Хроники тысячи миров (сборник) - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 78

– Эрис не человек, – сказала однажды Ломми Торн, глядя за установкой большого монитора.

– Что? – буркнула Нортвинд. Ее плоское неинтересное личико сморщилось – из-за Кристофериса и его теорий она начала очень нервно реагировать на упоминания о Ройде. Поставив на место очередную деталь, она повернулась.

– Он разговаривает с нами, но остается невидимым, – сказала кибернетик. – Здесь нет никакого экипажа, все, кроме него, похоже, автоматизировано. Почему бы тогда кораблю не быть автоматизированным до конца? Держу пари, этот Ройд Эрис просто сложная компьютерная система, может, даже настоящий искусственный разум. Даже скромная программа может вести псевдоразговор, который почти невозможно отличить от человеческого. Так что все это может быть обманом.

Ксенотех кашлянула и вернулась к прерванной работе.

– Тогда зачем он изображает человека?

– Затем, – ответила Ломми Торн, – что большинство правовых систем не признает за ИР никаких гражданских прав. Корабль не может быть хозяином себя самого, даже на Авалоне. «Летящий сквозь ночь», вероятно, боится, что будет схвачен и выключен. – Она свистнула. – Смерть, Элис, это конец чувства существования, конец сознательных мыслей.

– Я каждый день работаю с машинами, – упрямо сказала Элис Нортвинд. – Включение, выключение – какая разница? Они ничего не имеют против этого. Почему эта машина должна быть недовольна?

Ломми Торн улыбнулась:

– Компьютеры – совсем другое дело, Элис. Разум, мысли, жизнь – большие системы имеют все это. – Ее правая ладонь сомкнулась вокруг левого запястья, большой палец начал бесцельно ощупывать неровности имплантата. – А также чувства. Я это знаю. Никто не хочет вдруг перестать чувствовать. Они не так уж сильно отличаются от тебя и меня.

Ксенотех оглянулась и покачала головой.

– В самом деле? – повторила она бесцветным недоверчивым тоном.

Ройд Эрис смотрел и слушал, но без улыбки.

Тэйл Лесамер был молод и хрупок, нервный, легковозбудимый, с редкими соломенными волосами и глазами голубыми и водянистыми. Обычно он одевался как павлин, отдавая особое предпочтение кружевным разрезанным спереди рубашкам без воротничка и облегающим трико с различными добавками – одежде, до сих пор модной среди низших классов его родного мира. Однако в день, когда он навестил Кэроли Д’Бранина в его тесной личной каюте, он был одет в скромный серый комбинезон.

– Я чувствую это, – сказал он, хватая Д’Бранина за руку и впиваясь в нее пальцами. – Что-то не в порядке, Кэроли, точно не в порядке. Меня охватывает страх.

Ногти телепата царапали кожу, и Д’Бранин резко вырвал руку.

– Больно же, – запротестовал он. – В чем дело, дружище? Ты боишься? Чего, кого? Ничего не понимаю. Чего тут можно бояться?

Лесамер поднес бледные ладони к лицу.

– Не знаю, – плаксиво скривился он, – не знаю. Однако оно здесь, я чувствую. Кэроли, я начинаю что-то принимать. Ты знаешь, я хорошо разбираюсь в своем деле, потому ты меня и выбрал. Перед тем как ухватить тебя ногтями, я чувствовал это. Кстати, я могу сейчас прочитать тебя – выборочно. Ты думаешь, что я слишком легко возбуждаюсь, что на меня воздействует это замкнутое пространство и что нужно меня успокоить. – Молодой человек рассмеялся коротким истерическим смехом, который стих так же внезапно, как и начался. – Видишь? Я хорош – первый класс, подтвержденный тестами, – теперь я говорю тебе, что я боюсь. Я выхватываю это, чувствую. Оно снится мне. Я чувствовал это, еще входя на корабль, и мой страх все усиливается. Это что-то враждебное. И чужое, Кэроли, чужое!

– Волкрины? – спросил Д’Бранин.

– Нет, это невозможно. Мы летим на гиперприводе, а они еще удалены на световые годы. – Он снова захохотал. – Видимо, я все-таки недостаточно разбираюсь в своем деле. Я слышал твой рассказ о крэях, но я всего лишь человек… Нет, это рядом. На корабле.

– Один из нас?

– Возможно, – ответил Лесамер и задумался, потирая щеку. – Я не могу этого локализовать.

