Жизнь холостяка - де Бальзак Оноре. Страница 2

Бедная мать стала желтой, как айва, и состояние ее здоровья оправдывало слова тех, кто подозревал, что доктор Руже медленно изводит ее. Повадки ее сына, великовозрастного балбеса, могли только способствовать тому, чтобы несправедливо обвиняемая женщина стала совсем несчастной. Не сдерживаемый — а быть может, и подстрекаемый — своим отцом, этот малый, тупой во всех отношениях, не обнаруживал ни внимания, ни уважения, с какими сын обязан относиться к своей матери. Жан-Жак Руже походил на отца, но был еще хуже, а уж сам доктор не отличался ни телесной, ни душевной красотою.

Прибытие очаровательной Агаты Руже отнюдь не принесло счастья ее дяде Декуэну. Прошла неделя, или, вернее, декада (Республика была уже провозглашена), и он был посажен в тюрьму по одному слову Робеспьера Фукье-Тенвилю [2]. Декуэн, имевший неосторожность поверить, что голод был создан искусственно, сделал глупость — высказал это мнение (он думал, что мнения стали свободными) нескольким покупателям и покупательницам, отпуская им товар. Гражданка Дюпле, жена столяра, у которой квартировал Робеспьер и которая вела хозяйство этого великого гражданина, почтила своим вниманием лавку Декуэна, к несчастью для беррийца. Названная гражданка сочла взгляды торговца оскорбительными для Максимилиана I [3]. И без того мало удовлетворенная обращением четы Декуэнов, эта знаменитая вязальщица Якобинского клуба [4] рассматривала красоту гражданки Декуэн как некоторого рода признак аристократизма. Передавая слова Декуэн своему доброму и нежному повелителю, она злонамеренно извратила их. Лавочник был арестован по обычному обвинению в скупке. Когда Декуэна посадили в тюрьму, его жена стала хлопотать, добиваясь его освобождения; но ее попытки были столь неловки, что если бы какой-нибудь наблюдатель слышал, как она беседует с вершителями судьбы ее мужа, то решил бы, что она хочет приличным образом отделаться от него. Г-жа Декуэн была знакома с Бридо, одним из секретарей министра внутренних дел Ролана и правой рукой всех его преемников по этому министерству.

Чтобы спасти Декуэна, она заставила Бридо действовать. Сам в высшей степени неподкупный, начальник канцелярии, один из тех добродетельных простаков, бескорыстию которых все удивляются, не решился подкупить тех, от кого зависела участь Декуэна; он пытался их просветить! Просвещать людей того времени было все равно, что просить их о восстановлении Бурбонов. Жирондистский министр, боровшийся в те времена с Робеспьером, сказал Бридо: «Да что ты суешься?»

Все, кого ни просил честный начальник канцелярии, повторяли ему эту жестокую фразу: «Да что ты суешься?»

Бридо мудро посоветовал г-же Декуэн сидеть тихо, но она, вместо того чтобы добиваться благосклонности хозяйки Робеспьера, подняла шум и крик против доносчицы; она отправилась к одному члену Конвента, который сам дрожал за свою шкуру, и тот ей сказал: «Я поговорю с Робеспьером».

Прекрасная лавочница успокоилась на этом обещании, а покровитель ее, само собою, хранил глубочайшее молчание. Несколько голов сахару, несколько бутылок хорошего ликера, преподнесенные гражданке Дюпле, спасли бы Декуэна. Это незначительное событие доказывает, что во время революции столь же опасно полагаться на помощь честных людей, как и мошенников: следует рассчитывать только на самого себя. Но если Декуэн и погиб, то, по крайней мере, он имел честь подняться на эшафот вместе с Андре Шенье [5]. Там, без сомнения, Поэзия и Торговля впервые наглядно сошлись друг с другом, хотя тайные сношения между ними и тогда были, и будут впредь. Смерть Декуэна произвела гораздо большее впечатление, чем смерть Андре Шенье. Понадобилось тридцать лет, чтобы узнать, что смерть Шенье была бoльшей потерей для Франции, чем смерть Декуэна. Мероприятия Робеспьера были тем хороши, что до самого 1830 года устрашенные лавочники уже не вмешивались в политику. Лавка Декуэнов была в ста шагах от квартиры Робеспьера. Дела у преемника шли плохо. Потом на этом месте обосновался знаменитый парфюмер Цезарь Бирото. Но эшафот словно распространил там необъяснимую заразу несчастья — изобретатель «Двойной пасты султанш» и «Карминной воды» разорился. Чтобы объяснить действие этих загадочных сил, требуется вмешательство оккультных наук.

