Нежить - Адамс Джон Джозеф. Страница 65

Две шестерки на футбольной куртке Бака были запачканы чем-то черным, скользким на вид. Левую руку его поддерживала примитивная шина, привязанная черной с серебром банданой. Массивные бицепсы нехорошего, гораздо хуже сине-зеленого цвета обычного синяка выступали между сырыми деревяшками. Этот отвратительный серый цвет напомнил Натану гниющую дыню. И запах, исходящий с того конца стола…

— …Обмочил всю левую ногу. Мне не стыдно говорить об этом — как раз в тот момент оторвалось левое крыло, и я подумал, что мне крышка, самолет летел прямо на меня. Я нырнул…

Быстро. Пилот мог соображать быстро. Он разорвал рубашку, чтобы показать Натану кокаин. Он уговорил Ронни открыть ворота. И, несмотря на то что Ронни отстрелила ему руку, он вел себя как живой, пока не приблизился к ней, первому настоящему человеку, которого встретил с тех пор, как воскрес. Эта встреча дала толчок его ужасному…

— …подумал я задним числом, но времени не было. Отломавшееся крыло кружилось в воздухе, как бревно. Никто не мог сказать, где оно упадет. Затем самолет швырнуло в сторону, на большую рощу пальм, а оттуда он отлетел прямо на посадочную полосу. Покатился по земле, отломалось второе крыло. А то, первое, еще летело…

Пальцы Бака сомкнулись на рукоятке мачете. Натан, наблюдавший за ними, выскользнул из-за стола, подальше от Номера 66.

— Я видел Пабло в грузовике. Несмотря на бурю. Я видел, как он пытался найти место для чашки с кофе. А потом крыло рухнуло на фургон, и эта чертова штука взорвалась.

Значит, это взорвался фургон. Вот почему зомби не были обожжены. Самолет даже не загорелся — скорее всего, его баки опустели после борьбы со штормом. Но в машине было полно бензина.

— Мне стыдно, но я действительно ничего не мог поделать. Огонь был очень сильным. Даже зомби не подходили к нему, а к тому времени, как он погас, от машины и Пабло ничего не осталось.

Пальцы Натана сомкнулись на пистолете. Он вспомнил пилота, разрывающего свою рубашку. Вспомнил, как тот схватил Ронни, вспомнил мгновенное замешательство в его мутных глазах, возбужденный блеск, появившийся после того, как он поддался жажде плоти. Конечно, сейчас Бак себя контролирует. Но что случится, если он окажется близко к своему боссу?

Натан поднял пистолет. Бак ухмыльнулся, не понимая. Натан взглянул на раны Бака, на нетронутую кружку пива, стоявшую перед ним. Старый Добрый Номер 66 не пил, не хотел жареного цыпленка. Возможно, он больше никогда не захочет жареного цыпленка. Возможно, он сам пока еще не понял этого, как не помнит, отчего умер.

— Бак, я хочу, чтобы ты вернулся обратно, к ним, — произнес Натан таким тоном, словно обращался к ребенку. — Понимаешь, соблазн — рискованная штука. Ты можешь потерять остатки разума.

— Босс, с вами все в порядке? Может, вам пойти прилечь, чтобы какое-то время не думать о Ронни? Может быть…

О, они неглупы. С каждой минутой становятся все хитрее.

— Тебе меня не одурачить, Бак. Можешь обманывать сам себя, но меня тебе не обмануть.

Натан прицелился, и Бак, подавшись назад, рухнул вместе со стулом. Первая пуля разнесла в клочья левое предплечье и расколола самодельную шину, но Бака это не остановило — спортсмен так просто не теряет свои инстинкты. Он вскочил на ноги, наклонил голову и понесся вперед через кухню.

Глаза его сверкали, но Натан был уверен, что это блеск смерти, а не жизни. Бак сделал Натану подножку, и они оба повалились на пол. Натан взмахнул пистолетом, и Бак не смог оттолкнуть его — левая рука была слишком серьезно повреждена. Он стал защищаться единственным доступным ему способом — впился в плечо Натана, сомкнул челюсти и рванул.

Натан завопил. Перед глазами замелькали белые точки.

Палец его нажал на курок.

Пуля разнесла череп Старого Доброго Номера 66.

Натан представлял это так.

