Рука мертвеца - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 50

– Было, – ответил Бреннан, – пока Змей не убил Хризалис.

– Что? – одновременно взорвались Суй Ма и Змей. Притворное их неведение казалось почти правдоподобным.

– Кто же вам сказал, что Змей убил Хризалис? – вопросила Суй Ма.

– У меня свои источники, – ответил Бреннан. – И потом, о чем вы разговаривали, когда я вошел? Чья смерть, что за секреты?

Суй Ма разразилась смехом.

– Живи завтрашним днем. – Недоумевая, Бреннан приопустил лук.

– Что?

– Живи завтрашним днем, – повторила Суй Ма. – Мыльная опера, – сказала она.

Бреннан ощутил громадное смятение.

– Мыльная опера?

– Ну да. Понимаете, Дженис погибла в автокатастрофе во вчерашней серии, так что тайна Джейсона, что он ее плод любви, осталась тайной, и он может жениться на Веронике.

– Мыльная опера?

– Ну да. Змей пропустил несколько серий. Я заполняла пробел, пока он укладывал, ну, посылку.

– Конечно, – с насмешкой сказал Бреннан Змею. – Так ты смотришь мыльные оперы?

В глазах Змея все еще сверкала ненависть, но к ней примешивалось какое-то смущение, говорившее о скрытой его извращенности.

– Иногда сссмотрю, – произнес он, оправдываясь.

Бреннан натянул тетиву и нацелился прямо меж гневных глаз Змея.

– Похоже, это наиглупейшая ложь из того, что я слышал. Или ты начнешь говорить, или ты – мертвая ящерица. Начинай.

– О чччем? – злобно прошипел Змей.

– О Хризалис! – выкрикнул Бреннан. – Зачем ты ее убил?

Змей уже изготовил злобный ответ, когда из стены в офис внезапно вступила Дженифер.

– Подожди, – сказала она. – Давай-ка лучше про эту мыльную оперу. – Она повернулась к Змею, и Бреннан приопустил лук. Змей уставился на нее тем злобным взглядом, который обычно приберегал для Бреннана. – Так ты смотришь «Живи завтрашним днем»? – спросила она.

– Сссмотрю. – Змей сплюнул. – Тогда скажи, за кем замужем Эрика?

Змей одарил ее холодным взглядом.

– Она вышла замуж за Колби в прошлом месссяце, – сказал он, – но чего она не знала, так это того, что Ральф, ее первый муж, жив. У него амнезия, и это иссспользуют террористы, которые его убедили, что он – принц Руперт, такисианский вельможа, пришедший на Землю, чтобы излечить от вируссса, но на сссамом деле…

– Хорошо, – прервал его Бреннан. Он обернулся к Дженифер. – Эта дребедень – все так?

Дженифер молча кивнула.

– Господи! – Бреннан опустил лук. Разочарование его удвоилось, и он обратил внимание на чемоданчик, который укладывал Змей. – Где ты это взял?

– Гавана, – угрюмо сказал Змей. – Отойди от стола.

Когда Змей выполнил это, Бреннан осторожно подошел. Он ослабил тетиву, так, чтобы можно было держать на ней стрелу одной рукой, и взял со стола паспорт Змея. Открыл его на последней странице со штампами. Понятно, это не первый визит Змея в Гавану с контрабандой «Восторга». В день убийства Хризалис он был на Кубе.

– Черт, – сказал Бреннан, бросая паспорт на стол. Ярость Бреннана разгорелась до неконтролируемых высот. Он выпустил заранее приготовленную стрелу. Змей зашипел, когда она просвистела мимо него, пронзив сидящую у стены крысу, которая заинтересованно следила за стычкой. Когда Змей опять взглянул на Бреннана, тот уже наложил и изготовил к выстрелу другую стрелу.

– Похоже, – сердито сказал Бреннан, – у меня неверная информация. Перемирие еще в силе.

Змей сердито шипел, пока Бреннан отступал из офиса. Дженифер, следуя за ним, видела, как крыса Ленивого Дракона съежилась и обратилась в кусок мыла, пришпиленный к стене стрелой Бреннана.

Полдень

– Что происходит? – вопросил Джэй, когда джокеры выстроились рядом с ним.

Никто не ответил. Кажется, его никто и не слышал. Их было с десяток или более, мрачноликих, тихих, спокойных. Один старик очень тихо рыдал про себя. Джэй обернулся и увидел, что за ним следуют еще джокеры. Похоже, все двигались в одном направлении.

