Марийкино детство - Бродская Дина Леонтьевна. Страница 44
Машка смочила водой свои торчащие вихры и подвязала их синей тряпочкой. Свои парусиновые туфли она так густо начистила мелом, что они оставляли на полу белые следы. Все остальные были в своём обычном виде, а у Сеньки щека даже была выпачкана сажей.
– Марийка, вот тебе от меня подарок, – тихонько сказала Вера, протягивая салфеточку.
На салфеточке были вышиты красными нитками две вишни.
– Возьми, вот только строчку я сейчас дошью…
Вера села в угол, вытащила из кофты иголку с красной ниткой и принялась за шитьё.
– А это от меня на память, – сказал Сенька Полуцыган и, развернув бумагу, протянул Марийке жестянку из-под кофе, наполненную до краёв какой-то чёрной кашей.
– Что это? – спросила испуганно Марийка.
– Гуталин. Собственной работы!
Марийка осторожно поставила этот подарок подальше под кровать.
Машка подарила Марийке роскошный флакон из-под одеколона «Грёзы роз».
– Понюхайте, ещё пахнет, – сказала она.
Все понюхали флакон.
– Если налить в него тёплой воды и хорошенько взболтать, можно будет душиться, – сказала Машка.
Марийка сейчас же налила воды, взболтала и отнесла флакон на окошко – пусть настоится.
– Ну, у меня тоже есть для тебя подарок, – сказал Митя Легашенко, – только не знаю, понравится ли.
Он запустил руку в карман штанов, вытащил желтоклювого, взъерошенного галчонка и посадил его Марийке на плечо.
– Он из гнезда выпал, а я его подобрал… Он умный, всё понимает, как человек. Я его Гулькой прозвал…
Все начали гладить галчонка, а он вертел во все стороны своей большой головой, внимательно смотрел на ребят круглыми блестящими глазами и, видно, нисколько не боялся.
Вот это подарок!
– Гуленька! Гулька!… – приговаривала Марийка, поглаживая блестящие пёрышки галчонка, который разевал клюв, как будто показывал горло.
– Он есть хочет, – сказала Машка.
Все принялись ловить мух и кормить Гульку.
Вдруг дверь без стука распахнулась. Стэлла, улыбаясь, стояла на пороге с длинной коробкой под мышкой.
– Стэлла! Стэлла!… – закричали ребята.
– Марийка, открой коробку и посмотри, – сказала Стэлла, – это от меня и от моего папы.
«Какое большое! – думала Марийка, открывая крышку. – Что бы это могло быть?»
В коробке лежал какой-то странный предмет, похожий на огромную и плоскую бутылку. Он был старательно завёрнут в газету и обвязан верёвочкой.
Марийка начала развязывать пакет. Ребята столпились вокруг и дышали ей прямо в лицо. Под первой бумажной обёрткой оказалась вторая, под второй – третья, а под третьей – четвёртая. Казалось, бумаге не будет конца – на полу уже лежала целая гора газет.
«Какой чудной подарок! – думала Марийка. – Ну, уж Стэлла придумает тоже!…»
Наконец она развернула последнюю обёртку.
– Гитара! – закричали ребята.
Да, это была гитара, перевязанная красным бантом; настоящая гитара с туго натянутыми струнами.
– Я научу тебя на ней играть, – сказала Стэлла, – а пока повесим её на стенку.
В эту минуту Поля внесла миску, полную горячих пирогов.
– Мама, смотри, что мне Стэлла подарила!…
– Мама, смотри, что мне Стэлла подарила!…
Поля взглянула на гитару, висевшую над кроватью рядом с серебряными часами.
– Вот так подарок! Будем теперь с музыкой. А ты, Стэллочка, у отца-то спросила – можно ли такую дорогую вещь дарить?
– Это он сам и придумал, – сказала Стэлла.
– Мама, а посмотри, какой галчонок, его Митя под деревом подобрал… Он у нас будет жить.
– Ишь ты, птенчик! – сказала Поля. – Да разве можно ему в комнате жить? Того и гляди наступишь на него.
– Марийка, а ты посади галчонка в золотую клетку, – пропищала Вера, которая всё ещё сидела в уголке и торопливо дошивала строчку на салфетке.
– В какую золотую клетку? – спросила Марийка.
– Ну, знаешь, у нас в кладовой стоит. Ещё в ней Сутницкий своего покойного попку держал.
