Жена в награду - Брофи Сара. Страница 23
Она беспечно улыбнулась. В его руках она не боялась шума толпы.
– Кто же крадется верхом на лошади?
Роберт засмеялся:
– Когда надо покрыть расстояние в несколько миль, лучше уж неудачно прокрасться на лошади, чем топать пешком.
– Аминь! – пылко заключила Имоджин, и он опять засмеялся и соскользнул со спины Даггера.
Строго взглянув на толпу, посмевшую комментировать это событие, Роберт подхватил Имоджин за талию и спустил на землю. Его кольнул знакомый серебряный кинжал желания, и он с обреченным вздохом отступил от нее.
– Готова встретиться с полчищем, малышка? – тихо спросил он, она глубоко вздохнула и кивнула. Роберт ободряюще сжал ее плечо, придвинулся поближе, обратил лицо к толпе и слегка сдвинул брови, когда вперед выступил Гарет.
– Мы как раз спорили, кому достанется имение, если вас обоих съели волки, – широко улыбаясь, сказал Гарет; в нем не было вчерашнего напряжения, хотя, когда он хлопнул Роберта по спине, толчок был слишком сильным, чтобы считаться дружеским. – Так где же вы пропадали?
Роберт самодовольно улыбнулся.
– В башне.
Гарет изумился.
– Как, в непроницаемой башне, над которой вчера потешался весь гарнизон?
– Не такая уж она непроницаемая, – бесстрастно сказала Имоджин.
Гарет озадаченно посмотрел на нее и пожал плечами.
– Это не имеет значения, раз вы уже дома.
Дома? Роберт оглядел пестрый сброд во дворе, где смешались рыцари и жители, и почувствовал, что потерянная часть головоломки улеглась на место. Дома.
В этой мысли было нежданное удовлетворение, но довольство очень скоро сменилось испугом: он заметил, что все его рыцари даже не взглянули на него, нет, они разглядывали хозяйку имения, которую увидели в первый раз.
Роберта охватила свирепая ревность, он сжал кулаки, подавляя желание схватить Имоджин, увезти и забаррикадироваться вместе с ней в башне.
– Леди Имоджин устала, – жестко сказал он и поспешно стал выбираться из толпы, боясь сделать что-нибудь такое, что смутит обоих. У нее был испуганный вид – ничего, позже он ей объяснит, если найдет слова для объяснения бурлящих в нем эмоций. А сейчас важно увести ее от мужских взоров. Войдя в спальню, он с грохотом захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Конечно, теперь придется иметь дело с разгневанной женой, и он не удивился, услышав возмущенный голос:
– Что все это значит?
Он подошел к камину и стал ворошить угли, радуясь, что она не видит самодовольной улыбки на его лице.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – пробормотал он.
– Я говорю о том, что ты ринулся в эту комнату, как будто за тобой гналась свора собак, – сквозь зубы сказала она. – Я говорю о своей несуществующей усталости, о твоем внезапном порыве скрыть меня от глаз людских. – Роберт с удивлением услышал муку в ее голосе. – Если ты меня стыдишься, ради Бога, так и скажи. Я могу скрыться, я к этому привыкла и могу это принять, если так надо. Но ты не должен в одну минуту быть добрым и понимающим, а в следующую – грубым и резким, из-за того что не можешь вынести, что люди видят твою слепую… жену.
Роберт застонал, кинулся к ней, подхватил на руки и прижал к сердцу.
– Имоджин, все было не так! Я могу объяснить…
– Попробуй, – сказала она с вызовом, хоть и приглушенным голосом, потому что голова упиралась ему в грудь.
Он вздохнул, потерся подбородком о ее волосы, вдыхая их аромат.
– Мужчины на тебя смотрели, было видно, что ты им нравишься. – Роберт закатил глаза. Неубедительное объяснение. Сказанное вслух, оно показалось еще хуже, он почувствовал отвращение к себе.
Он ждал взрыва, которого заслуживало подобное ослиное заявление, и, когда ничего не случилось, рискнул посмотреть на нее. Если бы его все еще не сжигала ревность, он бы засмеялся при виде недоумения на лице Имоджин.
– Ты ревновал?
– Может быть, – буркнул он.
Ее глаза широко раскрылись, на лице появилась улыбка. Улыбка перешла в смех, Имоджин хохотала, держась за бока.
