Игра престолов. Битва королей - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 335

Кейтилин

– Скажи отцу: я ухожу, чтобы он мог гордиться мной. – Брат сел в седло – лорд с головы до пят в своей блестящей кольчуге и струящемся плаще цвета речной воды. Серебристая форель украшала его шлем, еще одна была нарисована на щите.

– Он и без того гордится тобой, Эдмар. И очень любит тебя, парень.

– Теперь у него появится более весомый повод для гордости, помимо того, что я его сын. – Эдмар, развернув коня, поднял руку. Затрубили трубы, забил барабан, рывками опустился подъемный мост, и войско сира Эдмара Талли вышло из Риверрана с поднятыми копьями и реющими знаменами.

«Мое войско побольше твоего», – подумала Кейтилин, глядя на них. Целая рать сомнений и тревог.

Горе Бриенны рядом с ней было почти осязаемым. Кейтилин приказала сшить по ее мерке красивое платье, подобающее ей по рождению и полу, но Бриенна по-прежнему предпочитала кольчугу и вареную кожу. На поясе у нее висел меч. Она охотнее отправилась бы с Эдмаром на войну, но стены, даже такие крепкие, как в Риверране, тоже надо кому-то защищать. Брат увел всех боеспособных мужчин к переправам, оставив сира Десмонда Грелла командовать гарнизоном, состоящим из раненых, стариков и больных, в придачу – немного оруженосцев да крестьянских парней-подростков. Вот и вся защита замка, битком набитого женщинами и детьми.

Когда последние пехотинцы Эдмара прошли под решеткой, Бриенна спросила:

– Что будем делать, миледи?

– Исполнять свой долг. – Кейтилин мрачно зашагала через двор. Она всегда его исполняла – потому-то, быть может, ее лорд-отец и дорожил ею больше всех своих детей. Двое ее старших братьев умерли в младенчестве, и она была лорду Хостеру и сыном, и дочерью, пока не родился Эдмар. Потом умерла мать, и отец сказал Кейтилин, что она теперь хозяйка Риверрана. Что ж, она и с этим справилась. А когда лорд Хостер пообещал ее Брандону Старку, она поблагодарила отца за столь блестящую партию.

«Я дала Брандону свою ленту, не сказала Петиру ни одного ласкового слова, когда он был ранен, и не попрощалась с ним, когда отец отослал его прочь. А когда Брандона убили и отец сказал, что я должна выйти за его брата, я подчинилась с охотой, хотя ни разу не видела Неда до самой свадьбы. Я отдала свое девичество этому угрюмому незнакомцу и проводила его на войну, к его королю и к женщине, которая родила ему бастарда, потому что всегда исполняла свой долг».

Ноги сами привели ее в септу, семигранный храм из песчаника, стоящий в садах ее матери и сияющий радужными огнями. Когда они с Бриенной вошли, там было полно народу – не одна Кейтилин нуждалась в молитве. Она опустилась на колени перед раскрашенной мраморной статуей Воина и зажгла душистую свечу за Эдмара и другую за Робба там, за холмами. Сохрани их и приведи их к победе, молилась она, упокой души убитых и утешь тех, кто горюет по ним.

В это время вошел септон с кадилом и кристаллом, и Кейтилин осталась послушать службу. Она не знала этого септона, серьезного молодого человека, ровесника Эдмару. Он неплохо справлялся со своими обязанностями и возносил хвалы Семерым звучно и красиво, но Кейтилин скучала по тонкому дребезжащему голосу септона Осминда, давно уже умершего. Осминд терпеливо выслушал бы рассказ о том, что она видела и чувствовала в шатре Ренли, – а быть может, объяснил бы ей, что это значило и что ей делать, чтобы изгнать тени из своих снов. «Осминд, отец, дядя Бринден, старый мейстер Ким – мне всегда казалось, что они знают все на свете, а теперь я осталась одна, и мне кажется, что я ничего не знаю – даже того, в чем состоит мой долг. Как же мне исполнить его, если я не знаю, в чем он?»

У Кейтилин затекли колени, когда она поднялась, а знания так и не прибавилось. Быть может, стоит ночью пойти в богорощу и помолиться заодно богам Неда? Они старше Семерых.

