Урсула Мируэ - де Бальзак Оноре. Страница 15

— Она спит! — сказал Миноре, внимательно осмотрев женщину, принадлежавшую, как ему показалась, к низкому сословию.

— Ее тело сейчас как бы не существует, — ответил последователь Сведенборга. — Невежды принимают это состояние за сон. Но с ее помощью вы убедитесь, что есть мир невещественный, и в этом мире дух не признает над собой власти материи. Я отправлю ее туда, куда вы пожелаете. Она расскажет вам, что происходит в любой точке земного шара, безразлично — в двадцати лье отсюда или в Китае.

— Отправьте ее для начала ко мне домой, в Немур, — попросил Миноре.

— Все будет происходить без моего участия, — отвечал загадочный незнакомец. — Дайте мне руку, и вы станете одновременно действующим лицом и зрителем, следствием и причиной.

Миноре протянул незнакомцу руку, и тот взял ее; мгновение он держал ее в своей руке, как бы сосредоточиваясь; другой рукой он схватил за руку женщину и знаком показал старому скептику, что ему следует сесть подле этой пророчицы без треножника. По безмятежному лицу ясновидицы пробежала легкая дрожь, когда последователь Сведенборга вложил руку доктора в ее руку, однако, как ни чудесны оказались последствия этого жеста, все происходило крайне просто.

— Повинуйтесь этому господину, — сказал незнакомец, возложив руку на голову женщины, которая, казалось, черпала у него свет и жизнь, — и помните: все, что вы сделаете для него, доставит удовольствие мне. Теперь вы можете говорить с ней, — сказал он Миноре.

— Ступайте в Немур, на улицу Буржуа, ко мне домой, — сказал доктор.

— Не торопите ее, не отнимайте у нее руки, пока не убедитесь, что она прибыла на место, — сказал Бувар своему старому другу.

— Я вижу реку, — слабым голосом произнесла женщина; хотя глаза ее были закрыты, она, казалось, с величайшим вниманием вглядывалась в самое себя. — Я вижу красивый сад...

— Почему вы начинаете с реки и сада?

— Потому что они там.

— Кто?

— Юная особа и кормилица, о которых вы думаете.

— Как выглядит сад?

— Если подняться по маленькой лесенке с берега реки, справа видна длинная кирпичная галерея, там внутри стоят книги, а в конце — каморочница [109], разукрашенная деревянными колокольчиками и пасхальными яичками. Слева — стена, увитая зеленью: диким виноградом, виргинским жасмином. В центре — небольшие солнечные часы. Кругом много горшков с цветами. Ваша воспитанница рассматривает цветы, показывает их кормилице, делает в земле ямки и бросает туда семена... Кормилица подметает дорожки... Хотя эта девушка чиста, как ангел, в ее груди дремлет росток любви, нежный, как утренняя дымка.

— К кому? — спросил доктор, поскольку все предшествующее вполне мог рассказать человек, не имеющий ничего общего с сомнамбулами; доктор по-прежнему считал, что имеет дело с мошенниками.

— Вы об этом ничего не знаете, хотя недавно, когда она стала взрослой, очень тревожились, — сказала спящая с улыбкой. — Сердце ее пробудилось вслед за естеством...

— И это говорит женщина из простонародья? — вскричал старый доктор.

— В этом состоянии все они изъясняются отменно чисто, — ответил Бувар.

— Но в кого же влюблена Урсула?

— Урсула не знает, что влюблена, — женщина легонько покачала головой, — она слишком целомудренна, чтобы испытывать желание или что-либо подобное, но она занята своим избранником, она думает о нем и упрекает себя за это, но сколько ни гонит эти мысли, они возвращаются вновь и вновь... Она сидит за фортепьяно...

— Но кто же он?

— Сын дамы, живущей напротив..

— Госпожи де Портандюэр?

— Вы говорите Портандюэр, — повторила сомнамбула, — пусть будет так. Но не тревожьтесь, он теперь в отъезде.

— Они говорили друг с другом? — спросил доктор.

— Ни разу. Они смотрели друг на друга. Он ее очаровал. Он в самом деле хорош собой, у него доброе сердце. Она видела его из окна, потом они виделись в церкви; но юноша уже забыл о ней.

— Как его зовут?

