Поиски Абсолюта - де Бальзак Оноре. Страница 37

— Ах, вот как! — сказал Лемюлькинье, с восхищением смотря на хозяина.

— Ведь эта комбинация подвергается воздействию вольтова столба, а оно может не прекращаться!.. — немного погодя продолжал Валтасар.

— Если вам, барин, угодно, я еще усилю его…

— Нет, нет, нужно его оставить таким, как оно есть. Покой и время условия, существенные для кристаллизации!..

— Черт возьми! Приходится дать ей время, этой кристаллизации, воскликнул лакей.

— Если температура понизится, сернистый углерод кристаллизуется, сказал Валтасар, сопровождая невнятными, отрывистыми словами размышление, которое в уме его складывалось в убедительной и ясной форме, — но если действие вольтова столба будет происходить при каких-то неизвестных мне условиях… нужно бы наблюсти… это возможно… Но о чем же я думаю? О химии нечего говорить, друг мой, едем в Бретань ведать окладными сборами…

Клаас стремительно покинул лабораторию и сошел вниз, к последнему семейному завтраку, на который были приглашены Пьеркен и де Солис. Валтасар спешил кончить со своей научной агонией, он простился с детьми вместе с дядей сел в экипаж; вся семья провожала его до порога. Когда Маргарита горестно обняла отца и он шепнул ей на ухо: «Ты добрая дочь, никогда не стану на тебя сердиться!» — она пробежала через двор, скрылась в зале, пала на колени там, где умерла ее мать, и вознесла богу зрячую молитву, прося сил для выполнения суровых трудов в новой своей жизни. Когда вернулись сестра и брат, Эммануил и Пьеркен, проводив взглядом коляску, пока на не скрылась из глаз, сердце Маргариты уже подкрепил некий внутренний голос, в котором ей послышалось одобрение ангелов и благодарность матери.

— Что же вы теперь будете делать? — сказал ей Тьеркен.

— Спасать семью, — ответила она просто. — У нас есть около тысячи трехсот десятин в Вэньи. Я намереваюсь их расчистить, разделить на три фермы, возвести необходимые для хозяйства постройки, отдать в аренду и, думаю, что через несколько лет, при большой бережливости и терпении, у каждого из нас, сказала она, показывая на сестру и брата, — будет по ферме в четыреста с лишним десятин, которая со временем будет давать до пятнадцати тысяч франков дохода. На долю брата Габриэля остается дом и бумаги государственного казначейства. Со временем мы вернем отцу его состояние чистым от обязательств, потребив наши доходы на погашение его долгов.

— Дорогая кузина, — сказал нотариус, изумленный ее деловитостью и трезвым рассудком, — ведь вам нужно более двухсот тысяч франков, чтобы расчистить землю, построить фермы и купить скот… Где достанете вы такую сумму?

— Здесь начинаются затруднения, — сказала она, поглядывая то на нотариуса, то на г-на де Солиса, — у дедушки просить я не смею, он уже внес залог за отца!

— У вас есть друзья! — воскликнул Пьеркен, вдруг осознав, что обе барышни Клаас были как-никак невестами, по меньшей мере на пятьсот тысяч франков каждая.

Эммануил де Солис умиленно посмотрел на Маргариту, а Пьеркен при всем своем энтузиазме, к несчастью для себя, остался нотариусом и продолжал так:

— Вот, я предлагаю вам эти двести тысяч франков!

Эммануил и Маргарита, молчаливо советуясь, обменялись взглядом, от которого все стало ясно Пьеркену. Фелиция залилась румянцем — она была счастлива, что ее Пьеркен оказался таким великодушным, как ей хотелось. Она взглянула на сестру, которая сразу догадалась, что за время ее отсутствия бедняжка поддалась на банальные ухаживания Пьеркена.

— Я возьму с вас только пять процентов, — сказал он. — Вернете, когда захотите, дадите мне закладную на вашу землю; но будьте покойны, вам придется только оплатить издержки по составлению договоров, я сам отыщу вам хороших арендаторов и все дела буду вести бесплатно, чтобы помочь вам как добрый родственник.

Эммануил подал знак Маргарите, чтобы она отказалась; но та слишком внимательно следила за малейшей сменой выражений на лице сестры, чтобы заметить его знак. Помолчав, она иронически посмотрела на нотариуса и сама, к великой радости де Солиса, сказала:

— Вы очень добрый родственник, другого от вас я и не ждала; но пять процентов замедлят наше избавление, я подожду совершеннолетия брата, тогда продадим его ренту.

