Легенды II (антология) - Хэйдон Элизабет. Страница 42
В своих странствиях Элвин сталкивается с проблемами рабства и постоянной вражды между поселенцами и краснокожими, удерживающими за собой западную часть континента. В заключительных книгах Элвин, видимо, должен наконец сразиться с Разрушителем, и эта битва решит судьбу всего континента, а может быть, и целого мира.
«КОРОЛЕВА ЯЗУ»
© Перевод. Виленская Н.И., 2006
Элвин смотрел, как капитан Ховард встречает очередных пассажиров — преуспевающее семейство с пятью детьми и тремя рабами.
— Эта река — американский Нил, — говорил капитан, — но даже сама Клеопатра не путешествовала в такой роскоши, какую вы найдете на борту «Королевы Язу».
Для хозяев это, возможно, и верно, думал Элвин, но только не для рабов — хотя их в качестве слуг тоже разместят намного удобнее, чем беглых. Последние — около двадцати человек, закованных в цепи, — ждали погрузки на причале под палящим солнцем.
Элвин наблюдал за ними с тех пор, как вместе с Артуром Стюартом прибыл в порт Карфаген-Сити около одиннадцати утра. Артуру Стюарту не терпелось осмотреть все вокруг, и Элвин его отпустил. Город, объявлявший себя Финикией Запада, представлял немалый интерес для мальчугана возраста Артура, хотя бы и мулата. Карфаген-Сити стоял на северном берегу Гайо, и в Артуре могли заподозрить беглого, но свободных негров здесь тоже хватало. Артур Стюарт — парень неглупый и сумеет за себя постоять.
Закон гласил, что черный раб с Юга остается рабом даже в свободном штате. Стыд и позор. Эти люди на пристани проделали долгий путь до Гайо, чтобы обрести свободу, а здесь их схватили ловчие. Теперь их снова ждут цепи, плети и прочие ужасы рабства. Озлобленные хозяева наверняка подвергнут пойманных рабов примерному наказанию. Неудивительно, что многие пытаются покончить с собой.
Элвин видел, что некоторые из них ранены — впрочем, эти раны они могли нанести себе сами. Ловчие не склонны портить товар, за который им хорошо заплатят после доставки. Эти порезы на запястьях и животах скорее доказывают, что свобода для беглецов дороже жизни.
Элвин ждал, чтобы посмотреть, на этот пароход их погрузят или на другой. Чаще всего беглецов переправляли через реку и гнали домой пешком — они то и дело прыгали за борт и сразу шли на дно из-за цепей, поэтому ловчие относились к речным перевозкам настороженно.
Элвин, однако, слышал обрывки их разговора; они переговаривались редко, потому что за это полагался кнут, и не настолько громко, чтобы он мог разобрать слова, но по мелодике их речь не походила на английскую — ни на северную, ни на южную, ни на негритянскую. Ни один из африканских языков это тоже не напоминало. Британия развернула настоящую войну с работорговлей, и невольничьим судам редко удавалось перебраться через Атлантику.
Скорее всего они говорили по-испански или по-французски — стало быть, их, вероятно, собирались отправить в Нуэва-Барселону (или Новый Орлеан, как до сих пор называли этот город французы).
Это вызывало у Элвина ряд вопросов, главный из которых был таким: как попали беглые из Барселоны в штат Гайо? Пешком топать далековато, особенно если они не говорят по-английски. Жена Элвина Пегги выросла в семье аболиционистов, и ее отец, Гораций Гестер, постоянно переправлял беглецов через реку. В работе «подпольной железной дороги» Элвин разбирался неплохо. Ее ветки доставали даже до новых герцогств Миззипи м Алабама, но он никогда не слыхал, чтобы ею успешно пользовались франко- или испаноговорящие рабы.
— Мне опять есть охота, — сказал Артур Стюарт.
Элвин взглянул на мальчугана — нет, на парня. Артур сильно вырос и говорил басом. Он стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на «Королеву Язу».
— Я вот думаю, — сказал Элвин, — не проехаться ли нам на этой посудине, чем стоять и пялиться на нее?
— Далеко? — спросил Артур.
— А тебе как бы хотелось — далеко или близко?
— Она в Барси идет, это ясно.
— Если туман на реке позволит. Может и не дойти.