— О, чтобы сказать вам имя, я должна его прочесть или услышать. Его зовут Савиньен, она только что произнесла его имя; ей кажется, что оно звучит восхитительно; она уже нашла в календаре день его ангела и поставила рядом маленькую точку красными чернилами... — ребячество! Она будет любить по-настоящему, и любовь ее будет столь же чиста, сколь и сильна; такая девушка, если полюбит, то на всю жизнь; любовь переполнит ее душу и проникнет так глубоко, что не оставит места для других чувств

— Откуда вы это знаете?

— Я прочла это в ее сердце. Она умеет переносить страдания; это неудивительно: ведь ее отец и мать много страдали!

Последняя фраза ошеломила доктора, который до сих пор был скорее удивлен, нежели поколеблен в своих убеждениях. Нелишне будет отметить, что после каждой фразы женщина замолкала минут на десять — пятнадцать, все сильнее и сильнее напрягая внимание. Можно было увидеть, как она видит! Лицо ее менялось причудливым образом: оно выражало внутреннюю сосредоточенность, черты его то светлели, то содрогались под действием силы, которую Миноре прежде встречал лишь у умирающих, обретавших в последние мгновения жизни дар пророчества. Несколько раз сомнамбула повторила жесты Урсулы.

— Расспросите ее, расспросите, — сказал таинственный незнакомец доктору, — вы увидите, что она знает тайны, которых вы никому не раскрывали.

— Любит меня Урсула? — спросил доктор.

— Почти так же сильно, как Господа, — отвечала ясновидица с улыбкой. — Поэтому ее так огорчает ваше безбожие. Вы не верите в Бога — но разве это мешает ему существовать! Слово его владычествует во вселенной! Ваше неверие — единственное, что омрачает жизнь бедной девочки. Послушайте! она принялась за гаммы; она хочет играть еще лучше, она недовольна собой. Вот что она думает: «Как бы мне хотелось иметь красивый голос и научиться хорошо петь; тогда в следующий свой приезд домой он обязательно услышал бы мое пение».

Доктор Миноре вынул лист бумаги и записал точное время.

— Можете вы мне сказать, какие семена она посеяла?

— Резеду, душистый горошек, бальзамин...

— А в последний горшок?

— Живокость.

— Где хранятся мои деньги?

— У вашего нотариуса, но вы регулярно вкладываете доходы в казну, чтобы не лишиться процентов.

— Верно; но где я храню деньги на текущие расходы у себя в Немуре?

— В большой книге в красном переплете; на ней написано «Пандекты Юстиниана»; деньги лежат во втором томе, между последней и предпоследней страницами; книга стоит над застекленным буфетом, там целая полка таких фолиантов. Нужный том находится с краю, около двери в гостиную. Смотрите-ка: третий том стоит перед вторым. Только это не серебро, это...

— Тысячефранковые банковские билеты? — спросил доктор.

— Я плохо вижу, они сложены. Нет, там два билета по пятьсот франков.

— Вы их видите?

— Да.

— Как они выглядят?

— Один очень старый, пожелтевший, другой беленький, почти совсем новый.

Конец беседы сразил Миноре. Он тупо уставился на Бувара, но Бувар и последователь Сведенборга, привыкшие к изумлению маловеров, беседовали вполголоса, не выказывая ни удивления, ни интереса; Миноре попросил у них позволения удалиться и вернуться после обеда. Противник Месмерова учения хотел отдохнуть, оправиться от глубочайшего ужаса, прежде чем снова ощутить на себе действие этой великой силы и подвергнуть ее окончательному испытанию, задав ясновидице такие вопросы, ответы на которые рассеяли бы его последние сомнения.

— Приходите в девять вечера, — сказал незнакомец, — я вернусь сюда ради вас.

Доктор Миноре был настолько потрясен, что вышел не попрощавшись; за ним последовал Бувар, крича вдогонку: «Ну что? Ну что?»

— Мне кажется, что я схожу с ума, — ответил Миноре, остановившись у ворот. — Если эта колдунья говорит правду об Урсуле, а того, что она мне открыла, не знает в целом свете никто, кроме Урсулы, тогда, выходит, ты прав. Мне хотелось бы на крыльях перелететь в Немур, чтобы проверить, правдив ли ее рассказ. Но я найму карету и уеду в десять вечера. О! я теряю голову.

вернуться

109

Каморочница — смысл этого слова разъяснен в «Истории тринадцати»: «Такое весьма знаменательное название парижане дали домам, составленным из построек, первоначально ничем не связанных между собой. <...> Каморочницы среди парижской архитектуры — то же, что содом в закоулке какой-нибудь квартиры, настоящий хаос, где нагроможден в беспорядке самый разнообразный хлам» (Бальзак /15. Т.7. С.88).