Чиновники - де Бальзак Оноре. Страница 28

Бисиу. Ну да, в Тироле, или в баскских провинциях, или в Южной Америке. Вам следовало бы к этому предсказанию еще подобрать мотивчик для кларнета.

Годар (пожимая плечами, направляется к двери). Какой вздор!

Кольвиль. Вздор! Вздор! Я бы очень хотел, чтобы вы потрудились хоть изучить, что такое фатализм — он был религией императора Наполеона!

Годар (уязвленный тоном Кольвиля). Господин Кольвиль! Бонапарт может быть императором для историков, но не для чиновников.

Бисиу (улыбаясь). Разгадайте-ка эту анаграмму, друг мой! Впрочем, что касается анаграмм, я им всем предпочитаю вашу супругу, ее легче всего разгадать. (Вполголоса.) Флавии следовало бы воспользоваться этими минутами междуцарствия и сделать вас правителем канцелярии хотя бы для того, чтобы избавить от выходок Годара.

Дюток (он на стороне Годара). Если бы все это не было так глупо, сударь, вы бы места лишились; ведь вы предсказываете события, которые королю едва ли могут быть приятны; всякий честный роялист должен понимать, что с его величества хватит и двух поездок за границу.

Кольвиль. Если меня уволят, вашему министру крепко достанется от Франсуа Келлера. (Глубокое молчание.) Имейте в виду, уважаемый Дюток, что все известные анаграммы сбывались. А возьмем хотя бы вас самих! Знаете что — никогда не женитесь! Берусь так составить анаграмму из вашего имени и фамилии, что в ней будет слово «рогат».

Бисиу. Да еще найдутся буквы для слова «скот».

Дюток (спокойно). У меня-то рога покамест только в анаграмме, а не в жизни.

Помье (вполголоса к Деруа). Вот Кольвиль и скушал!

Дюток (Кольвилю). А вы составляете анаграмму на Ксавье Рабурдена, правителя канцелярии?

Кольвиль. Еще бы!

Бисиу (чиня перо). И что же получается?

Кольвиль. Получается вот что: сначала «предан канцелярии...» Понимаете? «р-д-п-к», — а в конце «иная цель», то есть, начав с административной деятельности, он затем ее бросит и сделает карьеру в другом месте. (Повторяет.) «Предан канцелярии...», но потом у него «иная цель».

Дюток. Довольно странно.

Бисиу. А Изидор Бодуайе?

Кольвиль (таинственно). Никому, кроме Тюилье, не хотел бы я открыть, что я там обнаружил.

Бисиу. Держу пари на завтрак, что я сам скажу.

Кольвиль. Готов заплатить, если вы скажете.

Бисиу. Значит, вы меня угощаете; но не горюйте, такие мастера, как мы с вами, позабавятся на славу. Итак, из слов «я — господин Бодуайе» извлекается «гуся бей...».

Кольвиль (поражен). Вы это у меня украли!

Бисиу (торжественно). Господин де Кольвиль, окажите мне честь и поверьте, что у меня хватит ума на любую глупость, незачем мне красть их у ближнего.

Бодуайе (входит, держа в руках папку). Вы, господа, судачили бы еще громче! Нечего сказать, хорошая слава пойдет о нашей канцелярии. Наш уважаемый господин Клержо оказал мне честь и лично явился ко мне получить кое-какие справки — и вот он слышал все ваши разговоры. (Проходит к Годару.)

Бисиу (вполголоса). Гусь что-то очень кроток нынче, в воздухе пахнет переменами.

Дюток (к Бисиу). Я хочу вам сказать словечко.

Бисиу (ощупывая жилет Дютока). У вас приятный жилет... Вы приобрели его почти даром — не это ли вы хотели сказать?

Дюток. Как — даром? Ни за одну вещь я еще не платил так дорого! Шесть франков за локоть в большом магазине на улице Мира, отличная матовая ткань, очень хороша для глубокого траура.

