Шторм в Гавани Ветров - Таттл Лиза (Лайза). Страница 33

– Нет, он прекрасно знает, какой прием его ожидает. И его мнение о летателях отнюдь не лучше.

Доррель пожал плечами:

– Новость, конечно, не из приятных, но уверен, что Вэл не сможет испортить нам праздник. Просто не стоит обращать на него внимания, а уж крыльев ему не видать как собственных ушей. Ведь насколько мне известно, за последнее время никто из летателей не потерял близких родственников.

Марис откинулась на спинку стула. Доррель повторил почти слово в слово то, что она сказала в день появления Вэла в «Деревянных Крыльях».

– Дорр, послушай, – тихо произнесла Марис. – Он великолепно летает. Тренировался многие годы. У него есть реальные шансы на победу. Я это знаю точно, ведь однажды он выиграл состязание в скорости даже у меня.

– Ты соревновалась с ним?..

– Да, в «Деревянных Крыльях». Тогда он…

Доррель, залпом осушив стакан, со стуком поставил его на стол.

– Марис. – В его голосе слышалось с трудом сдерживаемое напряжение. – Уж не хочешь ли ты сказать, что обучала в академии Вэла? Вэла Однокрылого?!

– Он был таким же студентом, и Сина просила меня позаниматься с ним.

– Вот как?

– Дорр, я работала там не для того, чтобы помогать только любимчикам. Я занималась со всеми студентами одинаково.

Доррель, выругавшись под нос, взял Марис за руку:

– Пойдем отсюда, Марис. Не хотелось бы, чтобы наш разговор услышали.

Воздух был прохладным, ветер с моря доносил резкие запахи соли и йода. Встречавшие летателей подростки давно разбрелись по домам, и посадочную площадку запоздалым путешественникам указывали лишь воткнутые в песок шесты с зажженными фонарями. Отойдя от таверны футов на двести и убедившись, что на берегу они одни, Марис и Доррель уселись прямо на песок.

– Я боюсь, Дорр, – мрачно сказала Марис. – Боюсь, что он выиграет крылья.

– Но почему, Марис? Зачем ты помогала ему? Ведь он же не обычный бескрылый, мечтающий о небе, он – Однокрылый. Даже владея крыльями, он был летателем лишь наполовину. И вспомни – он убил Айри!

– Я не забыла. Мне самой Вэл не по душе. У него тяжелый характер, он ненавидит всех летателей, и за его спиной вечно маячит призрак покойной Айри. Но я помогала ему, Дорр. Помогала потому, что мы сами семь лет назад доказали, что владеть крыльями должен тот, кто лучше летает. Нельзя делать исключений, даже если будущий их обладатель… такой, как Вэл.

Доррель покачал головой:

– Не понимаю.

– Жаль, что я не знаю Вэла лучше. Иначе, быть может, разобралась бы, что сделало его таким озлобленным, угрюмым и холодным. Уверена, что он ненавидел летателей прежде, чем они прозвали его Однокрылым. – Марис положила ладонь на руку Дорреля. – По его мнению, я – тоже однокрылая.

Доррель сжал ладонь Марис.

– Нет, Марис. Ты – настоящий летатель.

– Уверен?

– Конечно.

– Знаешь, в последнее время я все чаще спрашиваю себя: что значит быть летателем? Ведь летатель – это не только тот, кто имеет крылья и хорошо летает. У Вэла были крылья, и летает он хорошо, но ты сам сказал, что он – летатель лишь наполовину. Но если летатели – это те, кто всегда взирает на бескрылых с презрением, не помогает студентам «Деревянных Крыльев» из страха, что хваткие дети рыбаков и крестьян отберут у них крылья, тогда я – не летатель. Иногда мне даже кажется, что Вэл правильно нас оценивает.

Доррель, пристально глядя Марис в глаза, отпустил ее руку и мягко сказал:

– Марис, я рожден летателем, и именно поэтому Вэл Однокрылый ненавидит меня. И ты тоже меня ненавидишь?

– Дорр, ты отлично знаешь, как я к тебе отношусь. Я всегда любила тебя и верила тебе, ты – мой самый лучший друг. Но…

– Но?.. – эхом отозвался Доррель.

Марис опустила глаза.

– Но ты отказал в помощи «Деревянным Крыльям», и мне это неприятно.

