Путь волшебника - Адамс Джон Джозеф. Страница 120

Петер сидит на четыре ряда впереди, разговаривает с двумя парнями.

Он стал священником их прихода четыре года назад. Тогда ему было двадцать пять, и он производил впечатление харизматического идеалиста. Мать Ханны не пожалела хлопот, чтобы он занял этот пост, а когда ее усилия увенчались успехом, пригласила его на ужин. Испекла нежнейший куриный пирог, и они слушали рассказ Петера о Гватемале, где он провел волонтером целый год. С сияющими глазами он описывал, как строил дом для бедной семьи или на пыльной улице играл в мяч с компанией хулиганистых мальчишек.

Петер поведал о своих планах насчет молодежной группы; ему хотелось расшевелить ребят.

— Больше энергии! — восклицал он. — Больше страсти в стремлении к Христу!

Священник добивался, чтобы они были активнее в своем служении. Проповеди должны проходить динамичнее; было бы здорово, если бы они сопровождались музыкой.

— Знаешь, а наша Ханна поет, — сказала ее мать. — И играет на синтезаторе.

— Фантастика! — воскликнул Петер. — Я собираю в школе прославления ансамбль. Хочешь попробовать?

Конечно, она ответила «да».

Той ночью Ханна лежала без сна, думая о нем. Своим обликом он помогал вообразить Иисуса: красивый и добрый. Его хочется слушать. От него невозможно оторвать взгляд.

Это было до пришествия демонов. (Отчаяние. Гнев. Вина и стыд. Отпадный квартет.)

Петер встал и пошел по проходу, то и дело задерживаясь, чтобы поприветствовать сидящих. Долго разговаривал с Кристой и Франни, наклонившись, чтобы лучше слышать в шуме автобуса. Ханна видела, как девочки смотрят на священника. Их лица светились благоговением.

С ней Петер не заговорил, просто одарил улыбкой, которую она все никак не могла разгадать.

Скрипучий автобус мчался дальше.

Что толку видеть будущее, если ты не в состоянии изменить его? Можно сдержать волну, но нельзя успокоить море. Чувствуя себя беспомощной, волшебница вглядывается в зеркало, ищет подсказки; сосредоточенно изучает свои книги; напряженно думает о том, как одолеть инкуба.

И пока она этим занимается, город превращается в оживший ночной кошмар. Перта Пердида — мир, чьи части связаны не географией, но желанием; его кварталы разбросаны по дальним потайным чертогам, и правит в нем не разум, а душа. Город везде и нигде, вне времени и пространства; такова же угрожающая ему опасность.

Инкуб, не обладающий умом и практически лишенный плоти, проникает в дома сквозь окна и двери. Девочка за девочкой становятся жертвами его ночного шепота. Нечисть заманивает несчастных во тьму глубокого сна, туда, где отключается разум, на острова без названия, в замки, обжитые страхом. Словно сомнамбулы, они уходят в лес, в смутную лощину, где обитают духи и куда не проникает спасительный небесный свет. Девочку за девочкой выдергивают из дома; они замыкаются в себе, потерявшись в бесплодных землях своего подсознания.

Летними ночами, боясь заснуть, девушки выставляют караульных. В жаркий июль они сидят без сна при лампах и свечах, считая часы до рассвета, а днем бродят бледные, точно призраки. Все идет вразнос: пекарни остыли, бесплатные харчевни безлюдны, фонтаны высохли. Даже бабочки сидят на земле, поскольку усталые техники не в состоянии за ними ухаживать. Пошивочные мастерские закрыты, у портных все расплывается перед глазами, им не разглядеть крошечные стежки.

Девочки устраивают отчаянные оргии — пьют без меры сладкую сангрию, танцуют полуобнаженные среди магнолий и апельсиновых деревьев, а потом падают и спят до рассвета. Если мир доживает последние дни, бедняжки хотят в полной мере насладиться ими.

И они продолжают исчезать.