Д’Бранин по-отцовски положил руку ему на плечо.

– Тэйл, это твое воображение… Может, потому, что ты просто устал? Мы все здесь живем в постоянном напряжении. Бездействие может угнетать тебя.

– Убери свою руку! – рявкнул Лесамер. Д’Бранин быстро убрал ладонь.

– Все это правда, – упирался телепат, – и я не хочу, чтобы ты начал думать, что зря меня взял и так далее. Я так же уравновешен, как и все на этом… этом… как смеешь ты думать, что я неуравновешен?! Тебе бы заглянуть внутрь некоторых наших товарищей: Кристофериса с его бутылкой и маленькими грязными фантазиями, Дэннела, почти больного от страха, Ломми с ее машинами. Йхирл груба. Агата даже в мыслях непрерывно оплакивает себя, а Элис – пуста, как корова. Ты их не трогаешь, не смотришь в них, что ты можешь знать об уравновешенности? Это пропащие люди. Д’Бранин, тебе дали банду пропащих людей, я среди них один из лучших, и не смей думать, что я неуравновешен и болен, слышишь? – Его голубые глаза блестели, как в горячке. – Слышишь?

– Спокойно, – сказал Д’Бранин. – Спокойно, Тэйл, ты слишком возбужден.

Телепат заморгал, и внезапно его возбуждение улеглось.

– Возбужден? – переспросил он. – Да. – Он смущенно огляделся. – Кэроли, я знаю, что это трудно, но поверь мне. Ты просто должен поверить. Я тебя предупреждаю. Мы в опасности.

– Я поверю, но только получив более точную информацию. Ты должен воспользоваться своим талантом, чтобы ее для меня получить. Хорошо? Ты же можешь это сделать?

Лесамер кивнул.

– Хорошо, – сказал он, – хорошо.

Они говорили еще около часа, после чего телепат вышел совершенно успокоенным.

Сразу после этого Д’Бранин пошел к псипсиху, которая лежала в своем гамаке, окруженная лекарствами, и жаловалась на непрекращающиеся боли.

– Интересно, – заметила она, когда Д’Бранин рассказал ей о визите Лесамера. – Я тоже чувствовала, что мне что-то угрожает, правда, это чувство было очень слабым, нечетким. Я думала, что причина во мне самой. Затворничество, скука… Мое настроение порой обращается против меня самой. Он сказал что-нибудь конкретное?

– Нет.

– Я постараюсь пересилить боль и немного походить; загляну в него, загляну в другие, посмотрю, что можно выловить. Хотя, если опасность действительно есть, он должен был почувствовать первым. У него первый класс, а у меня только третий.

Д’Бранин кивнул:

– Похоже, он очень чувствителен. Рассказывал мне много вещей о других.

– Это ничего не значит. Иногда, если телепат уверяет, что перехватывает все, это значит, что он ничего не перехватывает. Воображает какие-то мысли, чувства, чтобы заменить ими те, которые не хотят к нему приходить. Я буду внимательно следить за ним, Д’Бранин. Иногда талант может сломаться, скользнуть в подобие истерии и начать передавать, вместо того чтобы принимать. Это очень опасно, особенно в замкнутых системах.

– Конечно, конечно, – согласился Д’Бранин. Сидевший в другой части корабля Ройд Эрис нахмурился.

– Ты обратила внимание на одежду голограммы, которую он нам высылает? – сказал Роян Кристоферис, обращаясь к Элис Нортвинд.

Они были одни в грузовом трюме и лежали на мате, стараясь не касаться влажного пятна посередине. Ксенобиолог закурил самокрутку, предложил ее своей партнерше, но Нортвинд отказалась, махнув рукой.

– Вышедшая из моды по меньшей мере уже десять лет назад, а может, и больше. Мой отец носил такие рубашки, когда был мальчиком на Старом Посейдоне.

– У Эриса старомодный вкус, – ответила Элис Норт-винд. – И что с того? Мне все равно, как он одевается. Я, например, люблю свои комбинезоны. Они очень удобны, и мне безразлично, что думают об этом другие.

– Тебе действительно все равно? – сказал Кристоферис, морща свой огромный нос, но она этого не заметила. – Впрочем, дело не в том. А если это вообще не Эрис? Проекция может быть какой угодно, даже составленной из различных элементов. Сомневаюсь, что он на самом деле так выглядит.