Бисиу. В гравюрах вы знаток, а об этикете понятия не имеете. Нельзя, конечно, все объять. Так вот — при глубоком трауре носить шелк не принято. Поэтому я ношу только шерсть. Господин Рабурден, господин Клержо, министр — носят только шерсть. Все Сен-Жерменское предместье — только шерсть. Один Минар не носит шерсти, но он боится, как бы его не назвали Шерстоносом — ведь буколическая поэзия так называет барана; вот почему он даже отменил для себя траур по Людовику Восемнадцатому, а это был, как известно, великий законодатель, автор хартии и умный человек, король, который удерживает за собой место в истории, как он удержал его на престоле, как он удерживал его повсюду; ибо знаете ли вы его самое замечательнейшее деяние? Нет? Так вот! Когда он вторично вернулся во Францию и принимал у себя всех союзных государей, он прошел впереди всех и сел первый за обеденный стол.

Помье (глядя на Дютока). Однако я не вижу...

Дюток (глядя на Помье). И я тоже.

Бисиу. Не понимаете? Ну, он хотел показать, что не считает себя хозяином. Сколько в этом остроумия, величия и лапидарной выразительности! А государи, как и вы, ничего не поняли, даже когда стали совещаться. Правда, почти все были иностранцы...

(Во время этого разговора Бодуайе стоит возле камина в кабинете своего помощника и беседует с ним вполголоса.)

Бодуайе. Да, этот достойнейший человек умирает. Там оба министра, чтобы присутствовать при его последнем вздохе; моего тестя только что известили... Хотите оказать мне большое одолжение? Наймите кабриолет и поезжайте предупредить мою жену; господин Сайяр не может отойти от кассы, а я не решаюсь оставить канцелярию. Будьте в распоряжении госпожи Бодуайе, у нее, кажется, есть свои планы, и, может быть, она захочет тут же предпринять некоторые шаги...

(Оба чиновника выходят из кабинета.)

Годар. Господин Бисиу, я уезжаю на весь день, прошу вас заменить меня.

Бодуайе (к Бисиу, с простодушным видом). Если вам нужен будет совет, обращайтесь ко мне.

Бисиу. Ну, значит, ла Биллардиер действительно приказал долго жить.

Дюток (на ухо Бисиу). Пойдемте, проводите меня.

(Бисиу и Дюток выходят в коридор и смотрят друг на друга, как два авгура.)

Дюток (на ухо Бисиу). Слушайте! Сейчас самое подходящее время... давайте сговоримся, как нам получить повышение. Что, если вам сделаться правителем канцелярии, а мне — вашим помощником?

Бисиу (пожимает плечами). Полноте, что за шутки!

Дюток. Если назначат Бодуайе, Рабурден ни за что не останется, он подаст в отставку. А ведь, между нами, Бодуайе — такая бездарность, что если вы с дю Брюэлем не захотите помогать ему, его через два месяца выгонят. И тогда для нас откроются целых три местечка, на выбор!

Бисиу. И эти три местечка преспокойно уплывут у нас из рук, их отдадут каким-нибудь пузанам, лакеям, шпионам, ставленникам Конгрегации, какому-нибудь Кольвилю, жена которого кончила тем, чем обычно кончают хорошенькие женщины, — ударилась в благочестие.

Дюток. Все от вас зависит, милейший! Хотя бы раз в жизни употребите свой ум с толком. (Смолкает, словно желая проверить, какое впечатление его слова произведут на Бисиу.) Давайте играть вместе и — в открытую!

Бисиу (бесстрастно). Покажите ваши карты!

Дюток. Я лично хочу только быть помощником; я себя знаю, у меня нет ваших данных — куда уж мне лезть в правители канцелярии! Дю Брюэль может стать начальником отделения, вы — правителем канцелярии; когда он набьет карман, то уступит вам свое место. А я, у вас под крылышком, как-нибудь полегоньку дотяну до отставки.

Бисиу. Хитрец! Но как вы осуществите ваш план? Ведь надо будет оказать давление на министра, вышвырнуть способного чиновника! Между нами, ведь Рабурден — единственный толковый человек во всем отделении, а может быть, и во всем министерстве. И вопрос идет о том, чтобы на его место посадить глупость в квадрате, тупость в кубе, то есть делокоптителя Бодуайе.