Модеста Миньон - де Бальзак Оноре. Страница 63

— Прикажете еще дожидаться, ваше сиятельство? — почтительно спросил Ларули.

— Я прекрасно понимаю тебя, старина! — ответил князь. — Уже поздно, но...

— Вот и гости. Смотрите, Юпитер уже почуял зловредный запах, — сказал второй доезжачий, заметив, что его любимец нюхает воздух.

— «Зловредный»? — повторил князь де Лудон улыбаясь.

— Он, наверное, хочет сказать зловонный, — заметил герцог де Реторе.

— Нет, именно зловредный, так как, по мнению господина Ларавина, все, что не пахнет псарней, отравляет воздух, — возразил обер-егермейстер.

Действительно, трое высокопоставленных охотников заметили еще издали кавалькаду в шестнадцать лошадей, во главе которой скакали четыре дамы с развевающимися зелеными вуалями. Модеста в сопровождении отца, обер-шталмейстера и Лабриера ехала впереди рядом с герцогиней де Мофриньез и виконтом де Серизи. За ними следовала герцогиня де Шолье, бок о бок с Каналисом, которому она улыбалась без тени неудовольствия. Подъехав к круглой площадке, где охотники в красных костюмах с охотничьими рогами в окружении собак и егерей представляли собой зрелище, достойное кисти Вандер-Мейлена [113], герцогиня де Шолье, прекрасно державшаяся в седле, несмотря на свою полноту, приблизилась к Модесте, находя, что приличия не позволяют ей дуться на эту девушку, которой накануне она не сказала ни единого слова.

В то время как обер-егермейстер говорил свой последний комплимент дамам по поводу их баснословной пунктуальности, Элеонора соблаговолила заметить хлыст, сверкавший в руке Модесты, и любезно попросила позволения рассмотреть его.

— Как мило! Необычайно тонкая работа, — сказала она и показала шедевр Диане де Мофриньез. — Вещь вполне достойна своей обладательницы, — заметила она, возвращая хлыст Модесте.

— Не правда ли, герцогиня, со стороны жениха это более чем странный подарок?.. — ответила Модеста де Лабасти, бросая на Лабриера нежный и лукавый взгляд, в котором влюбленный мог прочесть признание.

— Но, памятуя о Людовике Четырнадцатом, — сказала г-жа де Мофриньез, — я поняла бы это как подтверждение моих прав.

У Лабриера навернулись слезы на глаза, он выпустил поводья и чуть не упал с коня, но еще один взгляд Модесты вернул ему силы, — она приказала взглядом не выдавать своего счастья.

Все тронулись в путь.

Герцог д'Эрувиль сказал вполголоса молодому докладчику счетной палаты:

— Надеюсь, сударь, вы сделаете счастливой свою супругу. Если я могу быть вам чем-нибудь полезным, располагайте мной: мне хотелось бы содействовать счастью такой прелестной пары.

Этот великий день, в который решались столь важные сердечные и денежные дела, интересовал обер-егермейстера лишь с одной стороны: он думал о том, переплывет ли олень через пруд и удастся ли затравить его на лужайке перед замком; охотники, вроде князя де Кадиньяна, похожи на шахматистов, которые могут предсказать, что дадут мат на определенной клетке шахматной доски. Избалованному удачей старику повезло, как всегда. Охота прошла великолепно, а на третий день дамы избавили обер-егермейстера от своего общества, так как пошел дождь.

Гости герцога де Верней пробыли в Розамбре пять дней. Перед их отъездом в «Газетт де Франс» появилась заметка о назначении барона де Каналиса командором ордена Почетного легиона и послом в Карлсруэ.

В начале декабря, когда графиня де Лабасти, оперированная Депленом, получила наконец возможность увидеть Эрнеста де Лабриера, она крепко пожала Модесте руку и шепнула ей на ухо:

— Я сама выбрала бы такого, как он.

К концу февраля все купчие на земли были подписаны добрейшим Латурнелем, уполномоченным г-на Миньона в Провансе. В то же время семейство де Лабасти добилось от короля выдающейся чести: собственноручной его подписи на брачном контракте и разрешения передать титул и герб де Лабасти Эрнесту де Лабриеру, который получил право именоваться впредь виконтом де Лабасти-Лабриер. Поместье Лабасти, обращенное в майорат королевской грамотой, вступившей в силу в конце апреля, приносит более ста тысяч франков годового дохода. На свадьбе свидетелями со стороны Лабриера были Каналис и министр, у которого Эрнест служил пять лет личным секретарем, свидетелями же со стороны невесты — герцог д'Эрувиль и Деплен; к последнему Миньоны навсегда сохранили глубокую благодарность, многократно ими доказанную.

Быть может, на страницах этой длинной повести нравов читатель еще встретит супругов де Лабриер-Лабасти. Знатоки увидят тогда, как легки и приятны супружеские узы в браке с образованной и умной женщиной, ибо Модеста, согласно своему обещанию, сумела избежать смешных сторон педантизма и составляет до сих пор гордость и счастье мужа, а также всей своей семьи и близких ей людей.

Париж, март — июль 1844.