Нежить - Адамс Джон Джозеф. Страница 13

— Это как при поступлении в колледж? Вдруг не пройдешь конкурс?

Карли приподнимает пальцем веко, пальцем другой руки тычет себе в глаз и достает контактную линзу. Она кладет ее на столик у кровати. Вторую линзу она не вынимает. Наверное, второй глаз линза не раздражает.

— Ну вот, на самом деле у меня не зеленые глаза. Но грудь, между прочим, настоящая. Я не слишком часто смотрю фильмы ужасов. От них снятся кошмары. Это Лео любит такую чепуху.

Уилл сидит на кровати с другой стороны и смотрит на нее. Она задумалась. Возможно, ей нравится, как выглядит мир через одну зеленую контактную линзу.

— У моих родителей в холодильнике хранится ружье. Наверное, надо взять его и застрелить зомби? А может, спрятаться в маминой гардеробной, среди всех ее тряпок и туфель? Я бы наверняка расплакалась. Звала бы на помощь. И я позвонила бы в полицию.

— Хорошо, — говорит Уилл. — Я просто поинтересовался. А как же твой брат? Как ты будешь его защищать?

Карли зевает, словно ничуть не удивлена, но Уилл видит, что произвел на нее впечатление.

— Умница Уилл. Ты давно понял, что это мой дом. И что Лео мой брат. Неужели я так плохо вру?

— Да, — кивает Уилл. — Здесь на комоде стоит твоя фотография с родителями и Лео.

— Ладно, — говорит Карли. — Это спальня моих родителей. Они сейчас во Франции, ездят на велосипедах, а меня и Лео оставили здесь. И я устроила вечеринку. Не хватало только, чтобы кто-то поджег их дом.

— Мне кажется, что я тебя знаю уже целую вечность, — признается Уилл. — Хотя мы познакомились совсем недавно. Я, например, знал, что у тебя не зеленые глаза.

— Мы не так уж хорошо друг друга знаем, — возражает Карли, но возражает очень дружелюбно. — И я пытаюсь узнать о тебе побольше. Спорим, ты не знал, что я хочу когда-нибудь стать президентом.

— А ты не знала, что я много думаю об айсбергах, хотя и не так часто, как о зомби, — парирует Уилл.

— Мне бы понравилось жить на айсберге, — говорит Карли. — И президентом быть тоже понравилось бы. Может, я сумею совместить и то и другое. Я буду первой темнокожей женщиной-президентом, которая живет на айсберге.

— Я буду за тебя голосовать, — обещает Уилл.

— Уилл, — говорит Карли, — а ты не хочешь забраться вместе со мной под одеяло? Тебя смущает тот факт, что я собираюсь стать президентом? Тебя пугает уверенная и преуспевающая женщина?

— Ты хочешь развлечься или хочешь узнать, почему я оказался в тюрьме? Дверь А или дверь Б. Я отлично целуюсь, но под кроватью спит Лео. Твой брат.

Майк и Дженни нередко уходили куда-то в дальние залы, чтобы целоваться в музее, где работала Дженни, но Обмылок никогда не целовался с Дженни. Однажды в колледже Обмылок поцеловал Майка. Тогда они оба были совершенно пьяны. В тюрьме мужчины тоже иногда целовались. Белый парень жил с темнокожим. Бекка частенько занималась сексом со своим приятелем на пляже, а ее брат прятался за дюнами и подглядывал. В фильме ужасов зомби съел губы Бекки. Вряд ли кому-то захочется целоваться с зомби.

— Он крепко спит, — говорит Карли. — Может, ты все-таки расскажешь, что натворил, а потом мы решим, что делать дальше.

Обмылок, Майк и еще пара их приятелей пришли на очередной прием в частный музей, где работала Дженни. Они довольно много выпили и почти ничего не ели, кроме нескольких оливок. Дженни была занята, так что Обмылок с Майком и приятелями выбрались из галереи, где подавали вино и сыр, где доценты и богачи знакомились друг с другом, и пошли бродить по всему музею. Они уходили все дальше и дальше от места проведения вечеринки, но никто не попросил их вернуться, никто не вышел и не спросил, что они здесь делают. В остальных галереях было темно, и кто-то уговорил Майка зайти в одну из них. Они хотели проверить, сработает ли сигнализация. Майк вошел, но сигнализация молчала.