Несколько раз посетив жену неудачливого Декуэна, начальник канцелярии был поражен спокойной, холодной и целомудренной красотой Агаты Руже. Приходя утешать вдову, столь безутешную, что она уже не могла продолжать торговлю после смерти своего второго мужа, он кончил тем, что женился в течение одной декады на этой очаровательной девушке, сразу же по приезде ее отца, не заставившего себя долго ждать. Доктор, восхищенный течением дела, далеко превзошедшим его надежды, так как его жена стала единственной наследницей Декуэнов, примчался в Париж не столько для того, чтобы присутствовать на свадьбе Агаты, сколько для того, чтобы составить брачный контракт по своему усмотрению. Бескорыстие и исключительная любовь гражданина Бридо предоставили вероломству доктора свободное поле деятельности, и тот, как подтвердит дальнейший ход дела, извлек для себя пользу из ослепления своего зятя. К г-же Руже — или, точнее, к доктору — перешло, таким образом, по наследству все имущество, движимое и недвижимое, отца и матери Декуэнов, умерших друг за другом в течение двух ближайших лет. Руже в конце концов получил состояние своей жены, умершей в начале 1799 года. У него были теперь виноградники, он покупал фермы, приобрел мастерские и имел шерсть для продажи. Его нежно любимый сын ничего не умел делать; но отец создавал ему положение собственника, предоставив ему расти богатым неучем, так как был уверен, что его дитятко, не хуже самых ученых людей, всегда будет знать достаточно, чтобы прожить жизнь и умереть. С 1799 года в Иссудене любители подсчитывать чужие состояния уже приписывали доктору Руже тридцать тысяч ливров ежегодного дохода. После смерти жены доктор вел распутную жизнь, но, если можно так выразиться, соблюдая в этом порядок, при закрытых дверях. Этот доктор, личность весьма колоритная, умер в 1805 году. Бог знает, сколько говорила о нем буржуазия Иссудена и сколько анекдотов ходило о его ужасной личной жизни. Жан-Жак Руже, которого отец в конце концов, убедившись в его глупости, стал держать строго, остался холостым в силу важных обстоятельств, объяснение коих составит значительную часть этой истории. Его безбрачие, как видно будет дальше, отчасти произошло по вине доктора.

Теперь необходимо рассмотреть, к чему привело мщение, предпринятое доктором по отношению к дочери, которую он не считал своей, хотя она, можете в этом не сомневаться, действительно была его дочерью. Никто в Иссудене не заметил одного из тех причудливых явлений, что превращают наследственность в бездну, перед которой теряется наука: Агата была похожа на мать доктора Руже. Подагра, по народной примете, перескакивает через одно поколение и переходит от деда ко внуку; так же часто, как подагра, передается подобным же образом и семейное сходство.

И вот у старшего ребенка Агаты, внешне походившего на мать, был нравственный облик деда, доктора Руже. Завещаем решение этой проблемы XX веку, вместе с прекрасным перечнем наименований микроскопических существ, — и, быть может, наши потомки напишут по этому темному вопросу столько же глупостей, сколько уже написали наши ученые общества.

Лицо Агаты Руже вызывало всеобщее восхищение — ему, как и лицу Марии, матери нашего Спасителя, было суждено и после брака сохранить черты девственности. На ее портрете, который до сих пор висит в мастерской Бридо, переданы безупречный овал лица и неизменная белизна кожи — несмотря на золотистые волосы Агаты, совершенно без веснушек. Не один художник, рассматривая этот спокойный лоб, целомудренный рот, тонкий нос, красивые уши, длинные ресницы, бесконечно нежные глаза темно-синего цвета и все лицо, запечатленное спокойствием, спрашивает и теперь нашего великого живописца: «Это копия какой-нибудь головки Рафаэля?» Ни один мужчина не мог сделать лучшего выбора, чем начальник канцелярии, женившийся на этой молодой девушке. Агата воплощала собой идеал хозяйки, воспитанной в провинции и никогда не расстававшейся со своей матерью. Благочестивая, но не ханжа, она не получила никакого образования, кроме того, что дается женщинам церковью.