Пьеркен закусил губу; Эммануил тихо улыбнулся.

— Фелиция, дорогая, проводи Жана в коллеж, — сказала Маргарита, показывая на брата. — С тобой пойдет Марта. А ты, Жан, ангел мой, будь умницей, не рви платья, мы не настолько богаты, чтобы шить новое так часто, как делали это до сих пор. Ну, иди, малыш, учись хорошенько.

Фелиция с братом ушли.

— Вы оба, конечно, навещали отца, когда меня не было? — обратилась Маргарита к Пьеркену и де Солису. — Благодарю вас за эти знаки дружбы. Надеюсь, не откажете вы в них и нам, двум бедным девушкам, нуждающимся в совете. Но условимся заранее… Когда я буду жить здесь, в городе, мы с величайшей радостью готовы принимать вас у себя; когда же Фелиция будет оставаться одна с Жозетой и Мартой, она, само собой разумеется, не должна никого видеть, будь то старый друг или преданнейший родственник. Мы очутились в таких обстоятельствах, что должны держать себя безупречно строго. Итак, мы обречены на долгий труд и уединение.

Некоторое время царило молчание. Эммануил, погруженный в созерцание лица Маргариты, точно онемел. Пьеркен не знал, что сказать. Нотариус распростился с Маргаритой, кляня в душе самого себя; он понял, что Маргарита любит Эммануила и что он, Пьеркен, вел себя сейчас, как дурак.

— Эх, Пьеркен, друг мой, — сам к себе обратился он с речью на улице. Кто скажет, что ты порядочная скотина, тот будет прав. Ну, не глуп ли я! У меня двести тысяч ливров ренты помимо моей конторы, не считая еще наследства от дядюшки Дэраке, у которого я единственный наследник, так что он удвоит мне состояние рано или поздно (впрочем, смерти я ему не желаю, ведь он бережлив!), а я так опозорился, потребовав от Маргариты Клаас процентов. Уверен, что они вдвоем смеются теперь надо мною. Нечего мне больше думать о Маргарите! Нет! В конце концов Фелиция кроткое и доброе существо и, право, больше мне подходит. У Маргариты железный характер, она захотела бы повелевать мною и повелевала бы! Ну, проявим великодушие, не будем же до такой степени нотариусом, разве уж так трудно мне сбросить с себя эту сбрую. Тысяча чер… нильниц! Буду любить Фелицию и на том стоять!.. У нее будет ферма в четыреста тридцать десятин, которая в свое время даст пятнадцать двадцать тысяч ливров дохода, ведь земля в Вэньи неплоха. Вот умрет мой дядя Дэраке, бедняжка, — тогда продаю свою контору и становлюсь господином с пять-ю-де-сять-ю ты-сяч-а-ми лив-ров рен-ты. Жена моя — Клаас, я породнюсь со знатными домами. Черт возьми! посмотрим, откажутся ли все эти Куртвили, Магалены, Савароны де Саварусы посетить Пьеркен-Клааса-Молина-Ноуро! Стану в Дуэ мэром, получу крест, могу быть депутатом, всего достигну… Вот так! Пьеркен, друг мой, на этом и стой, глупостей больше делать не будем, тем более что, честное слово, Фелиция… мадмуазель Фелиция Ван-Клаас любит тебя.

Когда влюбленные остались одни, Эммануил протянул руку Маргарите; девушка не могла удержаться и подала ему свою. Не сговариваясь, они сразу встали и направились к своей скамейке в саду, но, проходя по залу, Эммануил не вытерпел и голосом, дрожащим от радостного волнения, сказал Маргарите:

— У меня есть для вас триста тысяч франков!..

— Как, — воскликнула она, — бедная моя маменька передала вам еще?.. Нет… Так что же?

— О моя Маргарита, все, что мне принадлежит, — ваше! Разве не вы первая произнесли «мы»?

— Дорогой Эммануил! — сказала она, сжимая его, руку, которую все еще держала в своей, и, вместо того, чтобы итти в сад, бросилась в кресло.

— Не меня, а вас нужно благодарить, — сказал он с любовью в голосе, за то, что вы соглашаетесь принять.

— Эта минута, дорогой мой возлюбленный, — сказала она, — способна изгладить много горя, она приближает нас к счастливому будущему. Да, я принимаю твое богатство, — продолжала она, и по губам ее порхала ангельская улыбка, — я знаю, как сделать, чтобы оно стало моим.