Игра престолов. Битва королей - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 393

К счастью, этот розовый сестрин наемник храбростью не отличался. Миг спустя Тирион почувствовал на щеках прикосновение холодного воздуха – и боль тоже, но ее он старался не замечать. Мейстер снял жесткие от какого-то снадобья бинты.

– А теперь потерпите – мне нужно промыть вашу рану. – Он делал это бережно, и теплая вода успокаивала. Рана? Тирион вспомнил яркую серебристую вспышку чуть ниже глаз. – Будет немножко больно, – предупредил мейстер, обмакнув тряпицу в вино, пахнущее травами. «Немножко» было мягко сказано – по лицу Тириона словно огненную черту прожгли, а потом ткнули раскаленной кочергой в нос. Тирион вцепился в простыни и затаил дыхание, но подавил крик. Мейстер кудахтал, как наседка: – Лучше было бы оставить повязку на месте, пока все не зарубцуется, милорд. Но ничего, рана хорошая, чистая. Когда мы нашли вас в том подвале среди мертвых и умирающих, ваши раны гноились. Одно из ребер было сломано – вы и теперь, конечно, это чувствуете, – то ли от удара палицей, то ли при падении. А в плечевом суставе застряла стрела. Там уже началось омертвение, и я опасался, что вы можете лишиться руки, но мы применили червей и кипящее вино – теперь все благополучно заживает…

– Имя, – выдохнул Тирион. – Имя…

– Имя? – заморгал мейстер. – Вы Тирион Ланнистер, милорд. Брат королевы. Вы помните битву? Иногда от ран в голову…

– Твое. – В горле пересохло, и язык разучился выговаривать слова.

– Я мейстер Баллабар.

– Баллабар, – повторил Тирион. – Принеси зеркало.

– Милорд, я не советовал бы… это неразумно… ваша рана…

– Принеси. – Ему казалось, что у него рассечены губы. – И пить. Вино. Без мака.

Мейстер, залившись краской, убежал и вернулся со штофом янтарного вина и маленьким серебряным зеркальцем в золотой оправе. Сев на край кровати, он наполнил чашу до половины и поднес ее к распухшим губам Тириона. Холодная струйка потекла внутрь, но вкуса Тирион не распробовал.

– Еще, – сказал он, когда чаша опустела, и мейстер налил еще. К концу второй чаши Тирион Ланнистер обрел силы, чтобы взглянуть себе в лицо.

Он уставился в зеркало, не зная, плакать или смеяться. Рубленая рана, начинаясь на волосок ниже левого глаза, обрывалась на правой стороне челюсти. Недоставало трех четвертей носа и куска губы. Кто-то зашил разрез, и корявые стежки еще виднелись между красных, вспухших, полузаживших краев раны.

– Красота, – прохрипел он, отшвырнув от себя зеркало.

Теперь он вспомнил все. Корабельный мост, сир Мендон Мур, рука, меч, целящий в лицо. «Если бы я не отшатнулся, он снес бы мне макушку». Джейме всегда говорил, что сир Мендон – самый опасный из Королевской Гвардии, потому что по его мертвым глазам не видно, что он намерен сделать в следующий миг. Да и никому из них нельзя было доверяться. Он знал, что сир Меррин и сир Борос, а потом и сир Осмунд – люди Серсеи, но верил, что остальные еще сохранили остатки чести, а напрасно. Должно быть, Серсея заплатила Мендону за то, чтобы Тирион уж наверняка не вернулся из боя. Как это иначе объяснить? Он никогда не делал Мендону зла. Тирион потрогал воспаленный рубец своими короткими пальцами. «Еще один подарочек от моей дражайшей сестрицы».

Мейстер топтался рядом, как гусь, которому не терпится улететь.

– У вас, милорд, скорее всего останется шрам…

– Скорее всего? – Смех перешел в гримасу боли. Еще как останется, да и нос вряд ли отрастет. Теперь на него и вовсе смотреть будет страшно. – Вперед наука… не играй с топором. Мы где? Что это за место? – Говорить было больно, но он уже намолчался.

– Вы в крепости Мейегора, милорд. В комнате над Бальным Залом Королевы. Ее величество пожелала поместить вас поблизости, чтобы самой присматривать за вами.

(Охотно верю.)

– Верни меня обратно, – распорядился Тирион. – В мою постель. В мою комнату. – (Где около меня будут мои люди и мой собственный мейстер, если я сумею такого найти.)

– Но, милорд… это невозможно. В ваших прежних покоях поместился десница короля.

– Десница короля – это я. – Тирион устал говорить, и его ошеломило то, что он услышал.