— Еще бы, — скорчил рожицу Артур. — Как ему не быть, туману, раз на этом пароходе поедешь ты.
— Кто его знает. С водой у меня всегда нелады.
— Это когда ты был маленький. Теперь туман делает то, что ты хочешь.
— Скажешь тоже.
— Ты сам мне показывал.
— Я показывал, как управлять дымом от свечки — и если у меня получилось, это еще не значит, что любой дым или туман будет меня слушаться.
— Сдается мне, что будет, — ухмыльнулся Артур.
— Я просто хочу дождаться и посмотреть, повезет этот пароход невольников или нет, — сказал Элвин.
Артур посмотрел туда же, куда и Элвин, то есть на беглых.
— Почему ты попросту не освободишь их? — спросил он.
— И куда они денутся после этого? Их стерегут.
— Тоже мне стража! Только и знают, что спиртное тянуть.
— У ловчих останутся их шкатулки. Их быстро изловят снова, и тогда им придется еще хуже.
— Так ты вообще ничего не собираешься делать?
— Я не могу снимать цепи с каждого раба на Юге, Артур Стюарт.
— Я же видел: ты плавишь железо, как масло.
— Допустим, что целая куча рабов разбежится, оставив за собой лужи расплавленного железа. Что подумают власти? Что рядом случился кузнеце мехами и тонной угля, который взял да и снял с них оковы? А потом сбежал за компанию, запихав оставшийся уголь в карманы?
— Лишь бы тебе ничего не было, — с вызовом бросил Артур Стюарт.
— Еще бы! Ты же знаешь, какой я трус.
В прошлом году Артур захлопал бы глазами и извинился, но теперь, когда его голос стал низким, «извини» он выговаривал с трудом.
— Вылечить всех и каждого ты тоже не можешь, — сказал он, — но некоторых же все-таки лечишь.
— Бесполезно освобождать их, раз они не смогут сохранить свободу. И вот еще что: сколько из них, по-твоему, пустится бежать, а сколько в реке утопится?
— С чего им топиться?
— С того, что они не хуже меня знают: беглому рабу в Карфаген-Сити свободы не видать. Этот город, может, и самый большой на Гайо, но когда дело касается рабства, он скорее южный, чем северный. Говорят, здесь в подвалах даже невольничьи рынки действуют, а власти знают об этом и ничего не делают, потому что тут завязаны большие деньги.
— И ты им помочь ничем не можешь.
— Я залечил язвы от кандалов на их запястьях и лодыжках. Сделал так, чтобы они не страдали от солнцепека. Очистил воду, которую им давали, чтобы они не подцепили заразу.
Тут Артур все-таки сбавил немного тон, хотя продолжал смотреть вызывающе:
— Я никогда не сомневался, что ты человек хороший.
— Здесь и сейчас я только и могу, что быть хорошим. И я не собираюсь платить этому капитану, если рабы поплывут на юг на его пароходе. Невольничье судно моих денег не увидит.
— Он даже не заметит, что их не хватает, денег твоих.
— Еще как заметит! Капитан Ховард по запаху может определить, сколько денег у тебя в кармане.
— Ты-то даже этого не можешь.
— У него по этой части дар, так я думаю. Корабль ведет рулевой, за машиной смотрит механик, колесо, если оно зацепит левый берег, чинит плотник. Почему же тогда капитан — он? Да потому что знает, у кого денежки есть, и умеет их выманить.
— И сколько же он должен увидеть у тебя в кармане?
— Достаточно, чтобы иметь крепкого молодого раба, но недостаточно, чтобы заставить этого самого раба помалкивать.
— Я не твой раб, — насупился Артур Стюарт.
— Я говорил, что не хочу тебя брать на Юг, потому что тогда мне придется делать вид, будто ты моя собственность. Не знаю, что хуже: тебе притворяться рабом, или мне — человеком, который способен владеть рабами.
— Я еду, и точка.
— Это ты так думаешь.
— Ты не должен возражать: ведь ты можешь заставить меня остаться, ежели захочешь.
— Не говори «ежели». Пегги это бесит.
— Ее тут нет. И ты сам все время так говоришь.
— Младшее поколение должно быть лучше предыдущего.
— Значит, ты никуда не годный учитель. Я уж вон сколько лет учусь у тебя творить, а всего-то и научился, что свечки гасить да вызывать трещины на камне.