Сенька сейчас же побежал в кладовую и притащил большую золочёную клетку. Клетка была очень красивая, со множеством жёрдочек, с кольцом, в котором когда-то раскачивался попугай, и с фарфоровой ванночкой для воды.
Галчонка посадили в кольцо, но он не умел в нём сидеть и сейчас же валился на дно клетки. Он, ковыляя, обошёл свою новую квартиру и наконец залез в ванночку. Тут ему, наверно, понравилось. Он почистил клювом пёрышки, опустил свои серые перепончатые веки и заснул.
– Ну, вот и нашёл себе местечко! – сказала Вера.
Было уже около девяти часов, а Саша-переплётчик всё не шёл. Решили пить чай без него.
– Ешьте, голубчики, за здоровье рожденницы. Вот эти круглые пирожки – с вишней, а длинные – с молодой картошкой.
Но гостей не приходилось особенно упрашивать. Они сидели вокруг стола – кто на стуле, кто на табуретке – и жевали так, что только за ушами трещало.
Саше отложили его порцию и прикрыли тарелкой. А он всё не шёл и не шёл.
В десять часов все гости разошлись. С галчонком в руках Марийка вышла на крыльцо и присела на каменных ступеньках. Ей хотелось немного посидеть одной после этого длинного и шумного дня.
Большая круглая луна стояла прямо над крыльцом. Акации отбрасывали длинные чёрные тени. С полянки тянуло острым запахом скошенной травы.
Марийка подобрала под себя босые ноги и cунула за пазуху заснувшего галчонка.
В темноте послышались шаги. Кто-то подходил к крыльцу.
– Саша? – крикнула Марийка, ещё не видя того, кто шёл.
– Я! А ты ещё не спишь?
– Нет, не сплю, Сашенька. Что ж ты опоздал? Я тебя ждала, ждала. Пойдём скорей – для тебя пироги оставлены.
Они вместе поднялись по лестнице и вошли в комнату.
Тут только Марийка заметила, что у Саши под мышкой толстый пакет.
После темноты комната показалась Марийке маленькой и очень светлой. Поля сидела у стола и мыла чашки.
– Вот поздний гость! – воскликнула она и пододвинула Саше пироги, накрытые тарелкой.
– Хорошо у вас, Пелагея Ивановна, – сказал он, надкусывая пирог. – Лучше, чем было за синей занавеской! Правда, кучерявая?
– Уж сравнил тоже… – сказала Поля. – Ведь здесь у самого Сутницкого кабинет был. Как увижу я иной раз, что он со двора на наши окна смотрит, так мне даже страшно становится.
Саша засмеялся.
– Не бойтесь, Пелагея Ивановна, – сказал он, – мы вас в обиду не дадим.
Марийка плохо слушала разговор – ей очень хотелось узнать поскорей, что у Саши в пакете.
А он, видно, забыл про него – положил на подоконник, да так и оставил.
«Может, это вовсе не для меня, – думала Марийка, – может, ему на службе сапоги выдали или другое что».
Саша заметил, что она всё время посматривает на подоконник.
– Ну-ка, Марийка, развяжи, – сказал он.
Марийка обрадовалась и стала быстро развязывать Сашин пакет.
В пакете оказалась сумка. Школьная сумка, блестящая, чёрная, с металлическим замочком и с двумя ручками, – совсем такая, какую видела когда-то Марийка у одной из Лориных подруг.
Сумка была не пустая. В ней что-то тарахтело и перекатывалось. Марийка открыла сумку и высыпала на стол несколько карандашей, ручку, линейку, резинку и три тетрадки.
– Это всё мне? – испуганно спросила Марийка, вертя в руке новенький карандаш.
За всю её жизнь у неё никогда не было целого, неочиненного карандаша. Ей всегда доставались только огрызки.
– Сашенька, это мне? Зачем?
– Как – зачем? – сказал Саша. Нынче тебе, Мария, в школу идти. Через два месяца занятия начинаются…
ШКОЛЬНАЯ ОСЕНЬ
Шатаясь по городу, Марийка с Машкой забрели на Филимоновскую улицу.
– Давай посидим в сквере, ноги устали, – сказала Марийка.
– Ладно. Я там листьев насбираю.
Девочки присели на скамейку в небольшом сквере, как раз напротив бывшей женской гимназии.