– О, милорд, – сокрушенно молвил мейстер, – ведь вы были при смерти. Теперь эти обязанности принял на себя ваш лорд-отец.

– Отец?! Он здесь?

– С самой ночи сражения. Лорд Тайвин спас нас всех. Простой народ говорит, что это был призрак короля Ренли, но мудрые люди знают, кого благодарить: вашего отца, лорда Тирелла, рыцаря Цветов и лорда Мизинца. Они прошли сквозь пепел и ударили узурпатору Станнису в тыл. Это была великая победа, а лорд Тайвин теперь поселился в башне Десницы, дабы помочь его величеству навести порядок в стране. Хвала богам!

– Хвала богам, – рассеянно повторил Тирион. Возлюбленный батюшка, ненаглядный Мизинец, да еще и призрак Ренли в придачу? – Позови сюда… – («Но кого? Нельзя же просить его, этого розового Баллабара, чтобы он привел ко мне Шаю. Кому же довериться? Варису? Бронну? Сиру Джаселину?») – …позови моего оруженосца, Пода Пейна. – (Это Под спас мне жизнь – там, на корабельном мосту.)

– Мальчика? Странного такого?

– Мальчика. Странного. Позови.

– Как прикажете, милорд. – Мейстер вышел. Тирион стал ждать, чувствуя, как уходят из него силы. Сколько же он пролежал здесь? «Серсея хотела, чтобы я спал вечно, но я ей такого удовольствия не доставлю».

Подрик Пейн вошел в спальню робко, как мышка.

– Милорд… – Такой был храбрый в бою, а теперь снова притих. – Я хотел остаться при вас, но мейстер меня прогнал.

– Теперь ты… его прогонишь. Слушай. Говорить трудно. Принеси сонного вина. Не макового молока. Сонного вина. Пойди к Френкену. Не к Баллабару. Пусть приготовит… при тебе. – Под метнул взгляд на лицо Тириона и тут же отвел глаза. Ну что ж, вряд ли его можно винить за это. – Моя охрана, – продолжал Тирион. – Бронн. Где Бронн?

– Его посвятили в рыцари.

Даже хмуриться и то было больно.

– Найди его. Приведи сюда.

– Хорошо, милорд.

Тирион стиснул руку Пода.

– Сир Мендон?

Мальчик сморщился.

– Я н-не хотел его у-у…

– Ты уверен? Он мертв?

Под переминался с ноги на ногу.

– Утонул.

– Хорошо. Не говори никому. Про нас с ним.

С уходом оруженосца Тириона оставили последние силы. Он лег и закрыл глаза. «Может быть, мне снова приснится Тиша. Как-то ей понравилось бы мое лицо теперь?»

Джон

Когда Куорен Полурукий велел собрать ему топлива для костра, Джон понял, что конец близок.

«Хорошо будет согреться, хоть ненадолго», – подумал он, рубя сучья сухого дерева. Призрак сидел и смотрел на него – молча, как всегда. «Будет ли он выть по мне, когда я умру, как выл волк Брана, когда тот упал? Будет ли выть Лохматый Песик там, в Винтерфелле, и Серый Ветер, и Нимерия, где бы они ни были?»

За одну гору закатывалось солнце, над другой вставала луна. Джон кинжалом высек искру из кремня, и над костром заструился дымок. Куорен подошел, когда первый язычок пламени лизнул кору и сухую хвою.

– Робкий, как девушка в первую брачную ночь, – сказал он тихо, – и такой же красивый. Иногда забываешь, как прекрасен может быть огонь.

Джон не думал, что Куорен способен говорить о девушках и свадебных ночах. Полурукий, насколько было известно, всю жизнь провел в Дозоре. Любил он кого-нибудь? Праздновал ли свою свадьбу? Джон не мог спросить его об этом, поэтому принялся раздувать огонь. Когда пламя затрещало, он снял промерзшие перчатки и стал греть руки. Неужели поцелуй бывает столь же сладок? Тепло струилось по пальцам, как растопленное масло.

Полурукий, поджав ноги, сел на землю. Свет играл на его твердом лице. Только их двое осталось из пяти разведчиков, бежавших с Воющего перевала в серо-голубую каменную пустыню Клыков Мороза.

Поначалу Джон лелеял надежду, что оруженосец Далбридж запрет одичалых на перевале. Но, услышав далекий звук рога, все они поняли, что Далбридж погиб. В сумерках они увидели орла, парящего над ними на серо-голубых крыльях, и Каменный Змей снял с плеча лук, но птица улетела, не успел он его натянуть. Эббен плюнул, кляня оборотней и прочую нечисть.