В катастрофе все погибли мгновенно. Все. Открыв глаза, они обнаружили, что находятся на острове Граймза, там, где и должны были находиться, и решили, что выжили. Они пробирались сквозь девственный лес, через пляжи с коралловым песком, не встретив ничего, что искусило бы их, разбудило бы кошмарный голод.

Находясь на границе между смертью и воскресением, они в разной степени сохранили рассудок, но ими все-таки управляли инстинкты. Инстинктивно они не выходили на солнечный свет. Это было просто самосохранение — тропическое солнце могло ускорить разложение трупов. У всех зомби также был силен инстинкт пожирания живых людей, но лишь когда жертва появлялась непосредственно перед ними. Натан убедился в этом после встречи с пилотом и Баком. Он был уверен, что до тех пор, пока «пища» не показывалась и инстинкт утоления голода не брал верх, смерть на острове Граймза еще существовала как граница, отделяющая их от остальных зомби. О, они функционировали на разных уровнях, как он видел это на примере Кары Норт, пилота и Бака, но в некоторых случаях они вели себя точь-в-точь как живые.

Возможно, что-то такое в человеческой плоти, поглощенное ими, определяло перемену в поведении. Может быть, кровь. Или сам акт каннибализма. Натан не знал причины, да его это и не волновало.

Его укушенное плечо приобрело красно-пурпурный цвет и раздулось. С момента нападения Бака прошло пять дней, и Натан сам не знал, лучше ему или хуже. Просто на всякий случай он сделал себе укол антибиотиков, но не мог понять, помогло ли это.

Он не знал, жив ли он, мертв или находится где-то посредине.

Чтобы не запутаться, Натан записывал симптомы в желтом блокноте, который спрятал в ящике стола после крушения самолета. Многое его озадачивало. Сначала он хотел проконсультироваться у ученых или врачей, но его первая попытка связаться с материком оказалась неудачной, а потом он уже боялся звонить кому-либо. Его не привлекала мысль окончить свои дни в качестве подопытного кролика в какой-нибудь лаборатории и тем более не радовала перспектива зачистки острова Граймза отрядом спецназа.

Больше всего его беспокоило то, что сердце его все еще билось. Он не понимал, как это возможно, пока не вспомнил, что у Бака тоже билось сердце, когда он в него выстрелил. Натан чувствовал толчки в груди мертвеца, когда они катались по полу, и все же был уверен, что Бак — зомби. Глядя на свое укушенное плечо, вспоминая огонь, вспыхнувший в глазах охранника, когда тот напал, Натан все больше убеждался в этом. Были и другие симптомы.

Он не мог есть. Каждый вечер он готовил себе немного жареной курицы, несмотря на то что от запаха еды его тошнило, а от прикосновения к жирному мясу пробирала дрожь. Вчера вечером он заставил себя съесть две грудки и бедро и следующие пять часов провел на кухонном полу, съежившись в комок, пока наконец не поддался рвотным позывам. И он не мог пить — ни пепси, ни текилу. Текила была особенно отвратительна; она обжигала горло, отчего он долгое время чувствовал себя ужасно. Натан сосал кубики льда, но только затем, чтобы уменьшить боль в горле. И начал нюхать кокаин, привезенный для Ронни, но лишь потому, что боялся ложиться спать.

Кокаин. Может быть, дело в этом. Говорят, что кокаин отбивает аппетит, верно? И он начал вдыхать его примерно в то же время, как перестал есть. Но пять дней без пищи… Боже, это долго. Так что это не просто кокаин. Так?

Он закрыл глаза и представил себе голод, пищу. Попытался вообразить самый соблазнительный пир, какой только мог.

Долгое время ничего не шло ему на ум. Затем он увидел изувеченную ладонь Кары Норт. Отрезанную руку пилота. Голову Бака, покрытую синяками.

В животе у него заурчало.

Он открыл глаза.

Факты казались неопровержимыми, но Натан почему-то не мог заставить себя покинуть поместье или, наоборот, впустить к себе «Граймзгерлз». Каждый вечер они выходили на пляж, наслаждаясь жизнью, искушая его. Мисс Ноябрь и Мисс Февраль пели любовные песни, серенады для Натана, которые он слушал из-за утыканной стеклами стены. Он наблюдал за ними изнутри, улыбался своей кривой усмешкой, презирая себя за трусость.