Темная Башня - Кинг Стивен. Страница 23

— Эйк! — вновь тявкнул он.

Джейк уже восстановил дыхание.

— Хорошо. — Он огляделся. — Ладно. Но не так быстро.

— Тро, — откликнулся Ыш, и Джейк без труда отметил нотки осуждения в ответе Ыша.

Джейк двинулся дальше только потому, что выбора у него не было. Он шагал по поднимающейся вверх по склону заросшей тропе (по восприятию Ыша, они шли по прямой, проложенной на горизонтальной плоскости, с того самого момента, как лестница осталась позади), которая вела к прогалине или вырубке, обрамленной папоротниками и лианами, к безумному визгу мартышки и леденящему мошонку реву охотящегося льва. А в голове вновь и вновь звучала песня

(в деревне… в джунглях… тихо, мой милый, не шевелись, мой милый…)

и теперь он знал, что это за песня, знал даже название группы

(это же «Токенс» [33] с песней «Лев сегодня спит», покинувшей чарты, но не наши сердца)

которая исполняла ее, но какой фильм? Как назывался этот чертов фи…

Джейк добрался до вершины склона и края прогалины. Всмотрелся в ковер широких зеленых листьев и ярких пурпурных цветов (маленький зеленый червячок как раз забирался в сердцевину одного из них), и в тот самый момент в памяти всплыло название фильма, а по коже вдруг побежали мурашки, по всему телу, от шеи до пяток. Мгновением позже первый динозавр вышел из джунглей (громадных джунглей) и неспешно пересек прогалину.

Однажды, давным-давно

(пришла пора перекусить)

когда он был маленьким мальчиком

(черничный в чашки чай разлить)

наступил день, когда мать отправилась в Монреаль со своим арт-клубом, а отец — в Лас-Вегас на ежегодное представление осенних программ;

(и джем по-братски разделить)

случилось это, когда Баме было четыре…

Бама — так зовет его единственный человек,

(миссис Шоу, миссис Грета Шоу)

от которого он видит только добро. Она срезает корочки с его сандвичей, прикрепляет его рисунки, сделанные в детском саду, к холодильнику магнитами, которые выглядят, как маленькие пластиковые фрукты, называет Бама, и для него это особое имя

(для них)

потому что его отец, как-то в субботу, по пьяному делу, обучил его песенке: «Разливайся вширь и ввысь, к горизонту развернись, на тебя идет стена, Бамы Алая волна [34]!», и поэтому она зовет его Бама, это секретное имя, и только они знают, что оно означает, и больше не знает никто, и это все равно что иметь дом, войти в который можешь только ты, безопасный дом в страшном лесу, где все тени выглядят, как чудовища, великаны-людоеды и тигры.

(«Тигр, о тигр, светло горящий», [35] — поет ему мать, потому что полагает это стихотворение колыбельной, вместе с «Жужжала муха надо мной… когда умерла» [36]. От последней фразы Баму Чеймберза бьет дрожь, хотя матери он никогда ничего не говорит; иной раз он лежит в постели ночью, а случается, и днем, после обеда, и думает: «Я услышу, как жужжит муха, и это будет моя муха-смерть, мое сердце остановится, мой язык упадет в горло, как камень падает в колодец», — и это воспоминания, которые он отторгает от себя).

Это хорошо, иметь секретное имя, и когда он узнает, что мать собирается в Монреаль во имя искусства, а отец — в Вегас, помочь в презентации новых шоу телесети, он умоляет мать попросить миссис Шоу остаться с ним, и в конце концов мать сдается. Маленький Джейки знает, что миссис Шоу — не его мать, и не единожды миссис Грета Шоу сама говорила ему, что она — не его мать.

(«Я надеюсь, ты знаешь, что я — не твоя мать, Бама, — говорит она, ставя перед ним тарелку, а на тарелке — сандвич с ореховым маслом, беконом и бананом, а корочки срезаны так, как умеет их срезать только Грета Шоу, — потому что в мои обязанности это не входит».