Сумка стесняла движение. Джэй перекинул ее на другое плечо и закинул за спину, затем пристроился к неуклюжему джокеру, у которого зеленая прозрачная плоть колыхалась на манер желе из лайма.

– Куда все идут? – спросил его Джэй.

– В Омни, – сказал человек-желе.

В воздухе над ним мельтешила женщина. Без рук, без ног. С лицом, красным от плача, она плавала в воздухе, как шарик с гелием.

– Она потеряла ребенка, – сказала она Джэю. И полетела вперед.

Джэй поддался людскому приливу, хлынувшему по улицам Атланты. Тысячи ног устремились по направлению к центру конгрессов Омни. Постепенно, по кусочкам, он вытянул историю из идущих рядом людей. Рано утром Элен Хартман, жена сенатора, пострадала от несчастного падения с лестницы. Она была беременна, носила в себе ребенка Хартмана. Ребенок погиб.

– Хартман собирается уйти? – спросил Джэй у человека в инвалидной коляске с мотором, уродства которого скрывало ветхое тряпье.

– Он будет продолжать, – с вызовом сказал джокер. – Она его попросила. Несмотря ни на что, он продолжает. Он нас так любит!

Джэй не знал, что и сказать.

Джокеры начали перемещаться, как только весть дошла до их лагеря в Пидмонт-парке. Полиция Атланты и служба безопасности съезда наблюдали, как растет и наполняется возмущением толпа, но не пытались разогнать ее. Воспоминания о бунтах во время съездов в Нью-Йорке в 76-м и в Чикаго в 68-м были слишком памятны многим. Когда Джэй добрался до места, джокеры перекрыли все улицы вокруг съезда. Они сидели на тротуарах, на крыльях припаркованных машин, заполнили все пятачки травы. Сидели под палящим солнцем Джорджии мирно, безмолвно, все глаза устремлены на Омни. Никаких выкриков, скандирования, плакатов, призывов или молитв. Вообще никаких разговоров. Вокруг зала съездов царило глубокое молчание.

Одиннадцать тысяч джокеров сгрудились на раскаленной мостовой, море истерзанной плоти, плечом к плечу в молчаливой вахте поддержки Грега Хартмана в его утрате.

Джэй Экройд осторожно пробирался сквозь них. Он был вымотан и чувствовал себя неуверенно. Было за сорок в тени, и влажность будто под мышкой. У Джэя не было даже шляпы. Солнце беспощадно било по макушке, мстительно возвратилась головная боль. Решимость улетучивалась, и он принял таблеток, но это привело лишь к тому, что притупилась боль в боку и пульсация в глазах.

Всеми овладело тяжелое чувство, приводящее к бессилию. Его окружали джокеры, сидящие молча, наблюдающие, молчаливые. Кто-то в открытую плакал, но каждый изо всех сил старался заглушить рыдания. Другие скрывали лица за дешевыми пластиковыми масками, но он как-то ощущал их горе. Джэй понял, что с трудом может смотреть на них. Никто не знает, кто он и зачем он здесь. Никто не знает, что в той сумке, которая по-дурацки висит на его плече, и чем это грозит их надеждам и мечтам. Но Джэй-то знает, и это наполняло его болью.

Он занял позицию напротив главного входа в Омни, откуда мог видеть делегатов и журналистов, проходящих под бдительными взорами службы безопасности. Время тянулось медленно. Жара усиливалась. Телевизионщики вновь и вновь снимали панораму толпы поднятыми над головами мини-камерами. Тут и там шныряли репортеры. Над головами проплыла Черепаха, тихая, как и толпа внизу, ее тень подарила джокерам на мгновение передышку от палящего солнца. Позже из зала съезда вышла на минуту маленькая женщина в шелковом фраке и в цилиндре, оглядела толпу сквозь маску домино. Джэю она была знакома по сводкам новостей: Топпер, правительственный туз, назначенная в охрану Гора, а теперь, возможно, отставленная, поскольку тот снял кандидатуру. Он подумал было привлечь ее внимание и вручить ей окровавленную куртку. Тут же вспомнил про ее коллегу Палача и передумал.

Когда Топпер скрылась внутри, из открывшихся дверей вышла стайка делегатов. Среди них – огромный мужчина с бородой лопатой, одетый в безупречной белизны льняную рубашку, выглядящий свежим, несмотря на невыносимую жару. Двигался он, несмотря на свои размеры, легко.