В следующую галерею вошел Обмылок. Тогда его еще не называли Обмылком. Его имя было Артур, но все звали его Арт. Ха, ха. В галерее царила кромешная тьма. Артуру надоело стоять, он вытянул перед собой руки и пошел вперед в темноте, пока пальцы не уперлись в стену. Не отрывая пальцев от стены, он обошел весь зал. Время от времени он касался краев рамы и тогда передвигал руки вверх, вниз и в стороны, чтобы определить размер картины. Вскоре он снова оказался у двери.

Потом еще кто-то пошел внутрь, и это был Марксон. Когда Марксон вышел, в его руках была картина. Приблизительно три на три фута. На картине был изображен корабль со множеством мачт и парусов. Все в мелких голубых мазках. Маленькие человечки на палубе, очень встревоженные на вид.

— Дьявол! — воскликнул Майк. — Марксон, что ты наделал?

Надо вам сказать, Марксон был настоящим идиотом. Это все знали. А в тот момент еще и пьяным идиотом, но они все тогда изрядно напились.

— Я только хотел посмотреть, как она выглядит, — сказал Марксон. — Я не ожидал, что она такая тяжелая.

Он опустил картину на пол и прислонил к стене.

Сигнализация не сработала и в этот раз. В следующем зале тоже было темно, и они затеяли игру. Все по очереди входили в зал, обходили его вдоль стены и выбирали по картине. А потом выходили и разглядывали, кому что попалось. Одному парню достался Сера. Кто-то вынес Мари Кассат. Еще кому-то попался Уинслоу Хомер. Попадались картины никому из них не известных художников. Это не считалось. Арт вернулся в первый зал. На этот раз он не спешил. На стене галереи уже попадались пустые места. К некоторым картинам он прикладывал ухо. Ему казалось, что он что-то слышит, только вот непонятно, что именно.

Он выбрал очень маленькую картину. Когда Арт вынес ее на свет, оказалось, что полотно написано маслом. Сплошная масса голубовато-зеленых мазков могла обозначать и воду, и деревья, и чье-то лицо. Лес, если на него смотреть издалека. Что-то медленное и далекое. Он даже не смог разобрать подпись художника.

Майк в это время был в другом зале. Он вышел, и в его руках оказалась картина Пикассо. Какая-то грустная странная женщина со своей грустной странной собачкой. Все единодушно решили, что Майк выиграл. А потом этот идиот Марксон заявил:

— Спорим, что ты не сможешь выйти из музея с этим Пикассо.

Обмылок иногда очень плохо себя чувствует в чужих домах. Он не должен быть здесь. Он не принадлежит какому-то определенному месту. Его никто толком не знает. Если бы знали, он им не понравился бы. Похоже, все вокруг счастливее, чем Обмылок. Им, наверное, известно что-то такое, чего он не знает. Он утешает себя тем, что все изменится с приходом зомби.

— Вы украли картину Пикассо? — спрашивает Карли.

— Это был сомнительный Пикассо. Возможно, и вовсе не Пикассо. И мы не собирались его красть, — оправдывается Уилл. — Мы подумали, что было бы забавно вытащить его из музея, где работала Дженни, и посмотреть, далеко ли мы сумеем уйти. Мы просто вышли из музея, и нас никто не остановил. Мы положили Пикассо в машину и вернулись к себе домой. А я еще прихватил ту маленькую картину, чтобы Пикассо не было скучно. И я хотел посмотреть на нее еще немного. Я положил ее под мышку, сверху накинул пальто, а остальные парни в это время помогали Майку незаметно выбраться с приема. Дома мы повесили Пикассо в гостиной, а маленькую картину я оставил в спальне. Мы еще не успели протрезветь, когда пришли полицейские. Дженни лишилась работы. Мы с Майком отправились в тюрьму. Марксон и еще один парень отделались общественными работами.

Он замолкает. Карли берет его за руку. Сжимает ее.

— Это самая странная история из всех, что я слышала, — признается она. — Ну почему, когда напьешься, все становится печальнее и смешнее и все видишь в истинном свете?

— О самом странном я тебе еще не рассказал, — говорит Уилл.

Он не может решиться рассказать о самом странном, хотя, может быть, сумеет ей это показать.

— Я не говорила тебе, что была членом школьного дискуссионного клуба? — спрашивает Карли, — Это самый странный факт в моей биографии. Я обожаю спорить. Помнишь того парня, что лежал под моим стулом? Я разбила его в пух и прах в споре о марихуане. Я размазала его по стенке.