Путь волшебника - Адамс Джон Джозеф. Страница 128

Он неспешно ушел, а Энжи вздохнула с облегчением. Жаль, нельзя сказать Мелиссе, что все, кажется, образовалось. Остаток дня она провела, пытаясь делать вид, будто ничего особенного не происходит — самая обычная суббота и самая обычная, всем довольная Энжи. Когда Марвин вернулся из кино, то весь вечер читал комиксы «Хеллбой» в обществе котенка Миледи. Миледи еще лежала у него на животе, когда Энжи устала за ним подглядывать и пошла спать.

Но утром в воскресенье брата в его комнате не оказалось. Это Энжи почувствовала, едва проснувшись.

Она понятия не имела, куда и почему он мог подеваться. Она-то считала, что он будет творить свое таинственное заклинание у себя в комнате и под строгими взглядами своих наставников-магов. Но его там не было, и завтракать он не спустился. Энжи сказала маме, что вчера вечером они засиделись допоздна у телевизора и лучше оставить Марвина в покое. Когда после завтрака миссис Люк заволновалась, Энжи сама зашла в его комнату и сообщила, что Марвин увлеченно готовит домашнее задание к уроку рисования и не хочет разговаривать. Обычно ей бы такое с рук не сошло, но родители собирались на концерт, а ее оставили с привычными наставлениями покормить и напоить кошку, двадцатку на шкафу употребить на что-нибудь более или менее полезное для здоровья и «время от времени» заглядывать к Марвину, иными словами почаще. («В тот день, когда мы тебя об этом не попросим, — заявил как-то мистер Люк, потому что Энжи восстала против выполнения этой обязанности, — мальчишка, наверное, украдет каяк и отправится на Таити». Энжи не нашла слов для возражения.)

Одна в пустом доме (более одинокая, чем когда-либо) Энжи ходила кругами, слонялась из комнаты в комнату, решительно не зная, что теперь делать. Прошли часы, а брат все не возвращался, и она поймала себя на том, что зовет его вслух.

— Марвин! Марвин, если ты меня с ума стараешься свести… О Великий, где ты? Возвращайся немедленно, и плевать на дурацкое письмо. Просто вернись!

Некоторое время спустя она и это делать перестала, потому что сама испугалась дрожи в собственном голосе, от которой становилось еще страшнее.

Но как это ни странно, она постоянно чувствовала присутствие брата. Она то и дело оборачивалась, думая, что он вот-вот подкрадется, чтобы ее напугать, — любимая игра с тех пор, как малыш научился ходить. Но нет. Никого.

Около полудня в дверь позвонили, и Энжи едва не споткнулась о собственную ногу, так спешила, хотя и не надеялась (почти не надеялась), что это Марвин. На пороге стояла Лидия. Энжи совсем забыла, что в воскресенье после полудня прислуга приходит убираться. Увидев ее, улыбающуюся, на пороге, Энжи бросилась старушке на шею и разрыдалась:

— Лидия, scorro, помоги мне! Ayudame, спаси нас, Лидия!

Испанских слов она нахваталась у домработницы, когда была еще слишком маленькой, чтобы понять, что учит чужой язык.

Лидия взяла Энжи за плечи и, чуть отстранившись, заглянула ей в лицо.

— ?Chuchi, dime que pasa cogito? [35]

Чучей [36] Лидия звала Энжи с раннего детства, так и не объяснив ни происхождения, ни смысла этого слова.

— Марвин, — прошептала Энжи. — Марвин пропал.

Она бросилась объяснять про письмо и обещание Марвина, но Лидия только кивнула и, не задавая вопросов, твердо сказала:

— El Viejo puede ayudar. [37]

Слишком отчаявшаяся, чтобы обращать внимание на грамматику, Энжи решила, что речь идет о Йемайе, старухе с фермерского рынка, которая сказала Марвину: мол, он brujo.

— А, ты про la santera, — сказала она, но Лидия сильно ее встряхнула.

— Нет, нет, El Viejo. Ты к нему сходи, попроси о встрече с El Viejo. Solamente El Viejo. Los otros no pueden ayudarte. [38]

Энжи спросила, где ей искать El Viejo, и Лидия отправила ее в лавочку сантерии на Боуэн-стрит. Она даже набросала ей карту, а потом удостоверилась, что Энжи взяла с собой деньги, поцеловала в щеку и, благословляя, коснулась лба.

