Шуаны, или Бретань в 1799 году - де Бальзак Оноре. Страница 30
— Замок этот разрушила война, — сказал он с легкой грустью, — так же как вы разрушили воздушный замок моей мечты о нашем счастье.
— Как так? — в изумлении спросила она.
— А разве вы действительно «молодая, благородная и умная женщина»? — иронически спросил он, повторяя слова, которые она так кокетливо произнесла, беседуя с ним на дороге.
— Кто вам сказал, что это неправда?
— Друзья, люди, вполне заслуживающие доверия, которые заботятся о моей безопасности и охраняют меня от предательства.
— От предательства? — переспросила она с насмешливой улыбкой. — Разве Алансон и командир Юло уже так далеко отсюда? У вас плохая память! Опасный недостаток для главы политической партии! Но если друзья так властно господствуют над вашим сердцем, — добавила она с редкостной дерзостью, — любите ваших друзей. Ничто не может сравниться с радостями дружбы. Прощайте! Ни я, ни солдаты Республики не войдем сюда.
В порыве уязвленной гордости и презрения она бросилась к воротам, и весь ее облик дышал таким благородством и таким отчаянием, что мысли маркиза изменились; да и так трудно было ему отказаться от своих желаний, что он вновь стал неосторожным и легковерным. Ведь и он уже любил ее! Обоим влюбленным не хотелось поссориться.
— Добавьте только одно слово, и я вам поверю, — сказал он умоляющим тоном.
— Одно слово? — иронически повторила она сквозь зубы. — Слово?.. Нет. Ни единого жеста.
— Ну, хоть побраните меня, — просил он, пытаясь взять ее за руку, но девушка отняла у него руку, — если только вы осмелитесь сердиться на вождя мятежников за то, что теперь он стал настолько же недоверчивым и мрачным, насколько был недавно веселым и доверчивым...
Мари посмотрела на него без гнева, и он добавил:
— Вы знаете мою тайну, а я вашей тайны не знаю.
При этих словах алебастровое чело девушки как будто потемнело. Она строго посмотрела на Монторана и ответила:
— Мою тайну?.. Никогда!
В любви каждое слово, каждый взгляд исполнены особого красноречия, но мадмуазель де Верней не выразила своим ответом ничего определенного, и, как ни был догадлив Монторан, он не мог раскрыть тайный смысл этих слов, хотя волнение, звучавшее в голосе девушки, живо затронуло его любопытство.
— Странная у вас манера рассеивать подозрения! — воскликнул он.
— А у вас еще остались какие-то подозрения? — спросила она, смерив его взглядом, словно говорила: «Разве у вас есть какие-то права на меня?»
— Мадмуазель, — ответил он покорно, но с твердостью, — ваша власть над республиканскими войсками, этот конвой...
— Ах, вы кстати напомнили мне! Скажите, мой конвой и я сама, — ну, словом, ваши защитники, — промолвила она с иронией, — мы будем здесь в безопасности?
— Да, даю в этом честное слово дворянина! Кто бы вы ни были, мадмуазель, вам и вашим людям нечего бояться в моем доме.
В этом торжественном обещании звучало такое искреннее благородство, что мадмуазель де Верней совершенно успокоилось за судьбу республиканцев. Она хотела что-то сказать, но промолчала, так как в эту минуту подошла г-жа дю Га. Эта женщина слышала или угадала часть разговора влюбленных и почувствовала немалую тревогу, поняв, что между ними уже нет никакой враждебности. Заметив г-жу дю Га, маркиз предложил мадмуазель де Верней руку и быстро повел ее к дому, словно хотел избавиться от назойливого преследования.
«Я им мешаю», — сказала про себя г-жа дю Га, не двигаясь с места.
Она видела, что примирившиеся влюбленные направились к крыльцу и, как только отошли от нее подальше, остановились поговорить.
— Да, да, я мешаю им, — повторила она. — Но очень скоро эта тварь больше не станет мешать мне. Клянусь, что пруд будет ей могилой! Я сама сдержу твое «слово дворянина». Разве она не будет в безопасности, когда очутится под водой?