Библейский семинар заканчивается проповедью. Подобно многим проповедям, предназначенным для ровесников Ханны, эта посвящена непорочности. Священник говорит о чистоте тела и разума. Говорит, что плоть должна служить Господу. Говорит, что утраченную девственность можно вернуть — без этой уловки все было бы гораздо сложнее. Он говорит, говорит, говорит…

После проповеди, пока органистка исполняет одни и те же эмоциональные пассажи, священник предлагает всем, кто почувствовал в себе перемену, пройти вперед и препоручить себя Богу. Не имеет значения, считаете ли вы, что впервые согрешили и нуждаетесь в милосердии, или давно догадались, что сбились с пути и, следовательно, еще больше нуждаетесь в милосердии. Бога это не заботит. Бог всегда с вами.

Однако Петер не говорит ничего об отношении Бога к девушке, сидящей за синтезатором и составляющей дуэт своему молодежному пастору. Девушка погрузилась сначала в музыку, а потом в его проницательные глаза. И до того погрузилась, что чувствует себя парализованной, когда Петер протягивает руку и гладит ее подбородок. Его губы касаются ее губ, ею овладевает эйфория предательства, она попадает на мелководье тайны, которая, ей уже известно, слишком опасна и становится все глубже с каждой недопустимой встречей. В конце концов девушка тонет в ней, теряет аппетит, замыкается. Под глазами у нее темные круги, она все больше времени проводит в своей комнате, терзая себя тоскливыми песнями. Так ведь она, в сущности, подросток, чего еще ожидать?

Один за другим молодые люди шли по проходу, преклоняли колени на краю подмостков, и священник молился за них, призывая Божье благословение и прощение.

Ханна уже проделывала этот путь прежде. Но сейчас… Даже если в самом деле прощение Божье бесконечно, она сможет принять его лишь в том случае, если сначала простит сама себя. А пока она останется на своем сиденье.

По ее щекам струились ручейки слез. Сидевшая рядом девушка обняла Ханну.

— Вставай, — прошептала она. — Все хорошо. Я пойду с тобой.

Ханна отрицательно покачала головой.

Она мечтала о том дне, когда сможет сбежать. Рисовала в воображении женский колледж, представляла, как девушки сидят во дворе под дубом или собираются в библиотеке.

Ее мало интересовало, что это будет за колледж, как далеко отсюда.

С каждым днем волшебница Ханна-из-Леса все больше узнавала об инкубе. В книгах было изображено чудовище, которое охотилось на молодых девушек по ночам и превращалось в оленя днем. Девушки рассказывали, что видели такого оленя, с первым рассветным лучом уносящегося в сторону леса.

Когда инкуб пребывает в физической форме, Ханне по силам одолеть его.

Но как приманить эту тварь?

Волшебница знает способ, да только он непрост.

После путешествий по миру у нее сохранилось очень мало любимых вещей из ее детства — вещей, когда-то принадлежавших ведьме. Конечно же, это книги. Они существовали на протяжении столетий до нее и, она надеялась, просуществуют еще столетия после. Вырезанный из камня котенок всегда ей нравился, но для чего предназначена эта статуэтка, Ханна не знала. И пузырек с драгоценными духами — их там всего три капли.

Ведьма отказалась поведать Ханне, что это за духи, и не советовала пользоваться ими. Сама наставница унаследовала пузырек от некой колдуньи — она не объясняла, при каких обстоятельствах, — и ни разу не открыла его, даже чтобы понюхать. В пузырьке темная магия, очень насыщенная и опасная. Ведьма знала, что не сможет ее контролировать.

Твоя сила — только тогда твоя сила, когда ты осознаешь ее пределы.

Позже, под руководством великих магов, волшебников и колдунов, Ханна выяснила, что содержится в пузырьке. Теперь она знает: духи насыщены той же силой, что и ее личная магия, — женской сексуальностью. Она необузданная. Она коварная. Она крайне нестабильная.

Инкуб — это темная энергия. Женская сексуальность — тоже.

Если у Ханны хватит мужества выпустить на волю эту силу; если ей достанет решимости сделать то, что должно быть сделано…

Ночью волшебница вздрагивает во сне.

Ей снятся страны, которых она никогда не видела, любовники, с которыми никогда не спала, заклинания, которые никогда не произносила. Она видит искрящиеся на солнце моря, блистающие башни, сборочные линии и лесной опад. Обоняет запахи жареной лапши, морской воды и садовой жимолости. Слышит звон колоколов, грохот стройки и рок-н-ролл.