Выйдя, она услышала совсем другое пение. Раймунд-Рифмач, сидя у пивоварни в кругу слушателей, пел своим зычным голосом о лорде Деремонте на Кровавом Лугу.

Бриенна остановилась послушать, сгорбив широкие плечи и скрестив толстые руки на груди. Мимо пронеслась стайка оборванных мальчишек, вопя и размахивая палками. И почему мальчишки так любят играть в войну? Быть может, ответ нужно искать у Раймунда. Песня завершалась, и голос его гремел:

– Лучше сражаться, чем вот так сидеть и ждать, – сказала Бриенна. – В сражении ты не чувствуешь себя беспомощной. Там у тебя есть конь и меч, а то и топор. Притом ты в доспехах, и ранить тебя не так просто.

– В бою рыцари гибнут, – напомнила ей Кейтилин.

Бриенна посмотрела на нее своими красивыми голубыми глазами.

– А женщины умирают в родах – но о них песен не поют.

– Ребенок – тоже битва. – Кейтилин снова двинулась через двор. – Без знамен и трубящих рогов, но не менее жестокая. Выносить дитя, произвести его на свет… твоя мать, верно, говорила тебе, какая это боль…

– Я не знала своей матери. У отца были дамы – каждый год другая, но…

– Какие они дамы. Рожать тяжело, Бриенна, но то, что приходит потом, еще труднее. Временами я чувствую себя так, будто меня раздирают на части. И с радостью разделилась бы, чтобы защитить всех своих детей.

– А кто же защитит вас, миледи?

– Мужчины моего дома, – с усталой улыбкой ответила Кейтилин. – Так по крайней мере говорила мне моя леди-мать. Отец, брат, дядя, муж… но поскольку они сейчас не со мной, их можешь заменить ты, Бриенна.

Девушка склонила голову:

– Я постараюсь, миледи.

Позже мейстер Виман принес письмо. Кейтилин приняла его незамедлительно, надеясь на весть от Робба или от сира Родрика из Винтерфелла, но письмо оказалось от лорда Медоуза, именующего себя кастеляном Штормового Предела. Оно было адресовано ее отцу, ее брату, ее сыну «или тому, кто нынче управляет Риверраном». Сир Кортни Пенроз мертв, писал лорд, и Штормовой Предел открыл ворота Станнису Баратеону, истинному и полноправному королю. Гарнизон замка присягнул ему, как один человек, и никому не причинили вреда.

– Кроме Кортни Пенроза, – промолвила Кейтилин. Она не знала его, но ее опечалила весть о его кончине. – Робб должен узнать об этом немедленно. Известно ли нам, где он сейчас?

– Согласно последним сведениям, он шел на Крэг, усадьбу дома Вестерлингов, – ответил мейстер Виман. – Если отправить ворона в Эшмарк, они, возможно, пошлют к нему гонца.

– Хорошо, отправьте.

Мейстер ушел, и Кейтилин перечитала письмо еще раз.

– Лорд Медоуз ничего не говорит о бастарде Роберта, – сказала она Бриенне. – Должно быть, мальчика сдали заодно со всем замком, хотя я, признаться, не понимаю, зачем он был так нужен Станнису.

– Быть может, Станнис боится, что тот будет претендовать на трон.

– Бастард? Нет, дело не в этом. Каков он с виду, этот мальчик?

– Ему лет семь или восемь, он пригожий, черноволосый, с ярко-голубыми глазами. Гости часто принимали его за сына лорда Ренли.

– А Ренли был очень похож на Роберта. – Кейтилин начала что-то понимать. – Станнис хочет показать бастарда своего брата народу, чтобы люди увидели его сходство с отцом и спросили себя, почему Джоффри его не имеет.

– Неужели это так важно?

– Те, кто поддерживает Станниса, назовут это уликой. Сторонники Джоффри скажут, что это сущие пустяки. – Ее собственные дети – скорее Талли, чем Старки. Только Арья напоминает Неда. («И Джон Сноу, но он не мой сын».) Кейтилин снова подумала о матери Джона. Тайная любовь, о которой ее муж не желал говорить. «Горюет ли она по Неду так, как горюю я? Или ненавидит его за то, что он бросил ее ради меня? Молится ли за своего сына, как я за моего?»