Путь волшебника - Адамс Джон Джозеф. Страница 49

С другой стороны, Халабант не была избалована заказами, несмотря на свой профессионализм. За первую неделю, проведенную Ганнином Тидрихом под ее крышей, она дважды оказывала платные волшебные услуги — лавочнику, которого донимал нечистоплотный соперник, и старикашке, который увлекся молоденькой племянницей и стремился избавиться от навязчивой страсти. В обоих случаях она воспользовалась помощью Ганнина, чтобы доставить необходимое оборудование на дом к заказчику. Насколько смог заметить ученик, всего Халабант заработала не больше горсти медяков. Неудивительно, что волшебница ютилась в мрачном и грязном квартале и давала уроки Ганнину и другим, приходившим в его отсутствие. Удивительно, почему она вообще торчит в Триггойне, где волшебники роятся тысячами, жесточайше конкурируя между собой. Ведь в любом городе в окрестностях Замковой горы целеустремленная молодая волшебница ее уровня добилась бы значительного благополучия.

Ганнин Тидрих наслаждался каждым новым днем, ощущая, как его разум захлестывают новые знания, как открываются тайны и прибывает мастерство.

После насыщенного событиями дня его не заботила необходимость провести ночь на тонком тюфяке в комнате, забитой древними пахучими книгами. Едва закрыв глаза, молодой человек проваливался в глубокий сон, подобный трансу. За окном выл зимний ветер, холодные сквозняки врывались сквозь щели в его комнату, песчаные тараканы бегали вокруг всю ночь напролет, играя хитиновыми лапками мелодию пустыни, но ничто не могло нарушить сон Тидриха, пока первые лучи солнца не проникали в окно библиотеки, лишенное штор.

Когда он выходил, Халабант уже бодрствовала — умытая и тщательно расчесанная. Казалось, она вовсе не нуждается в ночном отдыхе. В ранние часы она принимала клиентов, если таковые наведывались, или уединялась в лаборатории с приборами и микстурами.

Завтракал Тидрих один — Халабант никогда не прикасалась к еде до полудня, а потом начинались хлопоты по хозяйству: уборка, мытье посуды и тому подобное. Далее часовой урок и самостоятельная работа в библиотеке до полудня. Обедали они почти всегда вместе, хотя наставница хранила молчание, не замечая его взглядов, бросаемых украдкой через стол.

Послеобеденное время оставалось худшей частью дня — приходили ученики, берущие уроки в частном порядке, а Ганнин был вынужден блуждать по улицам. Он завидовал этим людям, кем бы они ни были, поскольку они проводили время с Халабант, а он — нет. Он ненавидел грязные харчевни и холодные игорные дома, куда в зимние дни его загоняла непогода. Но всякий раз возвращался в дом и если успевал застать наставницу, а это случалось не всегда, то она уделяла ему целый час, проходивший не в учебе, а просто в беседе о разных сторонах магической науки. Но Тидрих начинал видеть новые задачи, которые удивляли его либо увлекали, а волшебница помогала в них разобраться. Эти часы тоже приносили радость, и причина была не столько в обретении новых познаний, сколько в присутствии самой Халабант, — он смотрел в ее необычное, но красивое лицо, ощущал тепло ее тела, обонял волнующий аромат.

Конечно, он держал себя в руках. Но мысленно представлял, как сжимает ее в объятиях, мечтал прижаться губами к губам, провести пальцами от шеи вниз по гибкой спине, бросить на жалкий тюфяк… А в это время вторая половинка разума сосредотачивалась на технических секретах волшебства, о которых толковала женщина.

По вечерам Халабант, по обыкновению, уходила — Тидрих понятия не имел куда, — и он занимался самостоятельно, пока не проваливался в сон, или, если голова чересчур переполнялась ново-обретенным знанием, окунался в бесконечный уход по запущенному дому — выгребал десятилетней давности пыль из-под мебели, выбивал коврики, оттирал заросшие жиром горшки, приводил в порядок книги, до блеска надраивал фарфор, — трудился без устали и сожаления, все для нее, во имя любви к ней.

Это было замечательное время.

