — ответил Борк, не солгав и на этот раз.

Барри Молзберг

CONCERTO ACCADEMICO [11] [12]

Барри Молзберг начал свою карьеру в 1965 году в качестве сотрудника литературного агентства Скотта Мередита в Нью-Йорке и видел книжный бизнес с разных сторон: как читатель, писатель, издатель, литературный агент и критик. Молзберг стал публиковать рассказы в 1967 году, романы — в 1970-м и вскоре приобрел славу плодовитого писателя, который придерживается сардонического взгляда на наличие или отсутствие смысла в жизни и действиях отдельных людей. Иногда за подобную точку зрения его даже называли антифантастом. В числе наиболее значительных произведений Молзберга роман «После „Аполлона“» («Beyond Apollo»), награжденный премией Джона Кэмпбелла, а также романы «Мир Херовита» («Herovit's World»), «Ночь Герники» («Guernica Night»), «Галактики» («Galaxies») и «Воссоздание Зигмунда Фрейда» («The Remaking of Sigmund Freud»). Рассказы Молзберга представлены в одиннадцати сборниках, среди них — «Луч света. Рекурсивная научная фантастика Барри Молзберга» («The Passage of the Light: The Recursive Science Fiction of Barry N. Malzberg») и «В каменном доме» («In the Stone House»). За сборник критических эссе «Орудия ночи» («The Engines of the Night») писатель получил премию журнала «Locus». Следующий сборник «Завтрак среди руин» («Breakfast in the Ruins») в 2007 году также был удостоен премии журнала «Locus» и номинирован на «Хьюго». Молзберг со своей женой Джойс живет в Тинеке, штат Нью-Джерси.

Дракон вошел в концертный зал и неуклюже поволок свою трехтонную тушу в сторону дирижерского пульта как раз в тот момент, когда Симфонический оркестр Тарритауна [14]начал исполнение третьей части Девятой симфонии Воана Уильямса. [15]Глассоп, сидевший на третьем месте в ряду вторых скрипок — оркестр был организован по старинному антифонному способу, и вторые скрипки сидели полукругом напротив первых, — был первым, кто увидел его, но он продолжал сидеть спокойно, лишь слегка пригнул голову, удивленный видом зеленого чудовища, плавно двигавшегося по центральному проходу. Фалкс, дирижер, конечно, не заметил дракона, поскольку стоял к нему спиной, и Глассоп не нашел нужным сообщить ему об этом. Помещение было освещено тускло: для дневной репетиции не включали света; в полумраке чудовище походило на плывущего крокодила. Глассоп видел картинки в детских книжках и понял, кто перед ним. Он не был тупицей. Зверь определенно являлся драконом, и вид у него был весьма решительный, словно у него имелось здесь какое-то дело. Глассоп заиграл пиццикато, [16]прислушиваясь к мелодии фаготов, и попытался сосредоточиться на нотах. В этом деле необходимо умен, сохранять спокойствие; будучи захваченным врасплох, можно закончить как Никиш, [17]который уронил себе на ногу дирижерскую палочку и умер от заражения крови, ведь антибиотиков тогда еще не было. Стоит еще вспомнить Тосканини, [18]который вылетевшей из рук палочкой выбил глаз скрипачу.