Приглушенные звуки веселья, доносившиеся из таверны, и монотонное шуршание прибоя будто заполнили собою весь мир. Доррель нарушил затянувшееся молчание:

– Моя мать была летателем. И ее мать – тоже. Бесчисленные поколения моих предков владели теми же крыльями, которые сейчас принадлежат мне. Я преклоняюсь перед своим родом и уверен, что мой ребенок, если, конечно, он когда-нибудь у меня будет, тоже станет летателем. Ты же родилась с мечтой о небе и на деле доказала, что заслуживаешь крылья не меньше, чем любой потомственный летатель. Было бы преступлением лишить тебя этой мечты, и я горд, что помогал тебе. – Доррель посмотрел в глаза Марис. – Я горд тем, что дрался на Совете за тебя и за право любого, кто действительно мечтает о небе и в честной борьбе докажет, что достоин носить крылья, стать летателем. Но теперь ты говоришь, что я дрался совсем за другое. Скажи, если я не прав. Разве мы боролись против того, что делает нас отличными от бескрылых? Разве стремились уничтожить великие традиции летателей? Разве мы отказались от крыльев, чтобы бескрылые дрались за них, как стая голодных чаек из-за выброшенной на берег рыбины?

– Не знаю. Семь лет назад я, как и ты, полагала, что на целом свете нет ничего прекраснее, чем быть летателем. Мы тогда даже представить себе не могли, что найдутся люди, желающие носить крылья, но отвергающие кодекс чести летателей. Небо мы открыли для всех, в том числе и для таких, как Вэл Однокрылый. Мир изменился, Дорр, изменился необратимо, и, нравится нам или нет, Вэл – результат этих перемен.

Доррель встал и отряхнул брюки.

– Я отвергаю такой результат. – В его голосе слышалось больше печали, чем гнева. – Ради любви к тебе, Марис, я готов на многое, но всему есть предел. Действительно, мы изменили мир, но с такими, как Вэл Однокрылый, я не стану обниматься. Марис, он же презирает наши традиции! Дай ему волю – и он с радостью уничтожит нас. А ты еще помогаешь ему! Я – реалист и зло называю злом, а добро – добром. Ты меня поняла?

Глядя в сторону, Марис кивнула. Они помолчали, наконец он предложил:

– Пойдем обратно?

– Иди один, я приду позже.

– Спокойной ночи, Марис.

– Спокойной ночи.

Доррель повернулся и зашагал прочь, поскрипывая ботинками по песку. На секунду звуки пирушки в таверне сделались невыносимо громкими, а когда дверь захлопнулась, на берегу вновь стало тихо и спокойно. Лишь под порывами ветра с моря со стоном покачивались фонари на шестах да мягко шуршали по песку волны.

Никогда прежде Марис не чувствовала себя такой одинокой.

По велению Правителя Скални специально для прибывающих на Состязания летателей вдоль берега наспех соорудили более пятидесяти хижин, и Марис со С’Реллой расположились на ночь в ближайшей к пристанищу. Хотя большинство хижин пока пустовали, Марис знала, что летателей прибыло уже порядком, но почти все они поселились либо в пристанище, либо в гостиницах, а самые удачливые и именитые – даже в залах дворца Правителя в качестве почетных гостей.

С’Реллу ничуть не смущал аскетизм их временного жилища. Когда Марис забирала ее с пирушки в пристанище, та пребывала в приподнятом настроении. Не отходивший от нее весь вечер Гарт уже перезнакомил девочку почти со всеми в зале, а после неосторожной похвалы его кулинарных способностей заставил ее съесть три порции рагу, рассказывая при этом забавные случаи и небылицы из жизни присутствующих летателей.

– А он приятный, – поделилась с Марис С’Релла. – Только пьет много.

Марис и сама заметила, что под конец вечеринки Гарт основательно набрался – покрасневшие глаза блестели, движения стали неуверенными. Она проводила его, бессвязно бормочущего, до комнаты и уложила в постель.

Следующий день выдался пасмурным и ветреным. Их разбудили крики торговца пищей и немилосердный скрип его тележки. Марис, выскочив из домика, купила две порции горячих колбасок. Позавтракав на скорую руку, они надели крылья и занялись упражнениями. Летателей в небе было немного – атмосфера праздника заражала беззаботностью, и большинство из них пили и разговаривали в открывшихся с раннего утра тавернах, наносили визиты Правителю или, с любопытством озираясь, бродили по Скални. Но Марис настояла на тренировке, и они почти пять часов летали без перерыва и спустились на землю, лишь когда поднялся штормовой ветер.