А потом, на второй неделе, произошла катастрофа. Проснувшись слишком рано, он вышел в прихожую и наткнулся на Халабант, направлявшуюся в ванную комнату для утреннего туалета. И она была полностью обнажена. Он видел ее сзади — длинную гибкую спину, узкую талию, крепкие ягодицы. Когда потрясенный вздох сорвался с губ Ганнина, она обернулась и посмотрела в упор, прохладно и беззаботно, как если бы видела перед собой кошку или домашнюю утварь. А он стоял, точно громом пораженный, и пялился: на грудь, такую полную, что казалась неуместной на худощавом теле, на широкие бедра с торчащими вперед острыми косточками, на ярко-рыжий, словно огненный, треугольник под животом и стройные ноги. Двое стояли лицом к лицу достаточно Долго, чтобы ее нагота успела каленым железом пронзить сердце Ганнина Тидриха, разжигая пожар, который, как он понимал, невозможно будет потушить ничем.

Он торопливо зажмурился, как будто нечаянно взглянул на солнце, а когда через несколько секунд открыл глаза, Халабант уже ушла, прикрыв за собой дверь в ванную.

Последний раз Ганнин Тидрих испытывал столь мощный накал чувств лет в четырнадцать, приблизительно в таких же обстоятельствах. Теперь же бурный поток юношеских эмоций, ворвавшийся в разум взрослого человека, ошеломил и вскружил голову. Он привалился к стенке прихожей, тяжело переводя дыхание, будто только что едва не утонул.

На протяжении двух дней Ганнин оставался под впечатлением случайной встречи, хотя насчет нее ни словом не обменялся с наставницей. Он и помыслить не мог, что такая простая картинка, как мельком увиденная нагая женщина, способна запасть глубоко в душу. Конечно, налицо и другие обстоятельства — мимолетное увлечение молодого человека красивой сверстницей, проживание под одной крышей в тесной квартирке, где их спальни разделяло не больше двадцати шагов, тесное общение между учителем и учеником, не знавшим более никого из городских чародеев. Ганнин задавался вопросом: не опробовала ли на нем Халабант новое приворотное заклинание просто забавы ради, не запустила ли крошечное колдовство, чтобы потом наблюдать, как он места себе не находит, да, ко всему прочему, нарочно показалась голой в то утро.

С одной стороны, не верилось, что Халабант на такое способна, а с другой — что он о ней знал? Временами Ганнин Тидрих замечал в ней легкую злость, нечто такое, что побудило бы ее наблюдать за мучениями несчастного ученика, подобными мучениям выброшенной на берег рыбы. Да, он не верил, но поскольку сталкивался с такими женщинами ранее, то вполне допускал возможность.

В изучении волшебства ему сопутствовал успех. Он узнал, как вызвать незначительных демонов, как готовить настойки, увеличивающие мужскую силу, как использовать солнечный свет, как проверять серебро и золото на чистоту одним прикосновением, как предсказывать погоду и многое другое. Голова шла кругом от новых знаний. Но он оставался ослепленным необычной красотой Халабант, близостью совместного проживания в тесном доме, памятью о той яркой встрече на рассвете. И вот на четвертой неделе ему показалось, что обычная прохладца сменилась более теплым отношением — Халабант улыбалась время от времени, хвалила его за успехи в изучении волшебства и даже задала пару вопросов о прошлой жизни. Приняв уменьшившееся безразличие за пробуждающуюся взаимность, он в конце утреннего урока не выдержал и решительно признался в любви.

На ее бледных щеках появился недобрый румянец. Темные глаза вспыхнули.

— Не пытайся все испортить! — предупредила Халабант. — Пока все складывается отлично. Поэтому советую забыть то, что ты мне наговорил.

— Но как я могу? Мысли о вас не покидают меня днем и ночью!

— Значит, пересиль их. Я не желаю больше ничего слышать. И если хотя бы попытаешься прикоснуться ко мне, я превращу тебя в песчаного таракана, уж поверь.

Ганнин сомневался, что она дословно выполнит обещание, но выполнял ее приказ на протяжении восьми дней, так как не желал ставить под угрозу дальнейшее обучение. А потом, получив задание по ворожбе, написал ее имя, прочитал надлежащее заклинание и спросил о вероятности взаимной любви, получив ответ, который как будто предсказывал успех. Не помня себя от накатившего счастья, он схватил в охапку неожиданно вошедшую Халабант, притянул к себе, прижался щекой к щеке и неистово провел ладонью от лопаток до бедер.