– Неужели правда? Не можешь же ты ревновать! Твои мужчины смотрели наледи Калеку! – Ее охватил еще один приступ смеха.
– Имоджин… – предупредил Роберт.
– Извини, извини. – Она умоляюще вскинула руку. – Я забыла, что не должна так говорить, но признайся, ведь это смешно – ревновать леди Ка… меня.
– Ты могла бы заметить, что мне не смешно, – сквозь зубы сказал он.
– Да. – Она старалась взять себя в руки, но ей не удавалось. – Но пойми, что я нахожу это забавным. Кто бы мог подумать, что ты будешь ревновать? – Секунду она продержалась, но потом опять разразилась злым смехом.
Роберт грубо прижал ее к себе и заглушил смех поцелуем, толкнулся языком в восхитительно полные губки, и Имоджин сразу же открыла рот, впуская Роберта, а он постарался оставить несмываемую печать жара своего дыхания.
Развлечение превратилось в желание, Роберт потащил ее к кровати, Имоджин на ходу снимала с него одежду. Они упали поверх покрывала, задыхаясь, Роберт поднял голову и посмотрел в раскрасневшееся лицо Имоджин. Он поймал ее в паутину желания, но ему было этого мало, он хотел, чтобы в пылу страсти для нее перестал существовать весь мир.
Он начал безжалостно искушать ее тело: рука гладила нежную кожу, задержится там, подразнит здесь и мучает повсюду. За рукой следовал рот, и она беспомощно всхлипывала, теребя меха.
Но и этого было мало.
Он все ближе и ближе подводил ее к краю, продолжал бесконечную пытку, пока ее тело под мозолистыми руками не натянулось, как тетива, голова не заметалась по подушке, с губ не сорвалась невнятная мольба.
Но и этого ему было мало.
Он начал безжалостно загонять их обоих в лихорадочное действо. Тело Имоджин окружало его, волны желания сотрясали все ее чувства, с каждым мощным ударом она становилась все неистовее, сжимала ноги у него за спиной и отдавалась велениям его тела.
Только когда Роберт почувствовал, что она полностью покорена, он дал волю своему телу – на какой-то момент оно стало жесткой массой, потом превратилось в воду, и он испугался, что больше никогда не сможет двигаться. Хотя это не такая уж плохая судьба, если его лицо тонет в волнах ее волос. Прошла вечность, прежде чем он нашел в себе силы скатиться на бок и прижать ее к бешено бьющемуся сердцу.
Но и этого ему было мало.
Его все еще снедала ревность. Он понимал, что это несправедливо, но первобытная суть жаждала повесить каждого, кто осмелится на нее посмотреть. Однако, если он так сделает, в Шедоусенде не останется мужчин. А то, что он готов уничтожать собственных людей, делало ситуацию еще хуже. Роберт годами доверял им жизнь, а теперь не доверяет до такой степени, что они не могут даже посмотреть на его жену без того, чтобы он не бесился от ревности и похоти?
Кажется, он сходит с ума.
Его тревожило, что Имоджин вызывает в нем такие сильные чувства. Он нежно погладил ее по голове, теперь уже точно зная, что без нее для него нет жизни.
Она ухитрилась забраться в его душу так глубоко, что никаким острием ее оттуда не выковырять. А он этого и не хочет. Без нее он теперь не представлял себе жизни.
Вот почему так яростно горела ревность и мучило сомнение. Как он мог оставаться спокойным, зная, что Имоджин у него в душе, а он у нее? Неизвестно.
Что, если она легко представляет себе жизнь без него? Они могут сколько угодно заниматься любовью, но какое это имеет значение, если она может оставить его и уйти, не оглядываясь?
Ее душа была загадкой. Только он приблизится, как она уже исчезает, и он цепляется за ничто; его страшило это ничто. Он уткнулся в ее волосы, стараясь в их тепле избавиться от страха.
Имоджин погладила Роберта по небритому подбородку и почувствовала, как он сжал челюсти. Кажется, она поняла, что он тонет в пучине ревности и страха, и старается его утешить, хотя сама вызвала это смятение чувств.
Он смутился еще больше. Раньше он не сопровождал ласками животную страсть, которую удовлетворял легко и просто. Никогда раньше он не занимался любовью с нежностью и, честно говоря, не замечал ее отсутствия. Сейчас он не мог себе представить, как раньше жил без ласк Имоджин.