Она пристально всматривалась в спокойную зеркальную гладь маленького озера, блестевшую направо от замка, как вдруг услышала шорох в колючем прибрежном кустарнике и при свете луны увидела неуклюжую фигуру Крадись-по-Земле, появившуюся из-за ствола старой вербы. Надо было хорошо знать шуана, чтобы различить его в скопище голых узловатых стволов, — его фигура сливалась с ними. Г-жа дю Га опасливо посмотрела вокруг и увидела, что кучер ведет лошадей в конюшню, находившуюся в правом крыле замка, обращенном к тому берегу, где спрятался Крадись-по-Земле, а Франсина направляется к влюбленным, забывшим в эту минуту весь мир. Тогда г-жа дю Га подошла к берегу и приложила палец к губам, требуя этим знаком полного молчания, а затем шуан скорее угадал, чем услышал, следующие слова:
— Сколько вас здесь?
— Восемьдесят семь.
— А их только шестьдесят пять. Я сосчитала.
— Ладно, — ответил со свирепым удовлетворением дикарь. Он внимательно следил за каждым движением Франсины и мгновенно скрылся за стволом вербы, как только увидел, что девушка обернулась и взглядом ищет г-жу дю Га, за которой она не переставала наблюдать, инстинктивно чувствуя в ней врага.
На парадном крыльце появилось семь-восемь человек, которых, видимо, привлек шум экипажа, и послышались возгласы:
— Приехал Молодец! Молодец приехал! Вот он!..
На эти возгласы выбежали еще люди, и разговор влюбленных прервался. Маркиз де Монторан быстро подошел к собравшимся на крыльце дворянам, властным жестом велел всем замолчать и указал на аллею, в конце которой уже шагали республиканские солдаты. Увидев столь знакомые синие мундиры с красными отворотами и блестящие штыки, удивленные заговорщики воскликнули:
— Вы, значит, явились для того, чтобы предать нас?
— Тогда я не стал бы предупреждать вас об опасности, — с горькой улыбкой ответил маркиз. — Синие, — продолжал он после краткого молчания, — конвоируют вот эту молодую даму; ее великодушие почти чудом спасло нас сегодня, когда мы чуть не погибли в алансонской гостинице. Мы потом расскажем вам об этом приключении. Дама и ее конвой находятся здесь, по моему обещанию, в безопасности, и мы должны принять их, как друзей.
Госпожа дю Га и Франсина подошли к крыльцу; маркиз галантно предложил мадмуазель де Верней руку, дворяне расступились и, пропуская их, старались увидеть лицо незнакомки, ибо г-жа дю Га уже сумела разжечь их любопытство, подав им украдкой несколько красноречивых знаков. В первой комнате мадмуазель де Верней увидела большой, прекрасно сервированный стол человек на двадцать гостей. Столовая сообщалась с просторной залой, где вскоре все собрались. Обе комнаты убранством своим вполне соответствовали той картине разрушения, какую замок представлял снаружи. Панели из полированного орехового дерева, но грубой топорной работы, разбухли, разошлись и, казалось, вот-вот отвалятся от стен. Мрачный их цвет усиливал унылый характер высоких покоев без зеркал и занавесей, а скудная и ветхая старинная мебель была под стать всему развалившемуся строению. Мари заметила планы и географические карты, развернутые на большом столе, а в углах комнаты грудами лежали сабли и карабины. Все здесь свидетельствовало о каком-то важном совещании предводителей шуанов и вандейцев. Маркиз подвел мадмуазель де Верней к огромному, источенному червями креслу, стоявшему у камина. Франсина встала позади своей госпожи, прислонившись к спинке этого кресла.
— Разрешите мне на минутку заняться обязанностями хозяина, — сказал маркиз и, отойдя от дам, присоединился к гостям, разбившимся на группы.
Франсина увидела, как после нескольких слов Монторана предводители мятежников принялись торопливо прятать оружие, карты и все, что могло возбудить подозрение республиканских офицеров; некоторые сняли с себя широкие кожаные пояса с пистолетами и охотничьими ножами. Маркиз попросил всех соблюдать величайшую осторожность и вышел, сказав, что должен позаботиться о приеме неприятных гостей, которых послал ему случай. Мадмуазель де Верней спокойно грелась у камина, протянув ноги к огню, и, когда Монторан выходил, она даже не повернула головы, обманув этим ожидание собравшихся, ибо всем хотелось посмотреть на нее. Только одна Франсина заметила, как изменилось поведение гостей после ухода молодого вождя. Дворяне обступили г-жу дю Га, она о чем-то рассказывала им вполголоса, и все слушатели не раз поглядывали на обеих незнакомок.