И Джейки… только здесь он — Бама, он — Бама, когда они вдвоем… не может найти слов, чтобы сказать ей, что он это знает, знает, но хочет побыть с ней, пока не вернется настоящая мать или пока он не вырастет и муха-смерть перестанет его страшить).

И Джейки говорит: «Не волнуйся, я в порядке», — но он все равно рад, что миссис Шоу соглашается остаться и не придет та девица что оставалась с ним в прошлый раз в коротенькой юбке занимающаяся только своими волосами и помадой не обращающая на него ни малейшего внимания не знающая что в глубине своего сердца он — Бама, и господи до чего эта маленькая Дейзи Мэй

(именно так его отец называет всех сиделок)

глупа глупа глупа. Миссис Шоу не глупа. Миссис Шоу кормит его после возвращения из детского сада. Называет эту трапезу послеполуденным чаем или просто полдником, и не важно, что она ему предлагает, творог и фрукты, сандвич со срезанной корочкой, кусок торта, канапе, оставшиеся после вчерашней вечеринки, она всегда поет одну и ту же песенку, когда ставит перед ним еду: «Пришла пора перекусить, черничный в чашки чай разлить, и джем по-братски разделить».

В его комнате стоит телевизор, и каждый день, пока его родители в отъезде, он ест полдник, вернувшись из детского сада перед телевизором и смотрит смотрит смотрит его и слышит радио с кухни, всегда старые песни, всегда радиостанция WCBS, и иногда он слышит ее, слышит миссис Шоу, которая поет вместе с «Четырьмя сезонами» [37] Вандой Джексон [38] Ли «Йя-Йя» Дорси [39], случается представляет себе что его родители погибли в авиакатастрофе и она каким-то образом становится его матерью и называет его бедный малыш и бедный маленький сиротка и благодаря какой-то магической трансформации она любит его, а не просто заботится о нем, любит его любит его любит его точно так же как он любит ее, она — его мать (а может — его жена, ему не очень понятно, какая между ними разница), но она зовет его Бама вместо сладкий мой

(его настоящая мать)

или умник

(его отец)

и хотя он знает, что идея глупая, он обдумывает ее в постели забавы ради, полагая, что куда приятнее думать об этом, а не о мухе-смерти, которая прилетит и будет жужжать над его трупом, когда он умрет с языком, свалившимся в горло, как камень — в колодец. Во второй половине дня, когда он возвращается домой из детского сада (к тому времени он достаточно большой, чтобы знать, что детский сад — это ступень к начальной школе), он смотрит в своей комнате передачу «Фильм за миллион долларов». Передача «Фильм за миллион долларов» выделяется тем, что целую неделю, в одно и то же время, в четыре часа дня, по ней показывают один и тот же фильм. На неделе, предшествующей отъезду родителей, когда миссис Шоу стала оставаться на ночь, вместо того, чтобы уходить домой

(О, какое блаженство, миссис Грета Шоу отвергает Дискордию, можете сказать аминь)

музыка доносится с двух сторон каждый день, старые песни с кухни

(WCBS можете сказать Бог-бомба)

и из телевизора, где Джеймс Кэгни фланирует в котелке и поет о Харригане — Ха-А-двойное Эр-И, Харриган, это я! Опять же о том, каково быть настоящим живым племянником своего дяди Сэма.

А потом наступает следующая неделя, неделя, на которой его родители в отъезде, и показывают новый фильм, и впервые фильм пугает его до смерти. Называется он «Потерянный континент», главную роль в нем исполняет Сезар Ромеро [40], и когда Джейк увидит его снова (значительно повзрослевшим, в возрасте 10 лет), он удивится, просто не сможет понять, как мог испугаться такого глупого фильма. Потому что фильм этот об исследователях, которые теряются в джунглях, понимаете, и в этих джунглях живут динозавры, а в четыре года он не мог осознать, что динозавры эти — всего лишь гребаная МУЛЬТИПЛИКАЦИЯ, и ничем они не отличаются от Твити, Сильвестра, Моряка Папая и Олив Ойл. Первый динозавр, которого он видит, — трицератопс. Он ломится сквозь джунгли, и девушка-исследователь