— Cuidado, Chuchi, [39] — с веселой серьезностью сказала она.

И вот уже Энжи бежит к автобусной остановке на авеню Гонсалес, чтобы сесть на тот же рейс, каким ездила в школу. На сей раз ехать пришлось гораздо дальше.

Над лавочкой не было ни вывески, ни даже номера дома, и сама она была такой маленькой, что Энжи несколько раз прошла мимо. Наконец ее внимание привлекли предметы в пыльной витринке и на полках справа и слева. Тут было поразительное разнообразие благовоний, свечей в склянках с изображением черных святых, а также коробок с пометкой «Ритуальный набор „Быстрые деньги“», бутылей с жидкостью для мытья пола (наклейки на них гласили: «Не дает бедам проникнуть в ваш дом»). Когда Энжи переступила порог душной комнаты, у нее закружилась голова, она словно бы вышла из собственного тела — так с ней всегда было, когда начиналась простуда. А еще она услышала, как где-то в задней комнате кукарекал петух.

Старуху Энжи заметила лишь тогда, когда тихонько скрипнул стул: она сидела в углу, наполовину скрытая длинной, свисающей со шкафа хламидой, похожей на облачение для церковного хора, но с символами и рисунками, каких Энжи никогда раньше не видела.

— Йемайя?

Старуха перевела на нее взгляд. Глаза у нее были, как две мертвые планеты.

Испанский Энжи совершенно отказал, а вскоре и родной язык тоже.

— Мой брат… Мой младший брат… Мне велели спросить El Viejo. Viejo santero… Старого сантеро… Лидия сказала.

Тут у нее кончились слова на всех языках. Из трубочки старухи выползло облачко дыма, но это был единственный ответ.

За спиной у нее зашуршала отодвигаемая занавеска, и хриплый голос медленно произнес:

— ?Quieres El Viejo? [40] Это я.

Повернувшись, Энжи увидела незнакомца. Он шел к ней по длинному коридору, конца которого она не видела. Он двигался решительно, но, чтобы войти в комнату, ему словно бы потребовалась вечность, будто он возвращался из другого мира. Сам он был черный, одет во все черное и на носу поблескивали черные очки — даже в темном крошечном магазинчике. А волосы такие белые, что у Энжи заболели глаза.

— Ты здесь из-за брата, — не спросил, а констатировал он.

— Да, — выдавила Энжи. — Да, он для меня колдует… достает кое-что… и я не знаю, где он, но понимаю, что в беде, и хочу, чтобы он вернулся!

Она не заплакала и не сломалась (Марвин никогда не сможет сказать, что она из-за него плакала), но к этой грани подошла вплотную.

El Viejo сдвинул черные очки на лоб, и Энжи увидела, что он моложе, чем она думала (уж конечно, гораздо моложе Лидии), и что под глазами у него широкие белые полукружия. Она так и не узнала, были ли они естественными или нарисованными, но поняла, что от них его глаза кажутся больше и ярче — сплошь зрачок. Из-за них ему следовало бы хоть чуточку походить на клоуна или, скажем, на енота в негативе, но выходило как раз наоборот.

— Я знаю твоего брата, — сказал El Viejo.

Энжи изо всех сил старалась держать себя в руках, пока он подходил ближе, улыбался ей, показывая зубы.

— Brujito… маленькая, маленькая ведьма, мы знаем. Мы с мамой видели, мы следим.

Он кивнул на старуху, которая с прихода Энжи не шевельнулась и не сказала ни слова. Энжи ощутила влажный, затхлый запах — точно картошка сгнила.

— Скажите, где он. Лидия говорила, вы поможете.

Вблизи Энжи увидела голубой отсвет на белой коже El Viejo и V-образный шрам на каждой щеке. На шее у него был узкий черный галстук, которого девочка поначалу не заметила. И почему-то мысль о том, что он каждое утро завязывает его перед зеркалом, напугала ее больше, чем что-либо другое. Теперь он улыбнулся во весь рот, показывая зубы. Она-то ожидала, что они будут желтые и от них будет вонять, но нет — все как один белые, ровные и настолько большие, словно плохо помещаются во рту.